Спастись ещё возможно
Шрифт:
Прямой потянулся во всю свою ширь, хрустнув затекшими за ночь суставами, мог бы и еще шире, но металлический браслет, будь он неладен, приковывал к пышущей утробным жаром Кабаньей туше. “Все равно хорошо. Хо-ро-шо!” Он огляделся. С крыльца открывался чистый прямоугольник двора квадратов на двести, слева ограниченный двумя сараями, с покосившейся кабинкой туалета меж ними, а справа и во фронт — дощатым двухметровым забором с тремя рядами колючей проволоки по верху. Прозрачные створки ворот — перекрещенные той же “колючкой” прямоугольники из бруса — были закрыты, и за ними просматривалась дорога, поле и лес. По правую руку от крыльца — шатровая поленница березовых дровишек, подле нее скамейка, а на ней два все тех же вчерашних мужика с “кипарисами”. Они покуривали и равнодушно глядели
— Здравствуйте, Сергей Григорьевич, как вам у нас?
— Да кисловато у вас, братан, — попытался сделать строгое лицо Прямой. Он хотел разозлиться, но почему-то это никак не выходило, и рот его, того и гляди, готов был растянуться в глупой ухмылке. Он стиснул зубы, но глазами все равно невольно улыбнулся и пошутил: — С какого возраста в вашу кодлу принимают? После семилетки? Или надо школу рабочей молодежи окончить?
— У нас, Сергей Григорьевич, — наставительно ответил юноша, — все согласно устава и правил внутреннего распорядка. Нарушений — ни-ни!
— Ну что, Охотник, — спросил Кабан у парнишки, — в сортир-то его можно или так пускай?
— Нехай идет. Кто портки ему стирать будет?
“Дела! — подивился Прямой. — Значит юный Охотник тут важная фигура? Ну ладно, будет время — и с ним потолкуем”.
Отстегнутый от Кабана, он зашел в ветхую уборную, в которой, однако же, было идеально чисто. “Работают здешние шныри!” — отметил он с удовлетворением. Он не торопился, да и Кабану за дверью спешить было некуда. Вдруг явственно донесся шум приближающегося автомобиля.
— Эй, быстро наружу! — зашипел в дверь Кабан.
— Нет, пусть уж теперь сидит, — запретил Охотник, — заметить могут, близко уже.
Прямой приник к щели в стене и увидел, что к воротам подкатил ментовский желто-канареечный УАЗик. Охотник уже выходил на встречу, а только что сидевшие на скамейке парни с “кипарисами” словно растворились во дворе. Однако взамен появился некто новый в военной форме — фуражке с зеленым околышком, погонами прапорщика и штатной кобурой на портупее. Он лениво маячил за спиной у Охотника, а тот что-то спокойно объяснял двум, подошедшим к воротам рослым ментам. У самой машины стояло еще двое с укороченными АКМ-ами. Серьезная, однако, команда. Двое у ворот настойчиво пытались войти, но Охотник незыблемо стоял у них на пути: он был спокоен, вежлив и непреклонен. Менты потолкались еще пару минут, помахали руками и убрались, обдав Охотника сизым вонючим выхлопным дымком УАЗика.
Кабан тут же вломился в сортир, выдернул Прямого наружу и защелкнул замок браслета.
— Вот ведь оказия, — ворчал он, — и откуда здесь менты? Не должно их тут быть.
— Чего кипешуешься? — спросил Прямой. — Это ж ваши смежники, товарищи по оружию?
— Всяко бывает... — начал Кабан, но одернулся, — Тебе-то что, твое дело арестантское. Лады?
Они наскоро позавтракали, запив сухие печенюшки стаканом растворимого кофе. Кабан был серьезен, собран и молчалив. Он что-то выискивал во всех углах комнаты и складывал в большую пятнистую сумку-трансформер. Занавески были откинуты, и Прямой видел, что во дворе тоже суматоха, и в ней задействованы все знакомые персонажи, включая прапорщика плюс еще двое-трое незнакомых людей в камуфляже. Откуда-то, наверное, из дальнего сарая, был выкачен знакомый обшарпанный “каблучок”, и в него сообща закидывали какое-то оборудование, сумки, узлы, свертки. Руководил всем Охотник. “Да, он тут, действительно, шишка!” — еще раз подивился Прямой. Опять донесся шум мотора и вскоре появился черный джип — “Чероки” с тонированными стеклами. Ворота для него тут же открыли. С водительского места выскочил следователь Генрих Семенович и о чем-то заспорил с Охотником. “Нет, — отметил Прямой, — есть все-таки и над нашим юнцом начальники”. Генрих Семенович отдал несколько коротких команд, так что все забегали еще быстрее, а сам вскочил на крыльцо. Через секунду он уже был в комнате и, поздоровавшись, сделал несколько нервных кругов вокруг пленника, потом махнул Кабану, чтобы тот вышел.
— Ладно, — сказал он присев напротив
— Это у вас, — раздраженно поправил Прямой, — у меня все по-старому. И с чего кипеж? Ну, были какие-то менты — да и хрен бы с ними. Задергали вас на спецподготовках. В натуре, рамсы попутали!
— У нас, у нас, — торопился Генрих Семенович, пропустив, кажется, всю тираду Прямого мимо ушей, — а у вас — даже более, чем у прочих. Теперь вы тут главная фигура. Времени совсем нет, поэтому открою карты. Я знаю, Сергей Григорьевич, что у вас есть черный атташе-кейс, который вы получили примерно полгода назад от некоего доверенного лица Герасимова Николая Кузьмича. Я не буду вас спрашивать, что находится в этом аташе-кейсе, думаю, что вы этого тоже не знаете. Но это, поверьте, и лучше. Мне пока не известно, где вы его схоронили. Дня через два-три узнал бы, но возможно — их у меня и не будет.
В двух словах о том, что все же вам знать необходимо. Айболит в последнее перед арестом время был вовлечен в крутую финансово-политическую аферу, связанную с Северным Кавказом. Наверное, и не рад был, что влез, хотя теперь ему уже все равно. Так вот, все здесь в одной куче — финансовые потоки, лоббирование в парламенте, прессинг общественного мнения через масс-медиа, оружие, война компроматов. Участников много, но у всех, кроме отсутствия совести, есть еще нечто общее — взаимная ненависть. Все участники этой игры ненавидят друг друга и готовы в любую минуту сожрать.
Компроматы готовят все на всех, но стоят они по-разному. Иного могут просто пожурить, за то, что он подонок, убийца и предатель, а иного же и наказать, сильно наказать или, по крайней мере, лишить возможностей жить в свое удовольствие. К Айболиту попали, возможно, даже что и случайно, опасные компроматы на очень влиятельных людей из Москвы — это люди бизнеса, люди масс-медиа и люди государственной власти. Айболит сплавил их вам на хранение, понимая, что это похуже, чем бомба. А вы — его должничок, и далеки от всех этих грязных игр, так сказать — правильный провинциальный бандит. Одно могу сказать — теперь кое-что изменилось, и вы тоже в игре. Противник у нас сейчас очень серьезный. Те ваши неприятности в Крестах, от которых вас отмазал Айболит — это детский лепет. Где его авторитет? Пшик: заточка в сердце — и нет Айболита. Против нас же напирает машина...
— Но ведь вы — спецслужба, — удивился Прямой. — Кто может на вас наезжать?
— Да, мы часть этого механизма, — устало пояснил Генрих Семенович, — смею вас уверить — не худшая часть. Но только в структуре ФСБ действуют тринадцать подразделений: и Департамент контрразведки, и Департамент по борьбе с терроризмом, и Управление по разработке ОПГ, ну, и прочие. Это огромная машина, в которой крутятся до сотни тысяч только штатных сотрудников, она стучит, работает, и ее, знаете ли, можно даже использовать втемную, что бы задавить человека, который кому-то неугоден.
— Так значит, вас свои же менты и мочат? — криво усмехнулся Прямой. — У нас хоть понятия, а у вас? Бардак!
— Все сложнее, и, одновременно, проще. С одной стороны, некоторый каннибализм неизбежен — он есть часть саморегуляции системы; с другой стороны, есть отдельные элементы, которые, номинально являясь ее частью, уже фактически таковыми перестали быть, так как давно перестроились на самоудовлетворение. Раньше это называлось весьма просто — предательство. Но теперь у предательства есть много личин — гласность, демократия, свобода слова, плюрализм и так далее. Под такую сурдинку можно продать, что угодно... Опять же, есть пирамида власти. Это сотни и тысячи нитей, которые выползают из всех управленческих коридоров, коридорчиков и тупиков, перемешиваются в огромный сумбурный клубок, безобразно шевелящийся, трясущий полномочиями, во все вмешивающийся и отдающий приказы... Но об этом не сейчас. Сейчас запоминайте номер телефона, по которому в экстренном случае вам следует позвонить. Вам нужно обязательно передать этот кейс тому, кто вам ответит. Обязательно! Иначе его все равно найдут, с большой кровью, но найдут, и вам после этого, поверьте, никак не удастся остаться в живых.