Совок 12
Шрифт:
Мазнув по моему лицу подозрительным взглядом и не найдя на нём признаков веселья, бывший коллега мрачно задумался. Потом тяжко вздохнув, снова обратил свои безжизненные глаза на мою физиономию.
— Могла! — нехотя выдал он свой вердикт, — Сейчас, задним умом, я и сам всё по-другому вижу. Мне кажется, что ты, Корнеев, верно всё просчитал. Эта подлюка для того меня на тебя и натравила, чтобы руки себе развязать! Тварь сиженная, как же я так с ней прокололся?! — принялся причитать вконец разуверившийся в человечестве бывший опер.
Минут пятнадцать неудержимый
— Дай мне водки, Корнеев! — опроставшийся от крамолы, попросил капитан, — Нога болит и на душе у меня очень хреново! В буфете должно быть, посмотри там справа.
Оглядев вязки и убедившись, что подвоха от пленного ожидать не приходится, я шагнул к указанному предмету мебели и распахнул правую створку. Там действительно стояли две зелёные поллитровки «Русской».
Сорвав с одной из них жестяную крышку, я поднёс горлышко ко рту Губанова.
А тот с болезненным недоумением вылупился в ответ.
— Нет, руки я тебе развязывать не буду, об этом даже не проси! — безжалостно порушил я его надежды, — Так пей, я подержу, мне не зазорно.
К моему удивлению, скулить и унижаться с просьбами освободить конечности, бывший мент не стал. Поймав горлышко бутылки ртом, он изогнулся и начал жадно пить. Водку он поглощал так, будто это была прохладная минералка или лимонад «Дюшес». Ни разу не оторвавшись, Губанов опорожнил бутылку меньше, чем за минуту.
— Не отпустишь ты меня, Корнеев, я это понял! — глядя на меня трезвыми глазами, невесело ухмыльнулся он, — Как кончать меня будешь? Застрелишь? — продолжая скалиться, поинтересовался он. — Духу-то у тебя на это хватит! Я же, как и ты, Корнеев, такой же мент!
Смотрел он на меня, скорее, с неприязненным любопытством, нежели со страхом или ненавистью. Что ни говори, а он, повторюсь, был профессионалом и, сложив в голове нехитрую мозаику, отлично понимал, что нет у меня других вариантов. Кроме как вычеркнуть его из забитого шлаком, списка живых. Надо было бы его как-то уравновесить. Хоть и не выглядел он сейчас чересчур взволнованным.
— Слово тебе даю, что не буду я тебя стрелять! — глядя в глаза злодея, заверил я его, — Резать тоже не буду. Ни я, ни мой друг тебя не тронем! Но с условием, если ты подскажешь, как ловчее Маньку прижать! Ты же сам хотел её на ленты порезать! Или уже передумал?
Вопреки моим ожиданиям, на лице капитана не появилось ни надежды, ни радости.
— Не ври, лейтенант, не верю я тебе! — перекосив лицо в болезненной гримасе, откинул он голову назад, — Живым ты меня не оставишь, не для того ты меня калечил таким зверским способом!
Забывшись, Губанов попытался сесть поудобнее, но у него это не получилось. Слишком крепко я его притянул к стулу. А изувеченную ногу он, видимо, потревожил. Взвыв от боли, и закусив губу, капитан затих с гримасой страдания на лице.
— Дай еще водки, Корнеев! — не попросил, а приказал он, — А про суку эту, я тебе всё, что знал, уже и так рассказал! Добавить мне нечего. На этот счет тебе лучше с её комсомольцем поговорить, ты его без меня знаешь!
— С Вязовскиным? — на всякий случай уточнил я, и без того зная, что других младокобелей вокруг Маньки нет.
— С ним! — обессилено опустил подбородок бывший опер, — Водки дай, хреново мне!
Вторую бутылку Губанов употребил без прежнего гусарства. Выпил он её в три или четыре захода, неряшливо залив на груди пиджак и рубаху.
Опустошив тару и громко втянув носом воздух, капитан вдруг пьяно выматерился. Громко и ни к кому конкретно не адресуясь. А я еще раз внимательно осмотрел его путы и, удостоверившись в их надёжности, вышел во двор. Пришло время побеседовать со вторым похитителем Елизаветы, возжелавшим её пионерского тела.
По моей просьбе Нагаев вытащил его из багажника «копейки» и волоком втянул на веранду.
Мужик испуганно стрелял глазами и ничего хорошего для себя от нас он, кажется, не ждал.
— Володь, иди к Лизе, успокой её! — попросил я друга.
Дождавшись, когда обиженный друг удалится, я с зоологическим интересом начал рассматривать своего второго кровника. Ему моё пристальное внимание пришлось не по душе и он, ёрзая по полу задницей, потихоньку начал от меня отползать.
— Ты куда собрался, ублюдок? — задал я вопрос крадуну несовершеннолетних девок, — Мы же еще с тобой не договорили!
По-хорошему, то есть, по протоколу общения со спецконтингентом, ему в эту самую секунду следовало бы со всего размаха пнуть по рёбрам. Чтобы сломать их первым же ударом и не менее двух-трёх за раз. Но находясь на тонкостенной дощатой веранде с одинарным остеклением, позволить этого я себе не мог. Исключительно из-за ненадлежащей звукоизоляции.
Пришлось доставать безотказный револьвер и демонстрировать его жулику.
— Пискнешь, сука, и я башку тебе прострелю! — скорчил я зверскую рожу, — Губанов сказал, что с большим трудом мою племяшку от тебя сберёг, это правда? Ты, оказывается, не просто п#здострадалец, ты у нас по малолеткам специалист?
Подойдя к упёршемуся спиной в стену утырку, я наступил каблуком ему на гениталии.
Гражданин Скобарь, предупреждённый о режиме тишины, вёл себя дисциплинированно и громко выть не решался. Своё болезненное неудовольствие он выражал на пониженной громкости и сквозь стиснутые зубы.