Совсем не сказки

Рыжов Валерий Алексеевич

Четвертая версия, выдвинута японским альпинистом Макото Небугой, который искал йети в горах Непала, Тибета и Бутана 12 лет. Снежный человек, по его мнению, является всего лишь вставшим на задние лапы медведем. Данная версия подтверждается происшествием, произошедшим в 1998 году с итальянским альпинистом Рейнгольдом Месснером, которому удалось сфотографировать встреченное им в горах Непала и весьма напугавшее его существо, принятое им за снежного человека. Сенсации не получилось: двухметровое существо на фотографиях Месснера оказалось крупным медведем. Не случайно само слово “йети” на местном диалекте является синонимом слова “мэти”, что означает “бурый медведь”. Правда, заявление Месснера было тут же опротестовано профессором Маджупурия из Катманду, который утверждал, что гималайские медведи никогда не встают на задние лапы.

Свою лепту в трактовку образа внесли и авторы фантастических романов. Так, Терри Прачетт в романе “Движущиеся картинки” утверждает, что йети - это высокогорный подвид семейства троллей, да к тому же еще и людоеды. Но такие версии не принимаются всерьез даже самыми горячими

энтузиастами, до сих пор регулярно организующими поиски “снежного человека” по всему миру.

Валерий Рыжов.

АНЧАР - “ДЕРЕВО СМЕРТИ”?

Путевой журнал. № 3. М., 2010 г.стр.32-37.

С детства всем знакомо стихотворение А.С.Пушкина о необычайно ядовитом дереве - анчаре, которое способно убивать даже на расстоянии (“вихорь чёрный … набежит и мчится прочь, уже тлетворный”). Опасно это дерево не только для животных и человека, но даже для других растений, поэтому растёт в гордом одиночестве. В примечании Пушкин называет анчар “древом яда”. Откуда же появился этот экзотический сюжет в русской литературе? Неужели страшное дерево является всего лишь плодом воображения нашего великого поэта?

Эпоха Великих географических открытий принесла европейцам встречу с новым, дотоле неизвестным миром, где они столкнулись с племенами местных жителей, которые, часто имели веские основания не любить пришельцев. Победа почти всегда была на стороне имевших преимущество в вооружении завоевателей, но считалось, что “секретное” оружие имеется и у противной стороны: конкистадоры и первопроходцы, дружно и не сговариваясь, рассказывали жуткие истории об отравленных стрелах и дротиках коварных туземцев. И действительно, их спутники, получившие ранение в стычках с аборигенами, за редкими исключениями, в скором времени умирали в тяжелых мучениях.

Сразу следует сказать, что современные токсикологи к рассказам о страшных туземных ядах относятся весьма скептически, считая, что высокая смертность от ран была вызвана банальными инфекционными осложнениями. Единственное исключение они согласны делать для яда кураре, да и то с оговорками, что данное вещество в применяемой концентрации было опасно для мелких животных, но не для человека. Остальные доступные туземцам яды были слишком нестойкими, быстро разлагались на солнце и под воздействием высокой температуры и влажности, либо, опять-таки, концентрация токсинов была недостаточной для убийства здорового взрослого человека. Но европейские поселенцы были твердо убеждены в смертоносности туземных ядов, и администрация колоний периодически выделяла средства для проведения исследований, целью которых были определение отравляющего вещества, применяемого именно в данной местности и поиск противоядий. В XVII веке голландскому ботанику Г.Румпфу было поручено раскрыть секрет яда туземцев острова Ява. Однако лезть в джунгли голландцу не хотелось. Вместо этого он целых 15 лет собирал разные небылицы, передающиеся из уст в уста при дворе местного губернатора, а также рассказы местных жителей, которые за пару побрякушек рады были сообщить Румпфу именно то, что он и хотел услышать. Оказалось, что яд для стрел туземцы добывают из сока дерева упас или анчар (именно это яванское название, означающее “яд”, вошло во все европейские языки). Вот что написал об анчаре Румпф в своём отчёте: “Под самым деревом не растут ни другие деревья, ни кустарники, ни травы - не только под его кроной, но даже на расстоянии брошенного камня: почва там бесплодна, темна и словно обуглена. Ядовитость дерева такова, что садящиеся на его ветви птицы, наглотавшись отравленного воздуха, одурманенные падают на землю и умирают, их перья устилают почву. Всё, чего коснутся его испарения, гибнет, так что все животные его избегают, и птицы стараются не летать над ним”. Так появились и широко распространились в Европе слухи о необыкновенно ядовитом дереве - анчаре. В 1783 г. в “Лондонском журнале” появилась статья полевого хирурга голландской армии Ферша (Foersch), который подтвердил сообщение Румпфа. По его рассказу, во время путешествия вглубь острова он видел человеческие жертвоприношения ужасному дереву. Он же сообщил, что для сбора ядовитого сока анчара посылали преступников, осуждённых на смерть. Тем из них, кто возвращался живым с собранным ядом, якобы гарантировали помилование, но так везло лишь одному человеку из десяти.

Данные сообщения произвели очень большое впечатление в Европе. В различных журналах, альманахах и календарях рассказы об анчаре в различных вариациях печатались на протяжении почти тридцати лет. Развернутое описание ядовитого дерева упас (Upas) включил в свою поэму “Ботанический сад” английский врач, ученый и поэт Эразм Дарвин (дед Чарльза Дарвина). В России сокращенный перевод сообщения Ферша был напечатан в “Детском чтении для сердца и разума”, издаваемом Новиковым. Не остались в стороне и романтически настроенные поэты и писатели тех лет. Одним из первых откликнулся Байрон, который упомянул анчар в поэме “Паломничество Чайльд Гарольда”. Именно из неё впервые узнал о существовании страшного дерева горячий поклонник знаменитого английского поэта А.С.Пушкин, позже пересказавший легенду о нем российским читателям. Рассказы об анчаре присутствует также в произведениях Шарлотты Бронте, Чарльза Диккенса, Пелхэма Вудхауза и некоторых других авторов. Интересно, что легенды о “дереве смерти” проникли и в русское народное творчество: в некоторых сказках встречается так называемое “упас-дерево”, обладающее свойствами страшного анчара.

Страшным легендам о дереве смерти положил конец французский ботаник Лешено де ля Тур, который в 1805 г. исследовал анчар и рассказал о нём правду. Оказалось, что анчар - это вечнозелёное дерево из семейства тутовых, т.е. родственник

инжира и шелковицы. Встречается оно не только на острове Ява, но также и в Западной Африке, Южном Китае, островах Фиджи, Филиппинах. В высоту анчар достигает 40 метров, листья его также достаточно крупные - от 7 до 19 сантиметров. Цветы анчара собраны в шаровидные головки зеленовато-желтого цвета. Они торчат на длинных цветоножках и очень напоминают грибы-поганки: создается впечатление, будто вся крона покрыта поганками. Плоды, похожие на маленькие груши, вначале красного цвета, затем чернеют. Из поврежденного ствола выделяется мутный, быстро темнеющий млечный сок - латекс. Он действительно ядовит (хотя не у всех видов), но далеко не так опасен, как считали европейцы: при контакте с кожей он вызывает сильное раздражение, при попадании в рану, из-за наличия алкалоидов, один из которых (антиарин), обладает кардиотоксическим действием, возможны и симптомы общей интоксикации. Чтобы повысить эффективность яда, туземцы сок анчара медленно и непрерывно нагревали в течение недели. Процесс, как видите, был весьма долгим и трудоемким, а результат часто оказывался более чем неудовлетворительным, так как яд анчара легко разрушается при высоких температурах. Заинтригованные рассказами о смертоносности сока анчара современные специалисты путём перегонки сока анчара со спиртом сумели достичь высокой, действительно опасной для жизни концентрации яда. Однако данная технология аборигенам острова Явы была неизвестна и недоступна. В настоящее время экземпляры анчара имеются во многих ботанических садах мира, к деревьям можно подойти вплотную и даже потрогать. Но мало кто решается так запанибратски обращаться со “смертельно ядовитым” деревом, на котором, к тому же, растут “поганки”.

Однако чтобы познакомиться с действием сока анчара вовсе не обязательно ехать в тропики или посещать ботанические сады. В последние десятилетия в Средней полосе России широко распространилось и непрерывно расширяет свой ареал растение борщевик, сок которого ядовит, и по своему действию чрезвычайно похож на сок анчара. При контакте с открытой кожей, особенно в солнечную погоду, он часто вызывает выраженные, длительно не заживающие ожоги. В тяжелые послевоенные годы борщевик стали выращивать в качестве сельскохозяйственной культуры, его высокие стебли (некоторые экземпляры вырастают до 4-х метров!) и крупные листья использовались в качестве сырья для производства силоса. Однако очень скоро выяснилось, что борщевик ядовит, а молоко коров, употребляющих корма, изготовленные на основе борщевика, приобретает горький вкус. Культивировать борщевик прекратили, однако избавиться от него не удалось. Характерной особенностью этого сорняка является просто сверхъестественная живучесть. Скашивание оказалось неэффективным, и даже после поджогов новые ростки борщевика появляются из-под земли уже через 3-4 недели. Очень скоро этот практически неистребимый сорняк вышел из-под контроля и стал завоевывать все новые территории, под его натиском отступает даже взрослый лес.

Однако вернемся в тропики, где можно найти и неядовитые разновидности анчара, растущие в Индии, на Шри-Ланке и в Малайзии. Местные жители называют их “мешочным деревом”, т.к. из коры неядовитого анчара делают прочные мешки для хозяйственных нужд, а также очень практичные и долговечные коврики.

Таким образом, можно считать доказанным, что даже ядовитые разновидности анчара отнюдь не претендует на звание “смертоносного” растения, “короля” всех ядов. Однако, как это часто бывает, искусство оказалось сильнее скучной прозы жизни, и потому многие до сих пор не сомневаются в исключительной ядовитости этого экзотического дерева.

Кое-что о кельтах. (Кельты, друиды и барды).//Ларец Клио. № 3.

М.,2004 г. стр.9-10.

В V-VI в. в. до н. э. племена кельтов населяли наибольшую часть Европы: они занимали Британские острова, территорию Франции, Северную Италию, значительную часть Германии, Балканского полуострова и Испании. Первым поведал о них своим читателям знаменитый историк Геродот в середине V в. до н. э. он же и сообщил, что люди, живущие на севере и западе от греков зовутся кельтами. Более поздние авторы знают названия и отдельных кельтских племен: те из них, что совершали нападения на Македонию, Грецию и Малую Азию, назывались галатами, племена, поселившиеся на Британских островах - бриттами, бриттанами и скоттами, тех, кто жил на территории современной Франции и Северной Италии - аквитанами, эдуями и гельветами. Римляне же прозвали кельтов галлами, т.е. “петухами” (за любовь к ярким одеждам и воинственный, драчливый характер).

Многое удивляло греков и римлян в кельтах, но особенно поражало их воображение то обстоятельство, что женщины кельтских племен принимали участие в битвах наравне с мужчинами (в Ирландии этот обычай сохранялся до VII в. н. э. и лишь в 697 г. был принят закон, освобождающий женщин от военной повинности). А римский историк Валерий Максим с удивлением писал, что кельты охотно одалживают друг другу суммы, выплатить которые должники обязывались после смерти - в другом мире.

С началом новой эры кельтские племена были почти повсеместно вытеснены более сильными соседями: вначале римлянами, а потом германцами. Ныне потомками кельтов являются ирландцы, валлийцы Уэльса, горные шотландцы Британии и бретонцы Франции. Тем не менее, кельты оказали большое влияние на развитие западноевропейской цивилизации. Так принявшие в V веке христианство ирландцы в YI-YII веках “экспортировали” 115 святых в Германию, 45 - во Францию, 44 - в Англию, 36 - на территорию современной Бельгии, 25 - в Шотландию и 13 - в Италию. Кельтские мотивы являются важной составной частью европейской литературы средних веков и Нового времени. Но и сами предания кельтов, в наиболее полном виде сохранившиеся в Ирландии, испытали на себе влияние фольклорных традиций других народов.