Спасти «Скифа»
Шрифт:
– Но ведь мы не знаем, где прячется Скиф и, соответственно, трудно предположить, где именно нужно ждать диверсантов.
– Хойке, – устало вздохнул Брюгген, – их нужно ждать в Харькове. Для меня, например, этого достаточно. Хотите, дам их приметы?
Наслаждаясь произведенным эффектом, Кнут опустился на сидении так, чтобы голова оперлась о верх кожаной спинки, прикрыл глаза и продолжил:
– Это будут молодые мужчины в немецкой военной форме. Допускаю, что они приедут на немецком автомобиле. Их может быть трое или четверо, офицерская форма будет на одном, максимум – на двух, старший группы непременно
– Если честно, господин штурмбаннфюрер, мне бы такое и в голову не пришло, – признался Хойке, и теперь Брюгген уверенно отметил: не врет.
– Их фамилии вы узнаете сами, – сказал он. – Достаточно поставить на каждом пропускном пункте, ведущем в город, по одному вашему сотруднику, переодетому шуцманом. Тщательная проверка документов у всех, кто въезжает в прифронтовой город, подозрений не вызовет. Потому пусть впускают всех, с любыми документами, не свирепствуя особо. А ваши шуцманы пускай фиксируют для себя данные из документов и номера машин. Уверен – проверка обязательно выявит, кто из въехавших в Харьков не за того себя выдает.
– Но ведь на проверку данных уйдет время! Диверсанты, кем бы они ни оказались, успеют затеряться в городе!
– Да, Хойке, успеют, – согласился Брюгген, не открывая глаз. – Потому сразу после того, как отвезете меня спать, позаботитесь о том, чтобы они не слишком далеко затерялись. Насколько я знаю, у вас есть такая возможность. И тут мои советы вам не нужны. Верно?
– Так точно. А вы…
– Я же сказал – мне нужно поспать. Пока диверсантов в городе нет, а Скиф залег непонятно в какой норе, мне в ваших играх делать нечего. Да, подстрахуйтесь за это время: необходимо, чтобы для выезда из Харькова уже к завтрашнему дню была введена специальная форма. Без такого документа покидать расположение города могут разве что регулярные части, отправляющиеся на передовую, – он открыл глаза. – Всех впускать, никого не выпускать. Известный принцип, не так ли, Хойке?
А потом Кнут Брюгген в последний раз с начала их знакомства удивил начальника гестапо – снова опустил веки и в самом деле заснул. Крепко, глубоко, не проснулся, когда въехали в Харьков, и, дыша ровно, так, словно не сидел на заднем сидении автомобиля, который прыгает по выбоинам, а устроился на своей уютной кровати в имении под Регенсбургом – Хойке все-таки тоже был полицейским и знал о легендарном Брюггене достаточно.
Как показалось начальнику гестапо, штурмбаннфюрер даже из машины в приготовленную для него комнату переместился во сне.
9
В блиндаже Борин и Сотник были одни: генерал Виноградов третий час совещался о чем-то в штабе полка. Да и нечего ему, по сути, здесь больше делать: документы тех, кто уходил на задание, их командир сдавал лично начальнику разведки.
– С тобой все ясно, – подполковник отложил стертую на сгибах офицерскую книжку Михаила, машинально пролистнул и положил сверху аналогичный документ Гайдука. – С этим членом семьи врага народа тоже…
– Товарищ подполковник! – Сотник привстал с ящика, на котором устроился, и подался вперед.
– Сядь ты, капитан, ради бога! – Борин даже не остановил его жестом, а лишь отмахнулся, как от надоедливо зудящей мухи. – Ты грамотный в нашей жизни человек, Миша: для полновесного срока того факта, что его отец арестован, разоблачен, осужден и расстрелян, маловато. Дети у нас за отцов, как говорит партия, не отвечают. Но если что – до срока добавят, вот как намедни. Так что не кипятись. Есть вопросы?
– Никак нет, – Сотник скрипнул зубами и снова сел. – Нам, между прочим, на смерть идти, если я вас, товарищи командиры, правильно понял.
– Ты правильно понял, Сотник. На войне каждый день люди ходят на смерть. И все, хватит про твоего Гайдука, у тебя в команде, я гляжу, похлеще народ подбирается. Ты специально, что ли?
– Лучшие нужны, сами же сказали…
– Да, сказал, и от слов своих не отказываюсь. Кто у нас тут лучший, – начальник разведки взял следующий документ, развернул. – Старший сержант Чубаров, Максим Игнатьевич. – Борин поднял глаза на Сотника. – Вор-рецидивист. Кличка Курский Соловей, он же – Ваня Курский. Правильно?
– Доброволец с сорок первого года, товарищ подполковник, – ротный выдержал взгляд начальника.
– Я это знаю, Миша. Но плохой я командир, если не знаю про своих подчиненных всего.
– Чубаров – доброволец, – упрямо повторил Сотник. – Последний раз освобожден весной сорокового, вину свою искупил полностью, осознал. Он такой же гражданин, как и любой другой.
– Да, гражданин, – согласился Борин. – А ты в курсе, умник, что бывших воров-рецидивистов не бывает?
– Я Макса в деле видел! – снова повысил голос Сотник. – И не раз, и не два!
– Я тоже, – снова осадил его жестом подполковник. – Послужной список этого, гм, бывшего урки мне тоже хорошо известен. Кстати, почему он Соловей?
– Потому же, почему в Тамбове все волки, – буркнул Михаил. – Чубаров из Курска сам. А в Курске, говорят, соловьи поют – заливаются.
– Ну да, а в Тамбове – волки воют, – в тон ему подхватил Борин. – Ваня Курский, наверное, по той же причине.
– Он на артиста Алейникова похож…
– Знаю, – кивнув Борин, сам в офицерском клубе не раз смотревший «Большую жизнь». И, признаться, забывавший обо всем на свете, когда на экране появлялся обаятельный хулиган Ваня Курский из шахтерского поселка: по-другому актера Петра Алейникова, сыгравшего эту роль, никто в стране, кажется, после картины не называл. – У него, кстати, в Курске остался кто?
– А вы, кроме того, что Чубаров сидел, больше ничего про него не знаете?
– Знаю, что детдомовский, – Борин повертел солдатскую книжку в руках. – Но, может…
– Не может. Один он на белом свете. Никто его нигде не ждет. Родное МТС, с которого Макс в военкомат ушел, и то разбомбили. Кстати, в технике сечет, машину водит отлично, плюс боевой опыт…
– Ты его, капитан, не к награде представляешь, – Борин положил эту книжечку поверх гайдуковской, взял последнюю, четвертую: – Все бы оно ничего, только вот этот до кучи еще… Волков Вилен Иосифович, рядовой. Назван в честь Владимира Ленина, – начальник разведки выжидающе посмотрел на Сотника. – Мне продолжать?