Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
– Боюсь, как бы всю эту затею не выхолостили до привычного «расширить и углубить», - со скепсисом откликнулся Кириллин.
– Да нет, нет, там всё очень серьезно! – покачал головой завсекретариатом.
– В начале следующего года планируется экономическое совещание глав государств и правительств СЭВ, и на него нужно выходить с более или менее оформленными предложениями…
– Оформим, Борис Терентьевич, строго обязательно, - Кириллин наскоро распрощался с Бацановым в дверях приемной.
Там зампреда уже ждали, и сразу ввели в бывший кабинет Сталина, доставшийся Косыгину «по наследству».
«Удивительно…», -
Дубовые панели вдоль стен, монументальный старомодный письменный стол в глубине и малый у входа, с непременным «Боржоми», ковровые дорожки, тяжелые кресла – всё, как в кино «про войну»…
Только вместо чеканного облика вождя - знакомое лицо под коротким седым ежиком – вечно хмурое, узловатое, давно усталое. Многое отличало нынешнего хозяина кабинета от бывшего, хотя в глаза бросались лишь внешние приметы.
Косыгин носил отлично сшитый костюм, причем одевался так всегда, даже в ту пору, когда совслужащие примеряли полувоенные френчи. И он не курил.
Заядлый спортсмен, Косыгин увлекался греблей, лыжами, обожал горные походы, но сильно сдал, перенеся клиническую смерть в позапрошлом году. Кириллина пробрало жалостью – для его начальника, истинного работяги, было мучительным и обидным «предательство» тела.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич! – чистосердечно поздоровался академик.
– А-а… Проходите, проходите. Садитесь… - председатель Совмина с облегчением разогнулся, отрываясь от бумаг. – Сейчас еще Дымшиц со Смиртюковым подойдут, и начнем… - он потянулся, и выдохнул, доверительно сообщая: - С утра решали, как помочь полякам… Постановили, что будем вливать через механизмы СЭВ дополнительную помощь от нас - для стабилизации уровня жизни. Не без конца, конечно, а на время… хм… «очищения от навязанной извне оппозиции».
– Ну, хоть какое-то понимание, - едко проворчал Кириллин, устраиваясь за малым столом - стаканы, сбившиеся вокруг бутылки боржоми, испуганно звякнули.
Линялые глазки Косыгина подернулись ледком, а бескровно-серое лицо пошло пятнами нервного румянца. Сжав губы, он выбрался из-за стола, оборачиваясь к окну, и спросил суховато, через плечо:
– А какое понимание польского кризиса у вас, Владимир Алексеевич? Можно поинтересоваться?
– Можно, - глаза академика за линзами очков сверкнули злым азартом.
– Конечный неуспех самой Народной Польши в противостоянии с антисоциалистическими структурами определяется двумя базовыми факторами, - заговорил он лекторским тоном, - отсутствием альтернативы фактически ведущему в тупик экономическому курсу правительства и предельной неадекватностью правоприменительной практики по отношению к внутреннему оппоненту, как бы получившему иммунитет.
Косыгин обернулся, прислоняясь к подоконнику и складывая руки на груди.
– Чеканная формулировка! – сквозь обычную сумрачность улыбка так и не пробилась. – Ну, на один из наших вечных вопросов – «Кто виноват?» - вы, будем считать, ответили. Теперь ответьте на другой, куда более трудный: «Что делать?» Как Польшу спасать?
– Не столько Польшу надо спасать,
Академик понимал, что медом не мажет, а укол насчет «латок» и вовсе хозяину кабинета адресован. Ну, это не страшно, «шеф» конструктивную критику приемлет, а вот на самом верху любят только одну правду – ежедневную газету, орган ЦК КПСС.
По слухам, Председатель Совета Министров засобирался на пенсию, и кто же тогда придет ему на смену?
«Да кто угодно, только не я! – раздраженно подумал Владимир Алексеевич. – Но сколько же можно молчать, плестись покорно за слепыми поводырями?»
Высокая дверь осторожно приоткрылась – и распахнулась смелее, впуская рослого зампреда Вениамина Дымшица в легком изящном костюме и Михаила Смиртюкова, румяного толстяка в голубой шелковой рубашке, заправленной в светлые брюки, широкие по давней моде.
– Разрешите? – по-военному обратился Дымшиц.
– Входите, товарищи!
Привстав, Кириллин крепко пожал пухлую руку Смиртюкова, кремлевского «долгожителя». В будущем году Михаилу Сергеевичу семьдесят исполнится и, по заведенному порядку, ему полагалась звезда Героя Соцтруда. Да только Брежнев «заматывал» вопрос - ревность Леонида Ильича к главе правительства ложилась и на управделами.
– Рад, рад! – ласково закивал Смиртюков, придвигая к себе стакан и бутылочку.
– Взаимно! – по-светски поклонился академик.
А вот Вениамина Эммануиловича он привечал без особой охоты, хотя и сам не разумел, с чего вдруг такая неприязнь. Специалист-то заслуженный! Это же Дымшиц строил и Магнитогорский металлургический, и Запорожский, и «Азовсталь», и завод в Бхилаи. И Госпланом рулил, и Госснабом…
– А знаете что?
– потянул Алексей Николаевич, с кряхтеньем подсаживаясь, и Кириллин невольно улыбнулся. Это была любимая косыгинская присказка, прелюдия к серьезному разговору.
– Давайте, заслушаем товарища Кириллина! Есть у него… хм… отчетливые идеи, как надо СССР спасать, - добродушно проворчал хозяин кабинета.
– Времена меняются…
– О, давайте! – оживился Смиртюков, подливая себе минералки.
Уловив пристальный взгляд Дымшица, Владимир Алексеевич ощутил замирание, пугающее и влекущее. Он всегда чуял его, стоило только пренебречь обывательской заповедью «Не высовывайся!»
«Не высовывайся - будь, как все! Тебе что, больше всех надо?» - бубнит внутри «маленький человек», унижен и убог.
А ты вырасти над собой, заяви дерзко: «Надо!»
«Времена меняются…» - толкнулось эхом. Да, меняются…
…Странен и дивен был этот год, тысяча девятьсот семьдесят восьмой от Рождества Христова, а от Великой революции – шестьдесят первый.
Скрытые силы пришли в движение, меняя незыблемое, ломая устоявшееся. Сколько лет бедняга Канторович бился, продвигая теорию оптимального распределения ресурсов, и бесполезно! А нынче ее, хоть и с кучей оговорок, грозятся применить в ведомстве Байбакова…