Союз нерушимый…
Шрифт:
Шестеро юнцов в серой форме с лейтенантскими погонами – такие же мальчишки, как и те, что помогали судмедэксперту – пытались оттеснить от «Чайки» двух женщин в длинных ярких платьях. Причёски, макияж, высокие каблуки, классные фигуры, золотые украшения, но – нетрезвые голоса и хищные лица, обезображенные бурными возлияниями и последующим отупением. Блондинка и брюнетка.
– Я повторяю, пройдёмте в машину! – голос лейтенанта дрогнул. Он попытался взять блондинку за руку и отвести в «Москвич», но пьяная особа дёрнулась и полоснула его красными ногтями по лицу.
– Руки убери от меня! Да я тебе сейчас!.. – прелестные губки говорили такие вещи, что удивился даже я, имевший дело с матёрыми уголовниками.
Брюнетка подскочила к подруге и принялась колотить лейтенанта, к которому поспешили на помощь другие милиционеры, старавшиеся оттащить неадекватных дамочек, но на деле только мешавшие друг другу.
– Мужики, да чё мы стоим-то? – где-то в районе моего пупка вставал на цыпочки и толкался мелкий мужичок в синем комбинезоне. Бородка клинышком и кепка делали его похожим на Ильича, и он, видимо, об этом прекрасно знал и сходством гордился. – Какого хрена, а, мужики?
– Да вдарьте вы им, ребята! – вторил ему огромный красномордый работяга в затёртой куртке с эмблемой какого-то завода. – Сколько ж можно им так?
– Вдарь! Давай! Вдарь! Попробуйте только, отдача замучает! – взвились бабы. Блондинка предприняла ещё одну попытку пробраться к машине, однако на пути встала троица милиционеров, на которых она налетела разъярённой фурией. – Пустили меня быстро! Убрались от машины!
– Мужики, а чё мы-то терпим, а? У ментов-то инструкции, а мы-то чё? – снова подал голос «Ильич».
– Да какая тут инструкция? – пробасил здоровяк. – Они ж шишки!
– Да сколько ж можно-то терпеть-то, а? – не унимался мужичок. – А вон коньячок-то у них! Настоящий, небось! – на асфальте рядом с машиной и впрямь валялась хорошо початая бутылка армянского коньяка. – И фамилии вон какие! Жиды они там все! Ничего, скоро будет им… Вон, уже начали их стрелять! Скоро до всех дотянутся! Всем покажем!
Я понял, что дело запахло жареным. Нервный «Ильич» заводил толпу даже без броневика. Его резкие выкрики настраивали людей против пьяных женщин, атмосфера накалялась прямо на глазах. Я ласково взял провокатора за шкирку и повернул к себе.
– Вали отсюда подобру-поздорову, – шепнул я ему на ухо, и мужичок, побледнев, принялся толкаться обратно к своему тарантасу. Не знаю, что сработало больше, мой голос или пистолет, который я незаметно приставил к его рёбрам.
Я вышел из толпы и направился к юнцам в форме:
– Что тут такое?
– Гражданин, отойдите! Не мешайте! – он насупил брови, но детский голос и серая кепка, умостившаяся на длинных оттопыренных ушах, делали его не грозным, а, скорей, смешным.
– Майор Иванов, КГБ, – даже не потребовалось показывать удостоверение. Лейтенант испуганно округлил глаза. – Почему не урегулируете ситуацию?! – прошипел я. – Есть инструкции, почему не следуете?! Мне напомнить порядок действий сотрудника при задержании или отправить вас подучить его обратно в университет? Что происходит?
– Это родственницы депутата Народного Собрания, – юнец сник. – Что нам делать, товарищ майор? – как-то совсем по-детски спросил он и захлопал пушистыми ресницами.
– Инструкции соблюдать, – прорычал я и, отодвинув лейтенанта, направился к пьяным мегерам, которые всё ещё избивали безответных милиционеров.
– Пр-рекратить! – рявкнул я, когда дошёл до места драки. – Фамилии!
Брюнетка переключила своё внимание на меня.
– А на каком основании вы…
– Майор Иванов, КГБ, – я спроецировал удостоверение – но в этот раз небольшого размера, стараясь не светить им перед разгневанным пролетариатом, готовым устроить дамочкам суд Линча.
– Алина Рашман, – искривлённые в усмешке губы словно спрашивали «ну и что ты нам сделаешь?»
– А она? – я кивнул на блондинку.
– Валентина. Тоже Рашман, – всё та же ухмылка.
– В машину! – скомандовал я, кивая на милицейский «Москвич».
– Ой, тут ещё один нарисовался, хрен сотрёшь! – Валентина оставила милиционеров и подскочила ко мне. Юнцы в погонах вздохнули с облегчением. – Что, фамилию не слышал?! Прикажи им дать нам проехать! Моей подруге плохо, мы в больницу едем!
– В машину, дамы, – вот чего я не любил, так это пьяных женщин, считающих, что им море по колено. Омерзительное зрелище. – Повторяю последний раз. И освободите дорогу, вы мешаете важному расследованию и тратите время сотрудников.
– А то что? – блондинка встала, уперев руки в бока.
Препираться было бессмысленно. Если уж ГБ-шника они не испугались, то, как говорится, медицина бессильна.
Я вытащил из кармана пальто наручники и ловко схватил Валентину за предплечье, но та вцепилась в мою ладонь своими красными когтями, крича, что я ей завтра принесу своё удостоверение вместе с извинениями за причинённые неудобства. Я, собственно, не слушал, что она там лопочет, потому как боялся выйти из себя и размазать этих сраных родственниц по асфальту тонким слоем.
Шокер, спрятанный в костяшках пальцев, был включен заранее, поэтому удар в солнечное сплетение отбросил блондинку назад и отправил в глубокий нокаут. С неправильным и гадким чувством удовлетворения я заметил, как она проехалась ярко накрашенным лицом по асфальту и затихла.
На миг мне показалось, что разговор окончен и такой демонстрации силы достаточно, но подруга-брюнетка накинулась на меня и впилась ледяными пальцами в шею. В нос ударил запах перегара, уши заложило от визга.
Ещё один удар, треск разряда ласкает слух – и на асфальте уже два тела. Я обернулся, услышав крики и подумав, что народ собирается порвать женщин голыми руками, но причина была в другом: пролетарии просто ликовали от свершённого правосудия. Сейчас я был их героем и слушал одобрительные возгласы, словно осыпаемый лепестками роз гладиатор на арене.
Теперь настала очередь милиционеров.
– Вождение в пьяном виде, попытка скрыться с места ДТП, сопротивление аресту и нападение на сотрудника при исполнении! – прорычал я им. – Проверю – чтобы сегодня же их привлекли по этим статьям! И этого… Рашмана чтоб не боялись: он завтра же у меня поедет осваивать Крайний Север!
Я подошёл к «Чайке», чувствуя, что злость ещё не ушла. Ухватившись за бампер обеими руками, я потянул тяжеленную стальную тушу на себя, вытаскивая её из «копейки», и за половину минуты столкнул под откос, чтобы не мешала движению. Дорогая машина, недоступная простым смертным, скатилась по высокой насыпи и врезалась в бетонный забор внизу.