Спасая Куинтона
Шрифт:
Кажется, я здесь бессилен.
Танцевать с ней было... ну, это было потрясающе. Касаться ее, целовать, это вообще должно быть запрещено, особенно после того, как я заставил ее плакать. Поклялся себе в этом, когда Нова высадила меня в день нашей встречи на крыше, где я показал ей одну из самых уродливых сторон самого себя и довел ее до слез. Поклялся, что никогда больше не причиню ей боль и буду держаться от нее подальше, но я облажался в последней части.
Не знаю, как это остановить, отвернуться от нее, не чувствуя, что схожу с ума. Она действует на меня почти столь же мощно, как наркотик, но в отличие от наркотиков, я очень сильно переживаю свои эмоции. В последний раз, когда я что-либо чувствовал,
К счастью, этого еще не произошло. Я вижу Нову каждый день в течение последних четырех дней и умудрился не спятить и не заставить ее плакать, но это отчасти потому, что я стараюсь быть под кайфом, когда она приходит. Ее визиты уже входят в привычку. Как и сегодня. Я просыпаюсь около полудня или часа, принимаю утреннюю дозу, одеваюсь, а потом жду и рисую, пока она не появится. Я почти не волнуюсь, зная, что она придет ко мне. Все это хорошо, но есть одна огромная проблема. Чем больше времени я провожу с ней, тем больше чувствую вину перед Лекси. Как будто я оставляю ее гнить в могиле, решив, что должен жить, вместо того, чтобы быть там вместе с ней.
Не знаю, что, черт возьми, со мной не так. Какой человек сможет просто двигаться дальше после убийства своей девушки? Поэтому я стараюсь бороться с этим - с моими чувствами к Нове - но она занимает все мои мысли, руководит моей жизнью и даже моими рисунками. Вот и сегодня я рисую ее, когда она появляется. Это одна из ее поз, сидя на краю крыши, где мы болтали в тот день, когда я обидел ее. Я видел совершенство глядя на нее. Это удивительный рисунок, который заставляет меня с грустью увидеть, сколько усилий мне нужно приложить, чтобы нарисовать эту девушку.
Последнее, что я хочу, это чтобы Нова увидела его, поэтому, когда она входит в комнату, быстро закрываю блокнот. – Эй, - приветствую ее, отбрасывая его на матрас.
Она улыбается, держа два стаканчика кофе в руках и появляясь в моих дверях, одетая в синее платье, открывающее ноги, ее волосы собраны, и я вижу веснушки на лице и плечах.
– Итак, у меня есть планы на сегодня.
– Она протягивает руку, предлагая мне кофе, выглядя такой счастливой, несмотря на зеркало на полу, покрытое остатками белого порошка, словно она не видит мое прошлое, все, что я натворил, словно нет того шрама на груди, напоминающего о ужасной вещи, что я сделал.
Забираю у нее кофе.
– Кто впустил тебя в квартиру?
– спрашиваю, вытягивая руки над головой и моргая несколько раз, чтобы увлажнить глаза. Я принял дозу пару часов назад, так что мне хорошо сейчас, но апогей еще не достигнут.
Ее приподнятое настроение исчезает. – Дилан.
Мои руки опускаются.
– Он ничего тебе не сказал?
Она пожимает плечами, водя пальцем по краю крышки от кофе.
– Не то, чтобы он что-то сказал, просто смотрел на меня около минуты, прежде чем впустить в дом... Делайла была в отключке на диване, и он сделал неуместное замечание о ее виде. Думаю, ему нравится задевать меня... и мне больно видеть Делайлу в подобном состоянии.
Конечно, она переживает, потому что слишком много волнуется обо всех.
– Мне жаль. говорю я, желая свернуть шею Дилану. Он ведет себя как мудак с каждым днем все больше, настаивая на том, что мы должны съехать. Мы с Тристаном на днях прокрались в его
– Я думаю, тебе не стоит сюда больше приходить.
Она быстро качает головой.
– Нет, я могу справиться с жутким Диланом... только, пожалуйста, не заставляй меня не видеться с тобой.
– Я не это имел в виду, - успокаиваю ее, сделав небольшой глоток кофе. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз держал в руках напиток из «Старбакс», и этот намного вкуснее, чем я помню.
– Я хотел сказать, что лучше тебе не приходить в этот дом. Мы можем встречаться в твоей машине.
– Но как ты узнаешь, когда я появлюсь?
– Мы можем договориться о времени.
– Ты говорил, что тебе сложно следить за временем, - она пьет кофе, ожидая моего ответа.
Если я это сделаю, это будет означать, что я почти сдался. Пойду против своих чувств, нарушу то хрупкое равновесие, которое поддерживают наркотики в моей системе, то равновесие, которое держит меня в стабильности.
– Я буду стараться изо всех сил, чтобы быть там каждый день в полдень.
– Это лучшее, что я могу сделать.
– Как по мне, так звучит неплохо, - ее идеальные губы растягиваются в слабую, но достойную портрета улыбку.
– Готов услышать мои планы на день?
Вращаю стаканчик в руках. – Конечно.
С сияющей улыбкой она садится на матрас рядом со мной, и я напрягаюсь, когда она касается меня.
– Мы весело проведем день и не будем говорить о наших проблемах и спорить, - говорит она.
Настораживаюсь при слове «весело». В ночь аварии Лекси хотела веселиться. Хотя Нова и Лекси совсем не похожи. В самом деле, Нова, наверное, говорит о спокойном, беззаботном веселье, в то время как Лекси всегда любила импульсивные и опасные развлечения.
– Не думаю, что я смогу веселиться.
Она толкает меня плечом, улыбаясь.
– Конечно, сможешь.
Я делаю медленный вдох через нос, говоря себе оставаться спокойным.
– Нет, не смогу.
Она морщит лоб.
– Почему нет?
– Потому что просто не могу.
– Куинтон, пожалуйста, просто скажи мне, - умоляет она.
– Иначе я сойду с ума, пытаясь понять причину... как мне всегда приходилось делать с Лэндоном.
Черт, она усложняет мне задачу. Она вытаскивает из рукава карту с мертвым бойфрендом. Кроме того, она смотрит на меня, и ее глаза такие большие и красивые, что почти поглотили меня.
– Моя подруга... Лекси хотела повеселиться в тот раз...
– слезы жалят глаза, и я откидываю голову назад, чтобы они не стекали. Водяное пятно прямо надо мной, которое меня постоянно раздражало, как ни странно, за последние несколько дней перестало капать, хотя и выросло в размерах.
– В ту ночь, когда она умерла.
Опускаю голову, когда беру себя в руки и смотрю на нее. Она замолкла, покусывая нижнюю губу, ее руки лежат на коленях со сцепленными пальцами. Сначала я думаю, что ей неудобно, но потом понимаю, что ее глаза слезятся, и она борется, чтобы не заплакать.
– Лэндон никогда не хотел веселиться, - ее голос такой мягкий, когда она это говорит, но настолько неэмоциональный, как будто она чувствует пустоту. Мне больно слышать пустоту в ее голосе. Это мое слабое место - она моя слабость. Тристан был прав. Она меняет меня. Я просто не уверен, к лучшему или худшему, потому что мне трудно справляться с эмоциями, которые она вызывает, чувствами, которые она умудряется вытянуть из меня, даже сквозь завесу наркотиков. Накрываю ее руку, и она застывает. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди и почти душит меня, когда желание льется через меня - желание сделать ее счастливой. Я задерживаю дыхание, понимая, куда ведут мои мысли.