Союз нерушимый
Шрифт:
На парковку я выбежал, стараясь делать чрезвычайно деловой и целеустремлённый вид.
Окунаться в кипящую ночную жизнь завода оказалось страшновато: как будто на мне скрестились все взгляды, но это всего лишь проснулись паранойя и предчувствие беды: я понимал, что, перебив патруль, запустил обратный отсчёт. Рано или поздно исчезновение "тройки" заметят и тогда перевернут вверх дном всю территорию завода в поисках диверсанта. Обратно, в любом случае, придётся прорываться с боем.
Чем ближе к дверям, тем сильней становилось волнение. Мне казалось, что я чересчур выделяюсь из общей массы солдат: грязный, помятый, со странным поведением, двигаюсь не так, форму ношу не по уставу и вообще представляю собой идеальную мишень для бдительной охраны. Но похоже, несмотря на всё это, я всё-таки был частью общезаводской суеты, и меня так никто и не окликнул - все были слишком заняты своими делами.
Сверившись с планом Унгерна, я обогнул здание с обратной стороны: там с длинной рампы разгружались фуры, из которых рабочие выкатывали на рохлях укрытые брезентом ящики, составленные на паллеты. Угрюмые мужики ввозили их внутрь по крутому пандусу, тяжело дыша и матерясь: двое тянули эту конструкцию вверх, а ещё двое помогали, толкая её спинами и упираясь ногами в бетонную дорожку.
Я миновал грузчиков, не удостоенный даже взгляда, зато интерес возник у тройки солдат, присматривавших за работами. Они скрывались в полутьме сразу возле входа, и я, не заметив, налетел на них, ударившись о здоровяка с одной "соплёй" ефрейтора на погонах. Тот пошатнулся и уже хотел выругаться, но вовремя заметил мои погоны, опомнился и подвёл ладонь к виску. Висок оказался на голову выше моего, отчего я, оглядев эту гору мускулов, едва не скончался на месте от сердечного приступа.
– Какого хрена?!
– мои руки сами схватили бойца и встряхнули. И откуда только взялось столько наглости?
– Виноват!
– гаркнул клон, вытягиваясь по стойке смирно. Бойцы последовали примеру командира.
– Стоят тут как...
– я громко выматерился.
– Фамилия, подразделение!
– клонам при рождении давали случайное имя и фамилию "отца", пожертвовавшего генетический материал.
– Собакин! Вторая рота, второй взвод!
– Стоять тут, никуда не уходить!
– приказал я.
– Никого не впускать, никого не выпускать!
– Есть!
– гаркнул ефрейтор, прищёлкнув каблуками от усердия, а я поспешил пройти внутрь и затерялся в бескрайнем зале, полном огромных ящиков, выстроенных в непрочные башни, составлявшие целый город. Тут пришлось как следует поплутать, поскольку запутаться было проще простого. То и дело я вызывал карту Унгерна, и сотканная из оранжевых линий и надписей модель администрации перед моими глазами поворачивалась то так, то эдак, показывая верный путь.
Вентиляция, шахты лифта, технические ходы и грузовые платформы, трубы и пожарные лестницы, которыми пользовались только курильщики, склады и коридоры, - это был настоящий лабиринт Минотавра, и я совался туда наобум, без нити Ариадны и с микроскопической надеждой на выживание. Лифтом было решено не пользоваться, поэтому я поднимался по тёмной пустой лестнице, лязгая подкованными сапогами, как лошадь Жукова по брусчатке Красной площади на параде Победы.
Этаж за этажом: я задыхался, кашлял, потел под шинелью, бронёй и маской, но не снимал ни то, ни другое, ни третье - маскировка могла ещё пригодиться. Человек с автоматом посреди администрации предприятия союзного значения - очень странное и подозрительное зрелище.
В районе пятнадцатого этажа потребовался перерыв. Я остановился и, отдышавшись, продолжил восхождение, проклиная все на свете лестницы и себя, побоявшегося ехать на лифте.
После двадцатого - лестница заканчивалась: пролёт просто упирался в кирпичную кладку, по всей видимости, свежую.
План Унгерна снова повис перед глазами оранжевой паутиной и показал, что на этажи с двадцатого по двадцать пятый так просто не добраться - для этого предназначались отдельные лестницы и лифты. Судя по предположению хакера, его держали как раз там, в месте, недоступном для простых смертных. Что ж, значит, нам туда дорога... В груди вновь заворочалось нехорошее предчувствие. Впрочем, я вполне допускал, что это всего лишь мои больные лёгкие, добитые дождём, дракой, бегом и подъёмом по лестнице, начали потихоньку отмирать.
Прислоняя чип допуска, безжалостно выдранный из руки сержанта, я искренне надеялся, что он сработает, и мне не придётся выносить двери. Считыватель замер на долгие три секунды, в течение которых я чуть не извёл себя на нервной почве, но всё-таки отозвался одобрительным писком и зелёным диодом.
Рванув металлическую дверь на себя, я подался вперёд и в первый момент даже не понял, радоваться или бежать вниз, крича "всё пропало". Передо мной с замызганной кружкой кофе в одной руке и пачкой сигарет в другой стояла изрядно растрёпанная и замученная Платонова. Главный конструктор завода имени Лебедева.
Волосы взлохмачены, под глазами огромные круги, костюм помят и пахнет ядрёным женским потом, но губы такие же, как в прошлый раз - густо накрашены алой помадой.
– Ой!
– вскрикнула она.
– Напугал, идиот!
– она замахнулась, и рефлексы за меня решили, как надо реагировать. Поймав и выкрутив руку, я завязал Платонову узлом, за те доли секунды, пока кружка падала на лестницу. Ударившись, она раскололась и расплескала по площадке дымящийся кофе, источавший божественный аромат. Даже жаль было такой продукт переводить.
– Вызовешь помощь - убью. Сразу же, - прорычал я ей на ухо.
Платонова зашипела, как разъярённая гарпия, но сделать ничего не могла: сейчас она была полностью в моей власти.
– Тильман!
– отчеканил я.
– Отведи меня к нему!
– Пошёл ты!
– выплюнула главный конструктор, на что я зажал ей рот ладонью и заломил руку до хруста. Глухой вопль, неудачная попытка меня укусить, закончившаяся крепкой оплеухой. На перчатке остались размазанные следы помады.
– Тильман!
– автомат висел на плече, поэтому я достал из кармана шинели обрез и приставил его к голове женщины. Двуствольный аргумент оказался внушительным.
– Топай и не шуми! А то тебя похоронят в закрытом гробу! Считаю до трёх!
Конструктор была умной женщиной и предпочла не ждать цифры "три". Тем лучше для неё самой: я не собирался блефовать и разнёс бы ей голову на молекулы с огромным удовольствием и чувством морального удовлетворения.
– Хорошо!
– процедила она. Я ослабил хватку.
– Но мне нужно привести себя в порядок.
– Что?!
– поразительная наглость.
– Там охрана, идиот!
– огрызнулась Платонова, доставая из кармана салфетку и вытирая помаду.
– Ты же не хочешь, чтобы они подняли тревогу, увидев, в каком я состоянии?