Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны
Шрифт:
Оздоровительные кампании были еще одной попыткой хотя бы временно улучшить питание детей, а также вывезти их из городов с их повышенной антисанитарией, особенно в жаркие месяцы, когда риск заболевания диареей был наиболее высоким. В позднесталинский период они были главным инструментом поддержания здоровья детей. Каждый крупный город, часто под эгидой местных промышленных предприятий, организовывал такие кампании. После войны они обрели поистине массовый характер. Целью каждой такой кампании было хоть на несколько недель отправить всех детей от дошкольного до старшего подросткового возраста за город, чтобы те могли побыть на свежем воздухе и получить здоровое питание, причем акцент делали именно на последнем. Масштабы этих мероприятий, учитывая тяжелое состояние экономики страны того времени, были выдающимися во многих отношениях. Кампания 1947 г. охватила: около 30 тыс. детей Челябинска; 53 тыс. детей в Горьком, 37,6 тыс. в городах Горьковской области; 26 тыс. детей в Ярославле; 39 тыс. в Куйбышеве; как минимум 36 тыс. в Свердловске. Обычно дети оставались за городом три недели, в течение которых их обеспечивали высококалорийной диетой для увеличения веса (дети ясельного и дошкольного возраста иногда оставались в городе в детских лагерях на базе местных школ). Необходимо отметить, что эти кампании не носили характера чрезвычайных. Они были ежегодными и проводились на регулярной основе. На них рассчитывали многие города и области вплоть до начала и даже середины 1950-х гг. В целом практику проведения этих мероприятий можно признать успешной: почти все дети хоть чуть-чуть, но прибавляли
111
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 6335. Л. 473–483; Д. 76546. Л. 508–516; Оп. 49. Д. 8835. Л. 85–90 (Горьковская область); Оп. 47. Д. 6367. Л. 216–217 (Ярославль); Оп. 47. Д. 6363. Л. 68–69, 72; Оп. 49. Д. 3261. Л. 90, 93 (Челябинск); Оп. 47. Д. 4941. Л. 367, 369 об., 373 об.; Д. 6351. Л. 170 об. (Москва); Оп. 47. Д. 6358. Л. 128–129 (Свердловск); Оп. 49. Д. 3250. Л. 75 (Молотов); Оп. 52с. Д. 224. Л. 112–114 (Куйбышев); Ф. 9226. Оп. 1. Д. 798. Л. 146 об. – 152 об.; Д. 895. Л. 194 об., 197 об., 199 об., 203 (Горький).
Летние кампании имели успех, особенно в послевоенное время. У нас очень мало информации о них, применительно к военному периоду. Кажется, их начало в городах приходится на 1943–1944 гг. Например, кампания 1944 г. в Горьком помогла более 28 тыс. детей школьного возраста и 6775 детей из городских детских садов, что составило около трети всех детей данных возрастных групп. Места в детских лагерях распределяли в первую очередь среди детей, у которых хотя бы один родитель был на фронте. Кампании 1944 г. в Куйбышеве и Саратове также были крупномасштабными, хотя в Саратове она охватила лишь 17 % всех подходивших по критериям отбора детей (что составляло меньше половины от числа детей, охваченных подобной кампанией в Горьком). Во всех этих лагерях лишь некоторые, наиболее ослабленные, дети не набрали веса. Правда, мы не знаем, сохранялся ли и как долго вес у детей после их возвращения домой. Неизвестно также, насколько эти показатели сопоставимы с показателями в других городах [112] .
112
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2100. Л. 17 об. – 20 об., 22–23 об., 46–53, 99-100, 114–116.
В конечном счете, единственной «лечебной мерой», которая могла иметь зримый и продолжительный эффект, было общее увеличение поставок продовольствия. Для населения тыла в целом первые несколько месяцев 1944 г. были очень тяжелыми, в особенности на Урале. Более того, по мере освобождения Красной армией новых территорий, все большее число людей нуждалось в продуктах питания, и, следовательно, нагрузка на имевшиеся в Советском Союзе запасы продовольствия росла. Однако, как только Красная армия перешла границу СССР и начала продвижение по Восточной и Западной Европе, она могла сама обеспечивать себя продовольствием на местах, тем самым снижая зависимость от поставок провианта с собственных складов. К этому времени продукты, получаемые по ленд-лизу из США и в меньшей степени из Великобритании и Канады, уже шли на помощь не только армии, но и гражданскому населению [113] . Но конкретные данные, на основании которых можно было бы точно судить, как это повлияло на питание детей, редки. Например, нам известно, что к концу 1944 г. в Горьком в яслях наконец смогли лечить маленьких детей от недоедания тяжелой и средней степени. В детских больницах Кемеровской области также отмечалось улучшение положения с питанием. Этот процесс был, разумеется, неравномерным. Некоторые города добивались более заметных успехов, чем другие. Но в целом больницы и ясли фиксировали все меньшее число детей с острым недоеданием и все чаще могли вернуть таких детей к нормальному или почти нормальному весу [114] .
113
Включая количественные показатели влияния продовольственной помощи ленд-лиза на состояние питания, это описано в: Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. P. 324–329, 333–335.
114
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2104. Л. 37 (Горький); Д. 2122. Л. 15–16, 20–22, 37.
Окончание войны не привело к решению проблемы недоедания как у взрослых, так и у детей. С середины 1944 г. до конца 1946 г. снабжение продуктами улучшилось, но необходимо помнить, что урожай зерновых в 1945 г. составил лишь половину от объемов урожая 1940 г. – года крайних трудностей и нужды. А неурожай 1946 г. обрек страну на голод, но это был последний голодный год в советской истории. Большинство смертей во время голода 1946–1947 гг. было отмечено в его эпицентре – в Молдавии и Южной Украине, но сильное недоедание и связанная с ним смертность выросли и на всей территории РСФСР. Резко подскочила смертность от туберкулеза среди взрослых трудоспособного возраста. Люди опять стали умирать от истощения. Уровень младенческой смертности в городах РСФСР увеличился с 90 случаев смертей на 1000 новорожденных в 1945 г. до 91 в 1946 г., а затем до 152 в 1947 г. Коэффициент младенческой смертности в таких городах, как Горький, Иваново, Ярославль и практически повсеместно на Урале, был значительно выше, чем средний городской по стране. Он не достиг страшных показателей 1942 г., но все равно в разных городах один из пяти или шести новорожденных не доживал до своего первого дня рождения. Для любой семьи это было трагедией, особенно если учесть, что многие из них к тому времени уже могли потерять ребенка, не говоря уже о близких, сражавшихся на фронтах. Негативные последствия голода ощущались вплоть до второй половины 1948 г., после чего показатели взрослой и младенческой смертности постепенно вернулись на прежний уровень. Условия жизни стали постепенно улучшаться, хотя – и это необходимо отметить – советский рацион питания вплоть до 1950-х гг. оставался недостаточным. Следующий резкий спад младенческой смертности и сокращение серьезных различий в этом показателе между регионами произошли только в середине 1950-х гг. – после появления антибиотиков [115] . Но ничто не может опровергнуть того факта, что в ужасных условиях войны цена, заплаченная жизнями советских детей, могла быть еще выше той, какой она была в реальности.
115
Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia. Ch. 5.
Эуридика Чарон Кардона
Одно из наиболее красноречивых свидетельств веры жителей блокадного Ленинграда в победу в войне связано с движением огородничества. Суть этого явления запечатлена на известной фотографии 1942 г., сделанной Борисом Кудояровым (1898–1973). На ней изображены две улыбающиеся женщины и мужчина, радостно собирающие богатый урожай капусты, выращенной напротив Исаакиевского собора.
116
Исследование на данную тему было поддержано грантом Австралийского исследовательского совета (Australian Research Council, ARC): Discovery Project Grant: «Женщины, сталинизм и советский тыл в 1941–1945 гг.». Я признательна Р. Марквику и Н. А. Поликарповой за их советы и помощь.
Городские коллективные и индивидуальные огороды были широко распространены во всех тыловых районах Советского Союза [117] . Они помогли спасти многих людей от голодной смерти в годы войны, а затем, спустя полвека, в годы заката Советского Союза. В самом деле, исследователи переходного периода от постсоветской России к капитализму 1990-х гг. отмечали важную роль огородов в обеспечении населения овощами и фруктами и получении дополнительного дохода. Некоторые из них обнаружили исторические корни широкого распространения огородничества в России 1990-х гг. в массовом советском движении огородничества в годы Великой Отечественной войны [118] . Хотя выращивание сельхозпродуктов на личных приусадебных участках и в призаводских подсобных хозяйствах практиковалось в СССР в тех или иных формах и раньше, в частности в 1930-е гг., война придала-таки мощный импульс огородничеству. И навыки огородничества глубоко укоренились в повседневной жизни многих советских граждан.
117
См. URL:[17.07.2018].
118
Pallot J., Nefedova T. Trajectories in people’s farming in Moscow Oblast during the post-socialist transformation // Journal of Rural Studies. 2003. Vol. 19. P. 345–362; Ryes N. Potato ontology: Surviving post-socialism in Russia 24 // Journal of Rural Studies. 2009. Vol. 2. P. 181–212; Boukharaeva L, Marloie M. Family urban agriculture in Russia // Springer International Publishing. 2015; Caldwell M. Feeding the body and nourishing the soul: natural foods in post-socialist Russia // Food, Culture & Society. 2007. Spring. Vol. 10. Is. 1. P. 44–71.
Опираясь на архивные документы и иные первоисточники советского периода, я рассматриваю в данной статье индивидуальные и коллективные огородные участки, а также подсобные хозяйства предприятий как одно из главных средств выживания советских людей в годы войны. Основываясь на них, особое внимание я уделяю трем ключевым моментам: 1) анализу указов и постановлений советского правительства, касающихся мелких садовых участков, соответственно – практике их применения; 2) просвещению садоводов и огородников, призванному улучшить урожайность и хранение продукции; 3) культурным последствиям пропаганды вегетарианства. Я показываю, что, поощряя садоводов, государство умело переложило на население ответственность за обеспечение себя продовольствием. Статья призвана осветить ключевую роль огородничества и садоводства не только в обеспечении продуктами питания советских граждан в годы Великой Отечественной войны, но и в передаче навыков советским, а впоследствии российским садоводам и огородникам, а также роль гастрономической культуры и обычаев.
Привлечение внешних источников к выполнению государственных задач
В 1935 г. советское правительство приняло закон, определявший размеры частных наделов колхозников и в то же время рассматривавший их как юридическое целое. Закон распространялся и на коллективные подсобные хозяйства [119] . Производство продукции в личных подсобных хозяйствах (в индивидуальном секторе) преуспевало, что привело в 1939 г. к принятию ЦК ВКП(б) постановления, сокращавшего максимальный размер приусадебных участков и поголовья домашнего скота [120] . Помимо наиболее распространенных в Советском Союзе в те годы личных подсобных хозяйств с началом войны по всей стране стали создавать подсобные хозяйства при промышленных предприятиях, школах и государственных учреждениях. Так, в
119
W"adekin K. E. The private sector in Soviet agriculture. Berkeley: University of California Press, 1973. P. 22. См. также: Shmelev G. I. Land nationalization in Bolshevik theory and reality // Russian Studies in History. 2013–2014. Vol. 52. No. 3. P. 72.
120
Шмелев утверждает, что конференция о коллективизации в июне 1934 г. ставила своей целью ограничение возможностей незажиточных крестьян во владении наделами земли. Подробнее см.: Shmelev G. I. Land nationalization in Bolshevik theory and reality. P. 72–73.
1940 г. Глуховское подсобное хозяйство вырастило 500 кг овощей, произвело 270 т молока и 10 т свинины, предназначавшихся для детских воспитательных учреждений и больниц этого предприятия [121] . Похожие инициативы были отмечены и в других областях страны. Например, в 1940 г. в Некоузском районе Ярославской области вигоневой фабрикой им. Розы Люксембург было освоено 30 га «запущенной земли» для выращивания картофеля, капусты и зерновых, а также для выпаса коров для получения молока. Все произведенные продукты были переданы детским учреждениям, в заводские столовые и продовольственные магазины [122] .
121
Подсобные хозяйства // Работница. 1941. № 14. С. 1.
122
Подсобное хозяйство фабрики // Летопись Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. По материалам ярославской областной газеты «Северный рабочий» / авт. – сост. О. В. Кузнецова. Ярославль; Рыбинск, 2005. С. 57.
Несмотря на заметное улучшение питания детей рабочих фабрики за счет включения в их ежедневный рацион дополнительно выращенных продуктов, поначалу инициатива развития подсобных хозяйств не находила широкой поддержки в массах. Дело в том, что молодое советское общество, затратившее столько усилий на индустриализацию страны, неоднозначно воспринимало идею возврата к самостоятельному, индивидуальному обеспечению себя продуктами. Негативное отношение к личным и коллективным огородам, а также подсобным хозяйствам при промышленных предприятиях было связано с тяжелыми воспоминаниями многих о недавней насильственной коллективизации в деревне и последовавшем за ней преследовании кулаков, а также с подозрительным отношением тогдашних советских властей к крестьянству как к классу. Но потребности военного времени предопределили новый статус индивидуального огородничества.