Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи
Шрифт:
Мистер Пичи слушал со слезами на глазах. Он тер оконным шнурком себе лоб, словно хотел утишить боль, которую ему причиняла засевшая в голове неприятная мысль.
Прозвенел звонок. Мистер Пичи вышел из класса; вместо него появилась мисс Дэсмонд, и у нас начался урок уэльского. Наши родители владели этим
30
В. Шекспир, Сонет XXX. Перевод С. Маршака.
Мисс Дэсмонд относилась к нам с ревностным, чуть ли не апостольским состраданием, поскольку считала своим призванием исправить великое зло. Она обрела то, что потеряли мы, и горела желанием возместить нам нашу утрату.
Столкнувшись в дверях с мистером Пичи, она бросила на него взгляд, но, занятый мыслями о своих невзгодах и обидах, он даже не посмотрел в ее сторону.
Голос у мисс Дэсмонд звучал раздраженно, и это казалось тем более странным, что в общем она хорошо относилась к нам. Она сразу же пошла в атаку на Вилли Наттола. Так уж он действовал на людей. Он сидел в самой середине класса, съежившись, желая одного — чтобы его оставили в покое, но стоило кому-нибудь из учителей прийти в дурное расположение духа, и раздражение свое он неукоснительно срывал на Вилли.
Мисс Дэсмонд попробовала вытянуть из него простейшие грамматические правила, изложенные на первых страницах учебника:
У mae’r bachgen yn yrafon — Мальчик в реке.
У mae’r cath-ary bwrdd — Кошка на столе.
У mae’r buwch ynycae — Корова в поле.
Проще некуда, но для нас в самый раз.
Вилли молчал. Мисс Дэсмонд склонилась над ним. От нее чуть веяло запахом сирени. Утренние огорчения трепетными тенями легли на ее лицо, и оно осунулось и побледнело. Она ударила желтым длинным карандашом по слегка приплюснутому носу Вилли. Мы с Ллойдом замерли, ожидая, когда грянет гром.
И он грянул. Вилли издал громкий нечленораздельный вопль. Мы с Ллойдом повскакивали с мест, чтобы пропустить его в проход между партами. Но Вилли уже вскочил на парту и в три прыжка очутился в первом ряду, сея на пути ужас и перевернутые чернильницы. Он ринулся в угол, где стояла рейсшина. Схватил ее и, размахивая как дубинкой, двинулся на мисс Дэсмонд. Лицо его было бледно как мел и совершенно бессмысленно. Рейсшина уже чуть не опустилась на голову мисс Дэсмонд, но тут она громко вскрикнула и бросилась вон из класса. Вилли за ней. Мы с Ллойдом и еще несколько ребят кинулись за ними. Мисс Дэсмонд скачками неслась через двор. Вилли бежал за ней по пятам, устрашающе размахивая своим оружием. И тут из боковой двери с необычайным для него проворством выскочил мистер Пичи в полном туристском облачении. В жизни я не видел столь великолепного спринта. Мисс Дэсмонд беспомощно прислонилась к кирпичной ограде. Вилли уже собирал силы, чтобы дать наконец выход своей ярости; в следующий момент он лежал плашмя на залитом бетоном дворе школы — это мистер Пичи дал ему подножку.
Мистер Пичи поднял Вилли. Вилли горько плакал.
— Только не туда! Только не туда! — кричал он, указывая на школу.
Он вырвался из рук мистера Пичи и выскочил в калитку, выходившую на горный склон. Мы последовали за ним — только мы двое, Ллойд и я, потому что он был наш друг.
Мы немного посидели с Вилли в небольшом овражке на склоне. Это было наше потайное убежище —
Шел обеденный перерыв. Вдруг мы испуганно повскакали на ноги. В кочегарку вошел мистер Пичи собственной персоной. Он дал каждому из нас по шесть пенсов.
— Ничего, — сказал он, — ничего, все обойдется. — Улыбка не сходила с его лица.
Нам не сказали ни слова, когда мы вернулись в школу. После окончания уроков мы спускались по горной тропинке вниз, домой, следом за мисс Дэсмонд и мистером Пичи. Они шли медленно, он держался уверенно и смело и склонялся к ней, всем своим видом показывая, что ему нипочем духи и чудовища, обитавшие в наших горах. Мы ускорили шаги. Мы перемигивались и кивали в их сторону, будто хотели их подбодрить.
— Все обойдется! — крикнул он нам.
И в тех немногих случаях, когда мне впоследствии приходилось декламировать:
Из глаз, не знавших слез, я слезы лью О тех, кого во тьме таит могила… —я не видел и следа грусти ни на его лице, ни на лице мисс Илфры Дэсмонд, для которой в тот день началась, по-видимому, новая жизнь.
Дилан Томас
Удивительный Коклюшка
(Перевод Н. Волжиной)
В один из дней необычайно яркого, сияющего августа, задолго до того, как мне стало ясно, что тогда я был счастлив, Джордж Коуклюш, которого мы прозвали Коклюшкой, Сидней Эванс, Дэн Дэвис и я ехали на крыше попутного грузовика в самую оконечность полуострова. Грузовик был высокий, шестискатный, и, сидя наверху, мы оплевывали проезжающие мимо легковые машины и швыряли огрызками яблок в женщин на тротуарах. Один огрызок угодил между лопаток велосипедисту, он рванул поперек дороги, и мы сразу притихли, а Джордж Коуклюш побелел как полотно. Если грузовик сшибет этого человека, хладнокровно подумал я, глядя, как его занесло к живой изгороди, тогда ему конец, а меня стошнит себе на брюки, и, может, даже на Сиднея попадет, и нас арестуют и повесят, всех, кроме Джорджа Коуклюша, потому что он яблока не ел.
Но грузовик прокатил мимо; позади велосипед угодил в живую изгородь, велосипедист поднялся с земли и погрозил нам кулаком, а я помахал ему кепкой.
— Зачем ты кепкой машешь, — сказал Сидней Эванс. — Теперь он узнает, из какой мы школы. — Сидней был малый умный, чернявый и осторожный — при кошельке и при бумажнике.
— Мы же в школу сейчас не ходим.
— Меня-то, положим, не выгонят, — сказал Дэн Дэвис. Он бросал ученье со следующего семестра и уходил на жалованье в отцовскую фруктовую лавку.
У всех у нас были рюкзаки за спиной, кроме Джорджа Коуклюша, получившего от матери бумажный пакет, который то и дело развязывался, и у каждого по чемодану. На свой я набросил куртку, потому что инициалы на нем были «Н. Т.», и все догадались бы, что это чемодан моей сестры. В самом грузовике были сложены две палатки, коробка с провизией, ящик с котелками, кастрюлями, ножами и вилками, керосиновая лампа, примус, брезентовые подстилки, одеяла, граммофон с тремя пластинками и скатерть — взнос матери Джорджа Коуклюша.