Спасители. Книга первая. Хрустальный куб
Шрифт:
– Можешь, - улыбнулся тот.
– И давай так: мне, конечно, льстит, что меня зовут мудрецом, я к этому уже привык и представляюсь так обычно тем, кто меня не знает, но лишь потому, что мало кто запоминает моё настоящее имя. Но ты, я думаю, запомнишь. Так что давай по имени: Мианарфон.
– Хорошо, - кивнул Лиафар, коротко улыбнувшись.
– Я вот ещё о чём хотел вас спросить… Вы путешествуете по миру. Вы многое видели, многое знаете… Может вам известно что-либо о моих родителях?
Лицо Мианарфона застыло, не дрогнув даже кончиком брови. Он почему-то медлил с ответом, и Лиафар стал подозревать, что мудрецу
– О твоих родителях я практически ничего не знаю. Разве что…
В глазах Лиафара зажглась было надежда.
– Погоди-погоди… Догадываюсь, что ты хочешь услышать, но вряд ли могу что-либо утверждать. Мне мало что о них известно, я бы сказал, не больше, чем тебе, - торопливо добавил мудрец и увидел, как глаза юноши вмиг погасли, а просиявшее несколько секунд назад лицо стало мрачнее прежнего.
– Но… - Мианарфон решил приободрить его.
– Сдаётся мне, что в конце своего пути, а может и во время него, ты всё же узнаешь о своих родителях что-то, чего не знаешь сейчас.
***
Дивада и Варю они встретили на пол пути в поле: мудрец остановился побеседовать с ними, а Лиафар поспешил дальше - ему не терпелось поделиться накопившимися впечатлениями с другом. Лишь небольшая часть зевак всё ещё осматривала со всех сторон стоявшее в поле судно, похожее на гигантского орла. Да ещё Агат остался неподалёку от сложенных друг на друга столов и скамеек. Увидев приближение Лиафара островитяне с интересом стали наблюдать за каждым его движением, казалось, они ждали от него чего-то, вроде начертания в воздухе загадочного символа. Юноша с удивлением заметил, что не только интерес отражался в глазах островитян, но также некоторые смотрели на него с какой-то опаской. Танир - общий приятель Лиафара и Агата - к последним не относился, и поэтому, едва заметив возвратившегося Лиафара, он поспешил за ним в надежде узнать из первых рук о чём же тот говорил с чужестранцем.
Лиафар успел сказать лишь пару слов перед тем, как Агат остановил его и взглядом указал на подоспевшего Танира.
– Ну чего там?
– не скрывая любопытство, вопрошал Танир.
– Что значит тот знак? Тот путешественник назвал тебя Спасителем…
Лиафар раздумывал всего секунду, а потом ответил без стеснения:
– Извини, но это тайна.
– Да, и вообще, чего ты снова суёшь свой длинный нос в чужие дела?
– поддержал друга Агат, по обыкновению, не церемонясь с любопытным приятелем.
– Спится лучше, когда меньше знаешь!
– Ну тебе-то он рассказывает!
– возмутился несправедливости Танир.
– Да он у меня денег одолжить хотел!
– соврал Агат.
– А ты тут лезешь со своими расспросами, не даёшь человеку и рта раскрыть.
Лиафар невольно улыбнулся уголком рта. Танир же одарил обоих хмурым взглядом недоверчивых глаз. Он хотел было проявить большее упорство в стремлении удовлетворить своё любопытство, но тут его позвал отец, и ему пришлось отступить. Пыхтя от негодования, островитянин сунул руки в карманы штанов и пошёл вслед за отцом, причитавшим ему на ходу:
– Тебе завтра рано вставать и плыть в Павловск, ты забыл?
Наконец, Лиафар смог продолжить едва начатый рассказ. Он поведал другу о разговоре с чужестранцем, однако сделать это оказалось не так-то просто - рассказать то, в чём сам Лиафар ещё не разобрался.
– И как странно, правда? Сказал, что ему ничего не известно, но почему-то уверен, что я узнаю что-то о родителях в конце пути, - высказал недоумение Лиафар, уже раскрыв детали порученной ему миссии.
– Если бы он ничего не знал, разве сказал бы так?
Агат в ответ только пожал плечами. Он жадно выслушал рассказ Лиафара и теперь о чём-то глубоко задумался с невидящим взором.
– Какие-такие силы во мне скрыты, интересно? Этого он тоже не знает, но уверен, что они есть… Взглянуть бы на предсказание, о котором он обмолвился, - прикусил губу Лиафар.
– Угу, - поддакнул Агат.
– Непонятно, почему именно сейчас?
– задался очередным вопросом Лиафар.
– Мираж, судя по всему, уже давно в плену у Адегора. А меня только сейчас отправляют её спасать!
– Я пойду с тобой!
– воскликнул Агат, выйдя, наконец, из задумчивого оцепенения.
– Ты-то тут при чём? Это моя миссия!
– напомнил Лиафар.
– То есть ты будешь мир спасать, а я должен сидеть на лавочке и грызть семечки?!
– вскинул брови Агат.
– Ну уж нет! Коль мы с детства вместе и в Павловске братьями называемся, то и в это путешествие нам вдвоём идти!
Лиафару было странно отказывать другу, отталкивать его, но мудрец выразился предельно ясно - в пути его будут подстерегать опасности и только некие скрытые в нём силы помогут их преодолеть. Агат, как было известно, никакими необычайными умениями не обладал, иначе Виринея выбрала бы его Спасителем.
– Ты похоже не понял! Это опасно! Тут и говорить не о чем - я иду один!
– дивясь собственной категоричности, заявил Лиафар.
Агат возмущённо воззрился на друга, не понимая, почему тот его отстраняет; на лице отразилось странное подозрение, смешанное с обидой, почти как у Танира, натокнувшегося на заговорническую скрытность приятелей.
– Тебя что лишат звания «героя», если я рядом буду?
– съехидничал он.
– Я по-твоему на прогулку отправлюсь?
– раздражённо спросил Лиафар.
– Я бы хотел, чтобы ты пошёл со мной, но ведь не тебя, и не нас двоих выбрали для спасения птицы Мираж, а меня одного!.. Я бы и сам был рад остаться в деревне и жить-поживать… Думаешь, я горю желанием погеройствовать? Ошибаешься! Мне придётся передвигаться в лесу и горах только по ночам, а там водятся черти! Не говоря уже о том, что я должен одолеть бессмертного врага!.. Можешь себе это представить? У меня самого это в голове не укладывается!
Агат ничего не сказал, просто молча уставился на Лиафара: во взгляде его читалась обида. А Лиафар не хотел продолжать разговор, ссориться с лучшим другом. Как же он не понимает, что всё происходящее не сулит ничего приятного? Ну кому бы вздумалось взять на себя такую ответственность по собственной воле?
– Агат, пообещай!
– настоял Лиафар.
– Что тебе пообещать?
– прикинулся Агат притворно небрежным тоном.
– Что не будешь на меня дуться и не сделаешь глупость.
Друг театрально положил руку на сердце и произнёс: