space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том
Шрифт:
Наш крохотный дом-планета, сотканный из фотонов, мюонов и нейтрино летел через пространство времени, преодолевая сотню тысяч времён годов, миллионы мгновений создания галактик и миллиард всевозможных вариантов уничтожений планет и созвездий. Дом невесомости и ничто рассекал космос на неприлично большой скорости – миг которого не существует для остальных, чем-то схожий на воздух, обволакивающий живые существа в обитаемых мирах, но без которого невозможно представить жизнь.
Мы не могли изменить ни прошлое, ни настоящее, ни будущее – за нас всё решили в день сотворения. Для нас планеты – это не просто места, что можно преодолеть на самолёте за трое суток, для нас, как жителей наименьшей массы ядра атома, потребуется всё немыслимое время, существующее во вселенной со дня его возникновения, чтобы лишь приблизиться к объекту, виднеющемуся на горизонте.
Но, однако же, нам повезло больше, чем нашим предыдущим поколениям, и наша планета могла путешествовать через миллионы световых лет через пространство времени. У нас была возможность увидеть, как коллапсирует звезда и становится чёрным карликом, и как появляется первая чёрная дыра, и возможность своими руками ощутить холод умирающей цивилизации на краю вселенной, откуда началась гибель времени. Нам посчастливилось увидеть слёзы последнего живого существа и последнего вздоха его.
Нашему виду единственному во вселенной была дарована возможность увидеть зарождение первой жизни в ней, услышать первый крик в тишине, первые слова любви и печали. И это было прекрасно. Эти твари любили и оберегали друг друга, учились чему-то новому и изобретали. Но лишь до поры, пока конец созданной вселенной не схлопнулась с началом и она не стала новым началом иной вселенной. Мы варились в котле сотворения и стали сотворением этой самой вселенной вместе с ними и остальными галактиками.
Эта вселенная, поверьте, будет уникальной, прежде не похожей на себя. Здесь будут планеты меньше нашей, и миры могущественней теперешних и прошлых. Виды, что зародятся в этой новой галактике, где мы обитаем, можно назвать новым витком эволюции вселенной – её ростом. И новые законы, которые станут частью мира полностью изменят свойство нашей планеты, и скорость света, с которым мы путешествуем во времени, станет ничто иным, как обычным шагом по асфальту котом на земле. Законы нового мира не будут соприкасаться с прошлым, и скорость света для неё станет скоростью замедленного от удара об бетон мячика для пинг-понга. Эфир будет поглощать законы прежних вселенных, чтобы сотворить законы новой.
И в такой вселенной появиться возможность родиться прежде всего новому виду, который не мог бы существовать в другой. Взглянуть только на впадину около водопада на планете, застрявшей в щели на земле, и в ней непринуждённо ходят крохотные человечки, покрытые шерстью, как обезьяны и таскают на руках вёдра с водой и наполняют маленькие бочки. Те, что поменьше собирают высохшие листья деревьев и ветки от них, чтобы натопить баню, заварить на пламени чай и вскипятить воду в напёрстке. Здесь есть и те, кого приручили – животные размером ещё меньше, каким-то неподдельным образом похожие на хомяков, но только говорящих на каком-то другом языке. Возможно, этот хомяк когда-то жил в другом мире отличный от этого, и случайно попал сюда. Хомяк не глуп, но всё же любит притворяться им, чтобы меньше работать. Бывает же, когда что-то идёт наперекосяк и случаются несчастья и есть вероятность пораниться, хомяк высчитывает эти вероятности и меняет что-то в том мире, где живёт и несчастья минуют семейство шерстяных людей.
Человечки выстроили домики и топят печь, из окон домов доносится писклявые голоски и аромат испекаемого ими хлеба из молотого зерна пшеницы выброшенный ветром, что они добыли близь водопада, и зажигают почки деревьев обвалявшийся в смоле липы, как свечу. Завешивают окна добытой ими где-то паучьей паутиной и садятся за стол. Отломив кусочек хлеба, они принюхиваются к ней и закатывают глаза от удовольствия и улыбаются друг другу, и обмениваются кусочками трижды между собой, и утопают зубами в мякоть. Корочка хрустит, на глазах шерстяных человечков появляются слёзы, которыми они наполняют пустые стаканы из завёрнутого и заклеенного смолой листа. Сверху доливают обычную воду из вёдер, и что-то бубня, доедают хлеб запивая им. За этой трапезой им не удастся сполна наесться, и тому быть, они достают из печи нечто другое, не из пшеницы. Скорченного от боли таракана с разломанными лапками. Бывает так, оказывается, что слёзы этих человечков — это сахар. Но не все виды слёз подходят для воды. От радости у них идёт слеза со вкусом сахара, а от печали соли. Они плачут над телом таракана, им жалко его, они молятся какому-то придуманному божеству и стучат по столу и откусывают тельце мёртвого насекомого намазывая слезами. Непередаваемо. Сочно и вкусно. Хомяк предпочитает целый кусочек зерна. Отточив зубы, ложится спать на спину и начинает сопеть. Свеча из почки догорает и наступает ночь, когда солнце пропадает за верхом щели. Свеча не столь для света, сколь для тепла и уюта.
Кто бы мог подумать, что взрыв может породить что-то меньше, чем наша планета, и не грех будет предположить, что на той планете есть своя такая же щель с другими видами существ меньше их самих. Разве не удивительно жить в новом мире и познавать его заново? Планируешь обследовать новые горизонты, путешествовать по иным мирам и временам, а оно прямо под ногами и бурлит жизнью.
Подойдёшь к дереву, схватишься за ствол её, потрясёшь и с ветвей посыпятся русалки. Вонзятся они в кожу, как клещи и заплывут под неё прямо в вену, как в речку родную. Покроешься волдырями от укусов их. Трудно будет их вытащить из-под кожи, пинцета будет недостаточно, придётся травить железом из мяса, поглотить много его, чтобы у них началась аллергия. Выпрыгнут они тогда из вас и поползут на дерево ожидать другого глупца удосужившегося их потревожить. Не по воле своей такие рождены они, по случайности всякой произошедшей во вселенной.
Наклонившись испить воды, на вас запрыгнет выброшенный в реку ботинок, пытаясь поглотить вашу ногу и стать частью вас, этот ботинок любит, когда на него наступают. Внутри него будут сидеть окуни-завоеватели с вялыми водорослями попытающиеся утыкать вас и связать. Но, к сожалению, не смогут. Хватит лишь подуть на них, как их чешуя станет сухой, губы обсохнут, глаза слипнутся, и они будут просить пощады и желать, чтобы их выкинули в реку. Выкинете вы их в реку, они выплывут и будут кидаться ракушками и камнями, станут кричать на вас и требовать уважения к их виду. Скажут они вам ещё, что придёт время, когда миром будут управлять рыбы и все люди станут их рабами, что будут возить их на спине на седле в специальном аквариуме. Стоило бы над ними сжалится и порадовать их, поместив в цирк, где они будут помыкать людьми и думать, что это они управляют ими, а не люди рыбами. Глупость их несоизмерима величинами людскими. Махнут хвостом тогда окуни и скроются под водою речной и будут чертить планы на водорослевым блокноте чернилами кальмара плавником чёрным по зелёному.
Стоило мне сесть от удивления на камень, как камень тот встал, и потребовал извинений. Он плакал камешками и катался по песку вытирая глаза. Извинился, после чего камень лёг на то же место и уснул, потребовав уйти прочь из пляжа, на котором теплится. Грустно стало вдруг, как камню одиноко здесь, и тепло чтобы получить ему нужно лежать под солнцем, а не в окружении себе подобных. И видно было в то мгновение, как слезы замешкались и уткнулись в пузо камня и уснули вместе с ним.
Места уже и не было, где можно было полежать или посидеть. Знали ли вокруг меня другие на меня похожие о том, что происходит после перерождения вселенной или я был первым кому это удалось узнать и познать на своей шкуре? Видимо случилось то давно, и русалки, и окуни, и камни успели эволюционировать и время для них шло совершенно по-иному нежели нам.
По пути мне встретились странные растения, которые шагали по песку с рюкзаками на спине, где сидели семена – их дети. Дабы не спугнуть их, мне пришлось наблюдать за ними тихо, ведь стоило наступить на них, жизни пришёл бы конец. Они шептались на языке человеческом и рассказывали истории о том, что найдут новый мир для лучшей жизни. Растения играли на ветру зелёными волосами и пыхтели от усталости, обещая семенам и воду, и землю, и прохладу. Каждый шаг давался с трудом, и без питательного вещества столь много бывшего в почве, растение начало загибаться и утихать. Пришлось помочь и взять его на руки, от чего бедняга задрожал и скорчился, ожидая смерти, и бормоча про себя, что в жизни бывают случайности, когда их вид терпит поражение и умирает, закрыл глаза и обнял рюкзак.
В близь дома, где я жил располагался небольшой водоём с кувшинами лотоса. Положив на каменную изгородь около того места растение, ветер обхватил капельки воды и размазал их по стебельку растения, от чего тот открыл глаза и запрыгал. Видно, сегодня его счастливый день и он наконец-то сумел найти дом для своих будущих детей. Сжав пальцы на руке и поклонившись, растение запрыгало по кувшинчикам и исчезло среди зарослей камыша, откуда время спустя начали доноситься звуки радости. Первые детки были посажены в землю и листья камыша укрывали их от жары, а ветер дарил бриз прохлады.