Современный детектив ГДР
Шрифт:
Кудрявчик осторожно кивнул, но его водянисто-голубые глаза выразили неприятное удивление.
— Не заметили ли вы случайно машину такого цвета и не говорил ли о ней кто-нибудь из ваших посетителей?
Молодой человек подергал за слишком длинные рукава своего свитера и сказал:
— Не-е, у нас и «вартбурга»-то нету, у нас «москвич».
Он явно ничего не понял.
Крейцер глубоко вздохнул и глянул на Арнольда, словно ища поддержки. Но Арнольд отвернулся и с тихим стоном прикрыл глаза рукой. Тогда Крейцер попробовал зайти с другой стороны:
— В среду вечером возле Филиппсталя произошел несчастный
Во взгляде Кудрявчика блеснула искра воспоминания, он кивнул, не закрывая рта.
— Это когда велосипедиста сшибли, так? Слышали мы. Он никак помер?
— Нет, он тяжело ранен, но жить будет. Итак, можете ли вы припомнить вечер в среду? Кстати, не исключено, что шофер остановился и что-нибудь купил у вас, сигареты например.
— Вы никак из полиции?
— Да.
Теперь молодой человек взглянул на него более внимательно, в его взгляде смешалось уважение и растерянность.
— А какого цвета, вы говорите, был «вартбург»?
— Антрацит — слоновая кость, низ светлый, верх темный.
— А когда, вы говорите, он здесь проезжал?
— Мы думаем, примерно без четверти девять, потому что велосипедиста под Филиппсталем он сбил примерно в девять. Машина, скорей всего, ехала из Вильгельмсхорста в направлении Клейнмахнова. А когда и по какому шоссе он приехал в Вильгельмсхорст, нам неизвестно.
Молодой человек слушал очень внимательно, но, когда Крейцер кончил, лишь пожал плечами.
— Нет, навряд ли это тот «вартбург», который мы видели.
— Как, как? Здесь проезжал «вартбург»?
— Проезжал, но навряд ли это тот самый.
— Не спешите с выводами. Лучше рассказывайте.
Крейцер и Арнольд обратились в слух.
— Как пожелаете. Стало быть, в среду один «вартбург-люкс», точно как вы описываете, сверху темный, снизу светлый, стоял на дворе у Кранепулей.
— Это во сколько? — поспешно спросил Крейцер.
— Приехал так в полвосьмого, а в полдевятого уехал.
— В какую сторону, не видели?
— Само собой, видел. В Саармунд. Мы через гардину посматривали, а то от Кранепуля ни слова не узнаешь. Они люди другой породы, не какие-нибудь деревенские пентюхи, как другие прочие. А этот пузан прямо помирал по собственной машине, ну мы и подумали, что вот, мол, заполучил наконец… Эй, вы чего там пишете? — вдруг недоверчиво спросил он, указывая на блокнот в руках у Арнольда.
— Просто несколько слов, память у нас никудышная, — объяснил Арнольд.
— Ну, раз так. — Кудрявчик облегченно вздохнул. — Сами понимаете, хозяин трактира не должен впутываться во всякие истории, надо считаться с клиентами.
Молодой человек водрузил руки на стол. Вся история начала занимать его.
— А эти Кранепули что за люди? — спросил Крейцер.
— Много о них не узнаешь. Он, хозяин, стало быть, изобретатель, то есть, по правде, он, конечно, инженер, но у него есть патент на прядильную машину или, может, не машину, а как она называется, а за это гроши так и текут. Жене работать не нужно, у них есть мотоцикл с коляской, две дочки есть, собака и всякая скотина. Лет десять назад они купили свою виллу у Кафки — Кафка был хозяин мельницы, а потом драпанул отсюда.
—
— На каком-то заводе в Тельтове. Каждое утро в полшестого он седлает свой мотоциклет и мчится как наскипидаренный.
— А сейчас он дома?
— Нынче суббота, стало быть, он точно в одиннадцать на дворе. По нему хоть часы проверяй. Он недавно подметал улицу, вы, может, и сами видели. — Молодой человек бросил взгляд на часы над стойкой. — Час — значит, можно голову дать на отсечение, что он своими руками забивает воскресное жаркое.
Крейцер поблагодарил молодого человека за полученные сведения, они расплатились, не поскупившись на чаевые, и покинули трактир, чтобы нанести визит изобретателю Кранепулю.
13
У Кранепуля действительно оказалась настоящая вилла. Построенная, вероятно, на рубеже веков, она состояла главным образом из башенок, выступов и эркеров. На фасаде переплелись гирлянды роз, растущих в косо подвешенных горшочках. Лестница рюдердорфского мрамора вела из палисадника в бельэтаж. На изогнутой балюстраде стояли цветочницы из песчаника, а над заколоченной парадной дверью с пестрыми вставками свинцового стекла в мраморной нише пребывала полногрудая дама, которая рассыпала из рога изобилия всевозможные яства, как-то: фрукты, дичь, свиные головы, колбасы и бочонки с вином. Над дамой полукругом шла надпись «Вилла Клотильда». Крыша покоилась на фигурных балках, срез которых косо сбегал к стене дома, на фронтоне торчали две башенки, воссылавшие к хмурому небу флюгер и громоотвод, а между башенками стояла телеантенна, и провод от нее извивался по зеленой черепице и нырял в слуховое окно. В палисаднике, обнесенном железной решеткой, росли подстриженные, как пудельки, кусты самшита и гортензия, покрытая шапками синих цветов. Налево от дома возвышалась короткая кирпичная стена с двустворчатыми деревянными воротами и калиткой. Из верхнего ее края торчали осколки стекла. Шнурок от звонка с фарфоровой ручкой взбегал по стене рядом с калиткой и исчезал во дворе.
Крейцер дернул за ручку, и где-то вдали зазвучало бам-бам-бам… вечерний звон… Не успели они опомниться от удивления, как калитка распахнулась.
Невысокий кругленький человечек, в бриджах, желтой рубашке с розовыми подтяжками и в берете на голове, возник перед ними. Выглядел он лет на пятьдесят пять, у него было бледное круглое лицо, быстрые водянистые глазки в жировых подушечках проворно перебегали от одного посетителя к другому.
— Чем могу служить? — спросил он низким голосом, в котором явно угадывалось чувство собственного достоинства.
Крейцер показал свое удостоверение.
— Мы хотели бы поговорить с господином Кранепулем и кой о чем расспросить его.
Толстяк опустил подбородок так, что на шее обозначились три жирные складки, и учащенно задышал, разинув рот, как рыба, выброшенная на сушу.
— Кранепулем? Верно, это я, но я не думал… да вы заходите…
Он отстранился, пропуская гостей, и первым пошел к дому. Калитка за ними закрылась сама: противовес — кусок стали — бесшумно скользнул вниз по направляющей и затворил дверь, зажужжало какое-то колесико, выдвинулся засов, противовес опустился еще сантиметра на два и вошел в проушину. Дверь была заперта.