«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
Шрифт:
Меня подвели к стоявшему воронку, открыли дверку и предложили в нее войти.
Я вошел в воронок, за мной быстро закрылась дверка; чувствую, что кто-то в воронке есть, я не одинок. Но кто есть, я не знаю. Воронок тронулся с места и повез меня в неизвестном направлении.
7. В Сухановской тюрьме
Мы ехали примерно около часа, въехали во двор, во дворе уже было светло. Открылась дверка воронка: меня провели немного по двору и ввели в бокс. В боксе на одной стене было нацарапано «Кольцов». Я еще подумал: не Михаил ли Кольцов, который в это время был уже арестован?
В боксе меня вновь тщательно обыскали, вплоть до присядки и заглядывания в верхние и нижние человеческие отверстия.
После обыска меня повели в корпус, стоявший посередине двора; с виду
Меня ввели в здание, на второй этаж. Дежурный указал камеру – мое будущее временное место жительства.
Я вошел в камеру. В ней никого не было. Положил на стол свой скудный скарб. Дежурный сказал, чтобы я шел в уборную оправляться, так как было время подъема и оправления.
Я пошел в уборную, там был человек, сильно обросший волосами, – мой будущий сосед по камере.
Он обратился ко мне с вопросами, я не стал отвечать и сказал, что поговорим, как придем в камеру.
Я уже выше отмечал, что этот день был воскресенье, так что для следователей и нас он был выходным, и мы с сокамерником были предоставлены сами себе.
После оправки и поверки мы привели камеру в порядок: протерли сырой тряпкой стены и пол. Принесли завтрак: суп, кашу, хлеб, сахар и чай. Мы позавтракали и стали вести тихий разговор.
Он мне коротко рассказал о себе: бывший рабочий, железнодорожный путеец, в 1918 году пошел добровольцем в Красную армию, всю Гражданскую войну провел на фронтах, в основном в Средней Азии; в последнее время был командующим войсками Туркменской ССР. Арестован в 1937 году, осужден на 10 лет ИТЛ, приехал из Воркуты на переследствие и здесь уже находится два месяца.
Рассказывал о жизни в лагере в довольно мрачном виде.
Рассказал маленький эпизод из лагерной жизни: «Сижу однажды в бараке, на нарах, в кругу таких же лагерников, обсуждаем вопросы лагерной жизни. Ко мне подходит один из лагерников, в гимнастерке, с военной выправкой, и обращается ко мне с вопросом:
– Скажите… Вы во время Гражданской войны не служили в рядах Красной армии?
– Да, служил.
– Не были ли вы в Старой Бухаре?
– Да, был.
– Не помните ли вы, как в вас стреляли?
– Да, помню.
– Так вот это я в вас стрелял. Вы в то время были за красных, а я за белых, но, как видите, судьба нас столкнула вместе, и не где-нибудь, а в Воркуте, в лагере».
Потом мой напарник стал интересоваться тем, кто я и в чем меня обвиняют.
Стал меня спрашивать, не знаком ли я с Амосовым?
Да, фамилию Амосов я слышал, но ни с каким Амосовым не знаком.
– Амосов сидит в камере напротив нас, и я с ним веду разговор посредством перестукивания по трубам парового отопления.
Все эти не нужные мне разговоры, расспросы и рассказы не имели никакого интереса, но только заставляли меня насторожиться…
Я оказался прав: за тот период, что я с ним просидел в одной камере, он ни разу не перестукивался с Амосовым.
До меня с ним сидел один политический подследственный, и он своими провокаторскими расспросами заставил его нехорошо отзываться о руководящих работниках, в частности, о Сталине, за что [этот подследственный] и поплатился…
Меня он также неоднократно наводил на такие же разговоры, но из этого ничего не выходило, я на него смотрел как на наседку [25] .
Камера, в которую меня поместили, была рассчитана на двоих, с двумя кроватями, вделанными в стену; на день они запирались.
Посередине камеры стоял столик и два круглых цементных стула; то и другое было прочно зацементировано в пол.
В углу круглые сутки стояла параша, так как на оправку выводили всего два раза в сутки – утром и вечером. В остальное время пользовались парашей, вследствие чего в камере воздух был испорчен…
25
Наседка – заключенный, специально подсаженный к другому заключенному (чаще всего в следственной тюрьме), дабы выведать то, что нужно начальству. (Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. М.: «Просвет», 1991.)
Мой сосед объяснил, что это знаменитая Сухановская тюрьма [26] . Здесь ранее был Сухановский монастырь.
В понедельник 26 мая
Ввели в одну из комнат, где уже сидел следователь.
Я с ним поздоровался, и он мне указал на стул.
С этого дня опять пошли одни и те же вопросы и расспросы, а иногда я целыми сутками сидел, и следователь не задавал ни единого вопроса, или же вели разговоры, совершенно не относящиеся к следствию [27] .
26
Сухановская особорежимная тюрьма располагалась в 40 км южнее Москвы, на территории Свято-Екатерининского монастыря, вблизи бывшего имения Суханово.
23 ноября 1938 года Берия, будучи еще заместителем Ежова, направил Председателю Совнаркома Молотову письмо: «В связи с возникшей необходимостью оборудовать особо изолированную тюрьму специального назначения при ГУГБ НКВД нами намечено использование для этой цели территории и зданий Сухановского монастыря, переустройство которых под тюрьму может быть произведено в месячный срок». (ГАРФ, ф. Р-5446, оп. 22а, д. 125, л. 5.)
В тюрьме содержались Ежов и многие руководители НКВД, попавшие под бериевскую «чистку» 38–39-го годов, режиссер Всеволод Мейерхольд, публицист Михаил Кольцов, писатель Исаак Бабель и многие-многие другие…
Официальное название тюрьмы было «Спецобъект 110», а чекисты именовали ее «Дача Берии» или просто – «дача».
Как тюрьма «Сухановка» просуществовала до середины 60-х годов прошлого века. (Головкова Л.А. Сухановская тюрьма. Спецобъект 110. М.: Возрождение, 2009.)
Александр Солженицын так описал «Сухановку» в «Архипелаге ГУЛАГ»:
«Сухановка – это та страшная тюрьма, которая только есть у МГБ. Ею пугают нашего брата, ее имя выговаривают следователи со зловещим шипением. (А кто там был – потом не допросишься: или бессвязный бред несут, или нет их в живых).
Сухановка – это бывшая Екатерининская пустынь, два корпуса – срочный и следственный из 68 келий. Везут туда воронками два часа, и мало кто знает, что тюрьма эта – в нескольких километрах от Горок Ленинских и от бывшего имения Зинаиды Волконской. Там прелестная местность вокруг». («Архипелаг ГУЛАГ», том 1, глава 5.)
27
Протоколы не составляли, если не было каких-либо новых сведений. За почти месяц пребывания в Сухановке в деле появились всего три протокола допросов: 27 мая, 7 и 20 июня. (см. Документы 25–27.). На запрос в ЦА ФСБ об ознакомлении с журналом вызовов на допросы Сухановской тюрьмы получен ответ – «документы не выявлены».
Если было тяжело сидеть в Лефортовской тюрьме, то в Сухановской во много раз тяжелее: нормально давали спать одну ночь в неделю, с воскресенья на понедельник; в течение недели я не имел возможности ни на одну минуту сомкнуть глаз.
В Лефортовской тюрьме я могу днем лечь в постель и хоть на минуточку сомкнуть свои очи, и от этого становилось немного легче.
В Сухановке сидишь на круглом цементном стуле, возьмешь в руки книжку (моему соседу разрешалась выписка книг для чтения), и невольно глаза закрываются – но тут же щелкает крышка дверного глазка и часовой смотрит, что делается в камере, и ты вздрагиваешь и открываешь глаза…
Встаешь, бывало, ходишь из угла в угол по камере размером в 3–4 шага, и ходишь до тех пор, пока не устанешь, разгонишь дремоту и опять сядешь на стул…
Кроме этого, здесь я был лишен несчастной пятнадцатиминутной ежедневной прогулки.
Лишен был ежемесячной выписки продуктов на сумму 75 рублей.
В камере разговаривать между собой совершенно было невозможно из-за большого резонанса. Часовой ежеминутно открывает «волчок» [28] и повелительным тоном говорит – прекратите разговоры!..
28
Волчок – то же, что и глазок – небольшое отверстие в двери тюремной камеры, через которое наблюдает надзиратель. (Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. М.: «Просвет», 1991.)