space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том
Шрифт:
В триста девяноста второй комнате обитал Никофлай Котоперник, видевший, как люди считают, что земля является центром вселенной до сих пор. Его открытие никто не прочитал и не опубликовал, а рассуждения опровергли. Люди – это центр цивилизации всей вселенной. Не может быть, чтобы человечество вращалось вокруг какого-то там солнца. Котоперник так злился от этого, из-за глупости человеческой, которые могли и сами проверить его теории и доказательства, но те предпочитали ничем не заниматься. К тому же, не так оно и было важно кто и где вращается, если жизнь не обрывалась, а по крану текла вода, а на полях росли кукурузы.
Майкл Фарандей жил в одном из таких мест, Деффо и Чертчилль, и Кантт и множество других людей, как Эйзенштайн и Накалфилион, предводитель карликов. Бывали тут и Александр Сергеевич Пукукушкин, Михаэль Легромонтов, Лев Тосолстой. Каждый имел свой грех и воспоминания, от которых им было стыдно и больно. К примеру, Тосолстой не мог закончить свою книгу и после смерти, Пукукушкин не мог зарядить револьвер, а Легромонтов не стал героем нашего времени.
Боль и страдания обитали на этой планете, и каждый кто посещал мог забрать с собой пять неназванных коробок места которым, якобы здесь нет, и поселить в другой планете, которую спасающий посчитает необходимым. Мы с собой взяли несколько, и раскидали по городам и по разным планетам.
В мире, где обитали только стрекозы, мы оставили мальчика с пальчика, в стране мармеладных людей и животных, нам пришлось выпустить Мишку Гамми, а на трёх других местах из коробки вышел Дракула, Миямото Мусаси и Иван грозный. Она сначала начали драться между собой, но затем поняли, что планет тут три, и между каждым из них тянется мост. И они разделились и захватили каждый свой мир. Видимо, не столь много зла они натворили, чтобы попасть в ад. Но это уже не нам решать, пусть живут до смерти.
И вот, наши усталые двигатели пространства приближаются к месту для отдыха. Планета будущего, где по облакам летают настоящие машины, по земле ходят киборги и андроиды, а животные умеют разговаривать и пьют алкоголь. У каждого существа здесь есть разум, каждый из них личность. Вряд ли они нас замечают, но каково же это наслаждение быть неувиденным, отдохнуть и перенять знания здешних мест. По крайней мере, из-за того, что наша фотоновая планета вибрирует на другой частоте и может видеть отрезки времени будущего и прошлого одновременно, за несколько секунд нам удаётся изучить всё, что нам требуется и запастись энергией для дальнейшего путешествия.
Сколько всего ещё впереди, сколько планет…
Я встрепенулся. Стук в дверь разбудил меня, и я открываю глаза и снова попадаю в реальность и скидываю с себя одеяло из ската. Рассвет уже был, а на пороге стоит гриб с жёлтой шляпой и приветствует меня, заходит в дом и спускается в погреб, о котором я даже не подозревал, и выводит за ручку со сто и более маленьких грибочков с разноцветными шляпками. Как оказалось это его дети, что случайно ветром занесло сюда во время формирования планеты. Сняв шляпку поверх своей шляпки, гриб поблагодарил меня, попрощался и ушёл. Видно было, как переходя дорогу, он поднялся на дерево и сменил цвет шляпы на красный и автомобили остановились, а дети перебежали на другую сторону, а затем и он, в конце сменившись в зелёный. Я закрыл дверь и сел на стул, включив чайник и призадумался.
Рядом присел Рузвельт и похлопал по спине. Бармен налил нам по стакану молока, в котором брассом плавали пиявки опрыскивая её клубникой изо рта, и мы разговорились о жизни. Рузвельт перебежал по столу и сел напротив, свесил с них ноги и схватил меня за бородку и приблизил к себе. Я случайно чихнул из-за волоска, и Рузвельт полетел кувырком на пол, вытерся от соплей и залез обратно и начал ворчать. Затем подпрыгнул, взобрался на плечи и прошептал мне что-то странное на ухо. Он говорил на каком-то другом языке, я понятия не имел что оно значило. Повторив его слова вслух, передо мной открылся брешь между мирами, и из норы показалась мордочка крота, что махал мне рукой и звал с собой куда-то. Я не понял, огляделся и переспросил, показывая на себя пальцем, точно ли он за мной, на что он кивнул головой, и меня затянуло в брешь. Оказался я на корабле, где случайным образом моё тело уменьшилось соразмерно кораблю, и крот был моим верным товарищем по росту. За окном был космос. Звёзды сливались в полосы и танцевали в темноте вниз и вверх. Через минуту другую корабль замедлился и остановился, и крот встал, перед дверью открылся портал, и мы вышли через него в лес. Обычный лес на земле с его соснами и берёзами, липами и елями. Пройдя пару сотен метров мы оказались около какого-то дома, и без слов мы вошли в него, и застали за столом кота в сапогах, пьющего водичку с мятой. Он встал и поклонился, и пригласил сесть, а затем рассказал о своей проблеме, по которой и позвал он крота. Странно, конечно. Оказалось, он просил бога о помощи, но отозвался только крот. Очень странно. Кажется, у крота была антенна, перехватывающая мольбы страдающих. Итак, суть была такова: «Спасти его детей от рук злых людей, которые заставляют носить их ошейники и есть кормы», так же говорил он ещё о том, что школы по языку котов закрылись, и коты тому быть и перестали понимать друг друга и общаться с людьми и объясняться с ними на их языке, чтобы получить желаемое. Одним словом, которабство тут процветало. Видно, по этой причине крот давным-давно сказал Рузвельту те слова, и этот миг был предвиден им в прошлом и видел он будущее, где был я, чтобы разобраться с проблемами котов и людей. Однако же это уже другая история, длинная и требующая много внимания к деталям. Если у вас есть коты дома, значит не всё ещё решено, и я борюсь с этим до сих пор где-то во времени.
Глава 59
А между тем где-то в другом отрезке времени, далеко в пространстве, в одной из миллиарда вселенных такой же я нахожусь дома и не встретил крота, не увидел его улыбку, короткие лапы и порталы в другие измерения. В это время я гуляю по планете и поднимаю листья деревьев, папоротника, пальм и ландышей. Листья те ворчат и истошно кричат на меня, плюются молоком и ядом, пинаются маленькими ножками и требуют уйти вон на другую сторону земли – людям таким здесь не место! Каким это таким? Обычным? Видно, есть здесь какая-то тайна и только листья знают кому место есть, а кому места нет. Но я не прочь поразвлечь себя новыми волшебными местами и видами тварей несуществующих.
– А другая сторона эта находиться совсем неподалёку, в луже после дождя, в грязи. Вас завернёт направо трижды, семь с половиной вверх, трижды вниз, кувырком вправо, и тогда и найдётся та сторона чужестранная, места обетованные.
Мне так сказала улитка с чемоданом вещей взбирающийся на стебель динозавровой фасоли. Фасоль жевала что-то и смотрела на меня глупыми глазами, сглатывала пережёванное в пасти и уходила взглядом прочь. Грязь по законам нынешним поглощает тебя внутрь себя и окутывает, а затем выплёвывает с обратной стороны планеты, где всё устроено совсем по-другому. Звери, которые могли обитать на этой стороне, здесь, на изнанке, как и бывает в мире, не обитают совсем. Не потому, что они не могут собрать вещи и переехать, а потому что им незачем это делать, ведь каждая из сторон сделана именно таким образом, чтобы именно этот вид мог выжить здесь и никакой другой не мог. По крайней мере так верили те, кто никогда не был на обратной стороне. На деле же никто не пробовал и не мог этого знать наверняка. Если внимательнее прислушаться к шороху и медленно повернуть голову, чтобы не спугнуть зверя, то там были некоторые виды из них, которые отличались от прежних лишь цветом или наличием волос на голове в количестве всего одной штуки.
Здесь были новые истории, о которых говорил мир в отрезке времени двадцать первого года – то появляясь, то исчезая в чаше «отрезков эпох», стоящей посредине дюн Мозамбикского оазиса. В той чаше показывается история о том, как на дне океана затонул батискаф и все люди на борту исчезли, съели их рыбы или кальмары-людоеды, акулы молоты или крили, совсем неизвестно.
Тем более чему удивляться, если человек лишь песчинка в океане, буквально песчинка, которую невозможно отыскать, если не знать, куда засунуть голову, чтобы застать их врасплох – прячутся песчинки очень хорошо. Однако мало кто знает, что, погрузившись на дно морское, в пучины тьмы, в впадину ужаса и кошмаров, их батискаф не взорвался и не сплющился. Отнюдь! Судно то нашло щель среди тысяч пузырьков в воде, куда их засосало в Атлантиду, в самом маленьком пузыре в воде, где расцветал остров без вести пропавших. Затерянный человек и его друзья в мгновении до их собственной смерти оказались здесь в моменте до секунды взрыва корабля. Здесь величаво и гордо ступала стопа величайших учёных — Платоноа и Героудота. Здесь они учились и получали знания. Мраморные колонны выстроились вдоль мощёной тропы по обе стороны к памятнику Атлантиса, создателя острова, по саду гуляли Афрокрокодита и Клеоносопатра и смеялись, прикрывая губы руками, а за ними непринуждённо вглядываясь на плоды персика и груш, шёл Боб Марлис и его друг Майкл Джейксон. Чуть выше парка на песчаной горке играли бабушка Цветнаева и дед Хичкокс, соревнуясь в том, кто первым напугает бедного и связанного на камне Прометейуса. Цветнаева, безжалостно ударяя лошадь Пржевальского, чтобы тот лягал мальчика в живот смеялась и радовалась тому, что боги, пусть и на половину, одарили её друга бессмертием и она может наслаждаться страданиями его много-много дней, а то и годов. Мальчик регенерировал, и плевался огнём, а те становились птицею Феникс и разлетались по Атлантиде оглашая внутреннюю боль немого Прометейуса. Чем громче был крик, тем быстрее возгоралась птица Феникс и становилась пеплом. И чем больше Феникс умирал, тем сильнее становился терпимым мальчик, что вскоре и вовсе перестал что-либо чувствовать и потешался над теми, кто над ним издевался, и громко и безмолвно смеялся, оглашая остров немой тишиной.
Попавшие из Батискафа люди в мир им неизвестный и затерянный, не понимали, где оказались, но были несказанно рады, когда узнали, что они выжили за мгновение до взрыва. Да, на той стороне пузыря их уже нет, и вряд ли кто-то и когда-то найдёт их тела и останки, но главное, что каждый раз вглядываясь в пустоту на небе, они будут вспоминать о том, что все люди смертны, и каждый день на земле погибают миллионы людей, а их миновала эта страшная участь. Увы, дороги обратно нет. Это место чем-то похоже на зеркало, когда вглядываешься в неё, то видишь только себя, но не тех, кто за ней. За зеркалом может стоять кто угодно, и даже монстр Франкенштейна с топором в одной, а головой только что уложенного в постель ребёнка в другой руке. Но важно ли это сейчас, конечно же нет. Вот, гляньте, на лестницу из радуги, как туда лезет Леонардо Ди Капронио, чтобы повторить свой самый легендарный подвиг – постоять у обрыва дыша воздухом из океана, потому что так сильно любит гайморит. Но вскоре же падает с неё кувырком, потому что его ударила родная бабушка пакетом по голове. Она знает, что без тёплых бабушкиных вязаных шапок и башмачков, ему не пережить потопление радуги в бездождливый день, и любимая Роуз его снова бросит, как ожерелье в океанское дно, ведь кому же нужен больной и беспомощный, сопливый мальчик в постели, за которым нужно ухаживать и подтирать нос? Возможно же такое, что тело бедного парня попало в Атлантиду через то же место на дне, через пузырьки? Разумеется, может быть всё! Бедного так расплющило сильно, что он с ума выжил и до сих пор думает, что сценарий фильма – это его жизнь.