Современная румынская пьеса
Шрифт:
Д и о г е н. Это разумно.
А р и с т о д е м. Признайся, Диоген, что здесь теплее, чем в могиле!
Д и о г е н. К тому же и еда и одежда… (В ярости.) Но если одежда, еда, постель подарены взамен свободы?
А р и с т о д е м. Почему взамен свободы, а не взамен смерти?
Д и о г е н (мрачно). Да… Мне нельзя забывать, что ты спас меня от смерти, мне всегда придется об этом помнить.
А р и с т о д е м. Надеюсь, это будет прекрасное воспоминание. (Встает.) Я оставлю
Д и о г е н (вздрагивая). Иными словами, я — пленник.
А р и с т о д е м. Что за мысли! (Недовольно морщится.) Ты мне дорого обошелся. Столь же ревностно я охраняю и свое имущество. (Уходит.)
Д и о г е н. Старая лисица!
Входят д в а известных нам п р и с л у ж н и к а.
(С отвращением.) Какого черта вам еще нужно?
П е р в ы й п р и с л у ж н и к (подобострастно кланяясь). Мы в твоем распоряжении, Диоген.
В т о р о й п р и с л у ж н и к. Нам приказано исполнять все твои желания.
Д и о г е н. У меня единственное желание: скажите, кто убил кифареда?
П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Об этом мы ничего не знаем.
Д и о г е н. Не знаете, не хотите сказать или вам приказано не говорить?
В т о р о й п р и с л у ж н и к. Нам приказано подчиняться твоим приказаниям.
Д и о г е н (в ярости). Тогда я приказываю вам немедленно убираться с моих глаз!
П р и с л у ж н и к и кланяются и, не говоря ни слова, уходят. Входит П а с и ф о н.
П а с и ф о н. Ты и представить себе не можешь, Диоген, как я обрадовал друзей. Скоро весть о том, что Диоген на свободе, разлетится по всем Афинам. (Садится у ног сидящего в кресле Диогена.)
Д и о г е н. Я хотел бы, чтобы только один человек знал о том, что я жив.
П а с и ф о н. Та девушка…
Д и о г е н (кивая). Мы как слепые проходим мимо яркого света нашей жизни и замечаем его только тогда, когда погружаемся во тьму.
П а с и ф о н. Ты снова увидишь ее…
Д и о г е н. Неужели ты не понимаешь, что остаток жизни я проведу под крышей твоего отца? Таково условие.
П а с и ф о н. Но ведь ты не раб.
Д и о г е н. Мои оковы еще тяжелее, чем у раба. Я обязан Аристодему жизнью.
П а с и ф о н. Мой отец добр и великодушен. Ты видел…
Д и о г е н. Эх, Пасифон, до чего ты молод и наивен. (Переводя разговор на другую тему.) Чему ты хочешь у меня научиться?
П а с и ф о н. Ты прекрасно знаешь, Диоген, чему я хочу у тебя научиться: что делать, чтобы быть свободным.
Д и о г е н. Это единственное, чего я не могу тебе сказать. Может,
П а с и ф о н. Потому что ты один. Объединившись, мы осуществили бы все, чего желаем.
Д и о г е н. Объединившись, мы уже превратились бы в человеческое общество со всеми его достоинствами и недостатками. Дружище, у свободы нет ни верха, ни низа, ни правой, ни левой стороны. Она ни в ком другом не нуждается. А теперь я уверен, что она не может существовать, пока существуют страны, города, законы, армии…
П а с и ф о н. Мы их уничтожим!
Д и о г е н. Все это создано людьми. Они создадут их заново.
П а с и ф о н. Мы не позволим им этого сделать.
Д и о г е н. Каким образом?
П а с и ф о н. Силой.
Д и о г е н. Силой? Против кого вы ее примените? Против Аристодема, который тебе дал, а мне спас жизнь? Кого бы это ни коснулось, в конечном счете это коснется нас самих. То, что я задумал, нельзя осуществить, создавая пустоту вокруг себя.
П а с и ф о н. А как можно?
Д и о г е н. Это было бы осуществимо, если б пустота уже существовала вокруг.
П а с и ф о н. И мы примиримся с тем, что уже существует?
Д и о г е н. Появятся новые формы рабства, куда более сложные и скрытые. Людей будут приковывать к обществу не цепи, а тонкие, прочные, почти невидимые шелковые нити.
П а с и ф о н. Неужели все это говорит философ Диоген?
Д и о г е н. Да, философ. Потому что человек умер в бочке и воскрес во дворце.
П а с и ф о н. Ты отрекаешься от идеи свободы?
Д и о г е н. Идея свободы представляется мне теперь иначе.
П а с и ф о н. Иначе?
Д и о г е н. В любви.
П а с и ф о н. Ты будешь любить то, что до сего дня ненавидел?
Д и о г е н. Я буду любить то, чего я до сего дня не любил, не умел или не мог любить или даже не хотел… Я буду любить людей, хотя они этого не заслуживают.
П а с и ф о н. Всех?
Д и о г е н. Если я люблю море, ведь я люблю и тварей, кишащих в нем?
П а с и ф о н. Но будем ли мы свободны, полюбив их?
Д и о г е н. Не знаю. Для этого должны бы исчезнуть ненависть и презрение, гордость и зависть, страх и высокомерие.
П а с и ф о н (глубоко удивленный). Знаешь, Диоген, если бы все это исчезло, как по воле богов, думаешь, в одно прекрасное утро мы проснулись бы очищенными от всех грязных чувств, способными лишь любить и быть любимыми?
Д и о г е н (хохочет). Ты сказал, в одно прекрасное утро? Быть может, это и будет что-то вроде утра, если солнце по-прежнему будет совершать свой путь. Но это произойдет через тысячу, две или десять тысяч лет, когда люди пресытятся войнами и поймут, что нельзя быть свободными ни оставаясь рабами, ни будучи хозяевами, когда они обнаружат, что проще разделить свое имущество, чем вырывать его друг у друга, что один миг любви стоит больше года сражений.