«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
Шрифт:
Я снял сапоги, носки, спустил до колен брюки и кальсоны, но прежде чем лечь на правеж, сказал: «Если вам партия и Советское правительство дало право производить такие зверские методы следствия над невинными советскими гражданами, то я подчиняюсь и ложусь».
9. На правеже
В старое, проклятое время на правёж клали на скамейку, а тут скамейки не было. Я лег на пол.
На пол я лег вниз животом, жду экзекуции. И вот экзекутор в лице старшего офицера с резиновой палкой в руках подошел ко мне, ноги
От этих ударов у меня была нестерпимая боль, я стал громко кричать, но этот палач в офицерской форме не переставал делать свое варварское средневековое дело…
Им этого показалось мало. Палачи заставили меня встать к специально поставленному стулу задом к экзекутору, упираясь руками в сиденье стула.
И тот же палач, в офицерской форме, резиновой палкой стал мне наносить удары по голой заднице…
Били до полной потери моего сознания…
Избиение наконец прекратилось. Я немного пришел в себя, попросил глоток воды: мне его дали. Ну, думаю, экзекуция закончилась…
Но нет, второй офицер, на погонах в петлицах с одной «шпалой», взял в руки ту же резиновую палку, поставил меня к тому же стулу и в том же порядке стал меня избивать…
Но им и этого показалось мало. Снова меня положили на пол вниз животом, мои ноги зажали между своими ногами, и экзекутор с большим остервенением стал по подошвам ног наносить удары той же палкой.
Я с трудом терпел невыносимую физическую и нравственную боль: с сердцем было очень плохо, вот-вот оно выскочит из груди.
Я стал кричать очень громко, но это не помогло, экзекуция продолжалась…
И вот, под действием, вероятно, экзекуции, я невольно выпустил «ветер». Тогда мои истязатели отскочили от меня, как черт от ладана, они ведь с виду казались людьми благородными, не переносящими посторонних запахов, быстро открыли дверь для проветривания комнаты.
После этого я вздохнул и попросил у них глоток воды для успокоения сердечной деятельности.
Старший палач мне на это ответил:
– Подпишешь – дам!
– Нет, не подпишу, можете избивать сколько хотите, но не подпишу!
И глотка воды мне не дали.
Наконец экзекуция закончилась, мне разрешили сесть, но сидеть было невозможно…
Старший палач после столь трудной физической работы, как видно, был сильно утомлен. Лег на диван отдохнуть.
Лежа на диване, он притворился спящим, а сам украдкой с прищуренными глазами следил за мной, а его подручные в лице пяти лейтенантов отдыхали, сидя на стульях…
В моей экзекуции не участвовал мой следователь, чему я был очень рад. Мой прогноз, что он меня бить не будет, оправдался; но его предупреждение оказалось правдой.
Так что крик и плач, которые я слышал, сидя в следовательском корпусе ночью, не были инсценировкой…
В этой комнате меня продержали примерно 4 часа.
Но вот старший палач соизволил открыть глаза и дал распоряжение, чтобы я надевал сапоги.
Только я стал надевать сапоги, он сказал:
– Как видно,
Я ему ответил:
– Хорошо постарались, за это вам спасибо!
Меня вывели из экзекуторской комнаты, и два солдата препроводили меня в камеру, куда я еле-еле дошел. Сильно болели отбитые подошвы ног.
Когда я лег в постель, у меня из глаз невольно потекли слезы. Перед моими глазами предстала вся эта варварски гнусная картина экзекуции.
Мне невольно вспомнились те времена, когда везде и всюду на Руси царила розга: в школе, на конюшне помещика, в казарме, в полицейском и сыскном управлении и т. д.
Но потом это было уничтожено, и вот правеж все же возобновился: и когда, где?!
Мне было обидно и стыдно, в особенности когда следователь объяснил, что это гнусное варварское дело они делают с разрешения партии и правительства.
Истязатели считали, что делают государственно важное дело. Надо было видеть, с каким наслаждением они смаковали это позорное для Советского гражданина и члена КПСС дело. Я еще тогда не был исключен из партии, а был исключен лишь в марте 1955 г., просидев в лагере, без месяца, 14 лет.
Мне было обидно и больно, что эти палачи прикрываются именем Великого Советского Союза, именем Великой Коммунистической партии…
Своими садистскими методами они старались опорочить ни в чем не повинного члена партии, чтобы он клеветал сам на себя, что он изменник Родины и предатель партии. Этим они хотели оправдаться перед партией и правительством, что они невинных людей не берут, особенно членов партии.
И только спустя 15 лет со дня моего ареста Центральный комитет КПСС вскрыл весь гнойник, царивший в органах НКГБ и МВД под руководством матерого врага народа Берии и его ближайших соратников, и все это делалось во имя культа личности…
Утром встали, позавтракали, я своему соседу не обмолвился ни единым словом о производимой надо мной экзекуции, считая, что этим позорным делом делиться с иностранцем не следует. Мы эти временные позорные явления как-нибудь внутри себя переживем, без вмешательства и сострадания со стороны…
28/VI я вызвал тюремного врача, он посмотрел на моем теле следы от избиения резиновой палкой, дал мази и каких-то порошков и, ничего не сказав, удалился…
В ночь с 28 на 29 июня меня вновь вызвал следователь [33] .
Снова посыпались от него одни и те же вопросы, и в конце концов следователь стал нервничать и кричать.
– Подпишешь или нет?
– Не подпишу! Изменником я не был и не буду!
– Что, хочешь получить по-вчерашнему?
– Можете издеваться надо мной сколько угодно, я в ваших руках, но то, что вам надо, я не подпишу.
33
29 июня датированы 2 допроса. Первый начался в 0:45, а второй в 17:00, причем второй протокол не подписан следователем (см. Документы 28 и 29).