Современная румынская пьеса

Деметриус Лучия

Г и п п а р х и я. Нельзя. Потому что дворцам нужны рабы.

Д и о г е н. Ты говоришь о том, что есть, а я — о том, что должно быть.

Г и п п а р х и я. И ты надеешься убедить людей оставить свои дворцы и переселиться в бочки? Разрушить стены и любить друг друга?

Д и о г е н. Я никого не хочу убеждать. Я сам хочу так жить.

Г и п п а р х и я. Если ты их не убедишь, они никогда не позволят тебе жить так, как ты хочешь.

Д и о г е н. Я не могу, да и не хочу их убеждать.

Г и п п а

р х и я. В таком случае тебе рано или поздно придется жить, как они.

Д и о г е н. Никогда.

Г и п п а р х и я. Так говорят и те, кто тебя изгнал. Их много, а ты один.

Д и о г е н (снова вскакивая, в ярости). Так что же делать, скажи, старушка Гиппархия?!

Г и п п а р х и я (с притворным смирением). Я пришла к тебе, чтобы ты меня учил, а не я тебя.

Д и о г е н. Уходи! Мне нечему тебя учить!

Г и п п а р х и я. Слишком поздно, Диоген. Раз уж ты не позволил мне уйти тогда, теперь это невозможно.

Д и о г е н. Почему?

Г и п п а р х и я (вставая). Потому что ты — моя добрая судьба.

Д и о г е н (раздосадованный). Которая говорит глупости.

Г и п п а р х и я. Прекрасные глупости. (Кладет голову ему на плечо.) Если хочешь знать, когда я была молодой и красивой, я мечтала полюбить сумасшедшего и злого человека, ругаться с ним каждый день по поводу любой глупости, большой или маленькой, а ночью спать с ним под высоким небом Афин, жить с ним всю жизнь в бочке и любить друг друга так, как могут любить лишь граждане мира.

Д и о г е н. О Платон, не ты самый большой лгун на земле! Женщина и тебя победила.

Медленно темнеет, и наступает самая прекрасная ночь Диогена.

ИНТЕРМЕДИЯ

П л а т о н (величественно восседая на чем-то вроде кресла, делает знак рукой). Подойди, Диоген!

Д и о г е н (твердо ступая босыми ногами по дорогому ковру). Я попираю высокомерие Платона.

П л а т о н (невозмутимо). Другим высокомерием.

Д и о г е н. Зачем ты меня позвал?

П л а т о н. Чтобы поговорить.

Д и о г е н (с лукавой улыбкой). Великий Платон не позовет жалкого Диогена лишь для того, чтобы просто поговорить. Ни один из нас этого не заслуживает. Так в чем же я перед тобой провинился?

П л а т о н (величественно). Ну так уж и провинился! Я всего лишь простой гражданин.

Д и о г е н. Ну так уж и простой!

П л а т о н (весьма снисходительно). Философам следовало бы любить друг друга. Негоже одному философу науськивать людей на другого философа.

Д и о г е н. Но разве люди —

бессловесные животные, чтобы позволять себя науськивать?

П л а т о н. Именно об этом и я хотел тебя спросить.

Д и о г е н. Тебе не кажется, что мы теряем время?

П л а т о н. Для Диогена у меня время есть.

Д и о г е н. Быть может, речь шла о моем, а не о твоем времени.

П л а т о н (не снисходя до обид). Почему ты так упорно стараешься быть злым? Ведь это не отвечает твоей внутренней сущности.

Д и о г е н. Откуда ты знаешь?

П л а т о н. Люди злые по натуре не довольствуются злыми речами, они причиняют зло.

Д и о г е н (удивленно). А я не причиняю зла?

П л а т о н. Нет. Ты забавляешься.

Д и о г е н. Ты оскорбляешь меня.

П л а т о н. Человеческая жизнь — вещь серьезная. А тебе нравится развлекаться.

Д и о г е н. Ты полагаешь, что писавший комедии Аристофан {115} менее велик, нежели трагик Еврипид?

П л а т о н. Я полагаю, что существуют как серьезные, так и смешные вещи, но их не следует смешивать.

Д и о г е н. Не я их смешиваю. Жизнь.

П л а т о н (мрачно). Нехорошо издеваться над серьезными вещами.

Д и о г е н. Ты имеешь в виду историю с петухом?

П л а т о н (несколько обеспокоенный тем, что в разговоре был затронут конкретный факт, которого он не хотел касаться). В том числе и ее.

115

Аристофан (ок. 445—ок. 385 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт, «отец комедии».

Д и о г е н. Я думал, она и тебя позабавит…

П л а т о н (глядя на него сквозь полуопущенные веки). Возможно, она меня и позабавила бы, будь она на самом деле забавной. В тот момент, когда я говорил своим ученикам о человеке, появляешься ты с ощипанным петухом и кричишь как сумасшедший: «Вот человек по Платону!» Разве в этом был какой-нибудь смысл?

Д и о г е н (смеясь). Ну как же — ты ведь говорил, что человек — это двуногое без перьев! Ощипанный петух тоже двуногое без перьев.

П л а т о н (чуть раздраженно). Упрощаешь, Диоген.

Д и о г е н (хитро улыбаясь). Я упрощаю?

П л а т о н. Ты смышлен. Я с радостью стал бы твоим другом.

Д и о г е н. Еще бы не с радостью. Ведь друг — более полезное двуногое, чем враг.

П л а т о н. А ты даже враг мне?

Д и о г е н. Ну что ты! Просто мне не нравится, когда умный человек поступает в услужение к дураку.

П л а т о н. Не понимаю.