Современный румынский детектив
Шрифт:
— Благодарю, — отвечаю я. — Может быть, в другой раз. Я бы хотел поговорить с товарищем… вы в прошлом месяце давали представление в Констанце, так вот, с товарищем, который продавал там билеты.
Человек нисколько не озадачен.
— Пожалуйста, я к вашим услугам. Это я организовывал турне. Разрешите представиться: Аурикэ Попеску.
Я тоже представляюсь, и Аурикэ Попеску рассыпается в любезностях:
— Садитесь, садитесь, пожалуйста, товарищ майор! Чашечку кофе? Пепси?
— Нет, благодарю. У меня к вам
— Ну, как хотите. Сейчас принесу реестры. Но имейте в виду, у меня там полный порядок…
— Я не фининспектор, — говорю я. — Я совсем по другому поводу.
У Попеску невольно вырывается вздох облегчения, он подсаживается ко мне и начинает сыпать словами:
— Вас, значит, интересуют" Песни — танцы для Констанцы"? Какое шоу, скажу я вам, какое шоу! Дворец спорта стонал! На первый концерт телевизионщиков пригласили. Такая жалость, что давали всего шесть раз! Можно было бы дневные пустить, но там гандбол место занимал… Ну да и так выручка двести тысяч, это вам не шутка! Еще бы. одни звезды… Даже переборщили, по моему мнению. Я так и сказал
директору: "Перебарщиваешь, старина, избалуем публику, она потом от чего поскромнее нос будет воротить!"Сами посудите, товарищ майор, он пригласил и Маргу, и Лючику, и Василе Кэтэлина, и Пуйу Замфиреску, и Карасу… Ну куда столько? Два состава пришлось сделать. Даже сам Антон Кэлиною пел в очередь с этим молокососом Джиджи Доканом. А тот еще и дуется, что его по телевизору не покажут, — ну, я вам скажу, и молодежь пошла…
Жестом останавливаю словоизвержение.
— Скажите, пожалуйста, товарищ Попеску, у вас память хорошая?
— У меня-то? Да я вообще феномен, это вам всякий скажет. Я, например, никогда расходы не записываю. А ведь знаете, как бывает: одному одолжишь, другого выручишь. Меня так феноменом и зовут.
— Тогда, может быть, вы мне поможете. Не припомните ли случайно, в день последнего представления продали вы кому-нибудь два билета на разные трибуны?
Прозвище Аурикэ Попеску оправдывает себя, потому что он отвечает, ни на секунду не задумавшись:
— Именно в тот день — точно нет, потому что у нас не осталось ни одного, ни самого захудалого, билетика. Но накануне — дело было…
— А именно?
— А именно шестое представление, то есть последнее, пришлось на пятницу. А в четверг пришел один господин — я это прекрасно помню, потому что очень он меня удивил, — и попросил один билет на тот же день и еще два на завтрашний. "Только чтобы подальше друг от друга" — так он сказал. Ну, я дал ему один в первый ряд, левая трибуна, а другой — в последний, правая.
— А вы его не спросили, зачем это ему?
— Правило моей профессии — вопросов не задавать.
Ясно, что раз Мирча Рошу купил билеты с рук, перед началом, то этот след многого не обещает. Все же следует выверить его до конца,
— Вы смогли бы узнать покупателя?
— Гм, со зрительной памятью у меня послабее. Помню только, что это был очень изысканный господин и, если не ошибаюсь, с бородой. С черной бородой.
— Благодарю вас. Вы позволите от вас позвонить?
— А как же, сделайте милость, пожалуйста!
— Алло! Доктор? Это опять я. Будем надеяться, в последний раз… Хочу выяснить еще одну деталь: на том достопамятном ревю кто из вас сидел в первом ряду, а кто в последнем? Ага… Да, так я это себе и представлял, он жаловался, что ничего не увидел… До свидания, благодарю.
Кладу трубку.
— Все, пожалуй. Память у вас, товарищ Попеску, действительно…
— Да уж… А как все-таки насчет пары билетиков на" Заходите в Кэрэбуш"? А если контрамарочку? Жаль, очень жаль! Честь имею, товарищ майор! Всегда рады видеть!
Мое утро замыкается, как и предполагалось, на последнем персонаже, причастном к делу несчастного художника: на его отнюдь не такой уж несчастной наследнице Атене Пашкану.
Она принимает меня, как и в первый раз, с враждебностью, которую не дает себе даже труда скрыть.
— Ну, что там еще? — ворчит она, провожая меня в гостиную и указывая на кресло. — Вы считаете, что меня мало допрашивали? По — моему, я на все вопросы ответила. Неужели не хватит?
Я стараюсь держаться вежливо.
— Простите, когда я в прошлый раз предупредил насчет полуофициального характера моих визитов, вы все же не отказались меня принять. Теперь я веду следствие совершенно официально.
— Но я уже все сказала вашим коллегам.
Я внимательно гляжу на ее загорелое лицо, и мне вдруг приходит в голову мысль закинуть удочку.
— Так уж и все? А вы сказали им, например, что были этим летом на море?
Она вздрагивает всем телом,
— Какое это имеет отношение…
— Самое прямое, уважаемая. На море был убит ваш брат.
— Но я-то там была в июле, в начале сезона, и всего две недели,
— Это мы еще проверим. Пока что алиби, которое вы предъявили на вечер 1 сентября, на ногах не держится. Ваша знакомая, госпожа Николау, не помнит, в какой точно вечер она вас навещала.
Атена Пашкану захлебывается от ярости.
— Что вы себе позволяете! Я… я…
— Успокойтесь, пожалуйста, я не говорю, что подозреваю вас в братоубийстве. В настоящий момент я от этого далек. Я просто хотел вам продемонстрировать, что это нормально, если к вам приходят с разными вопросами, даже и по многу раз. Не забывайте и о том, что вы — его единственная наследница. Кстати, наследство уже оформлено?
Она переводит дух и отвечает мне тоном, похожим на человеческий:
— Да, и налоги уже уплачены. Выставка имела успех, все картины пристроены, я даже получила часть денег. С материальной точки зрения действительно грех жаловаться, но на этом основании подозревать меня…