Спецификация идитола(Прозроман ускоренного типа)

Бобров Сергей Павлович

Эвис сперва благодарит за доверие. Это очень мило, что мистер… он не имеет чести знать его фамилии, — надеется, что ему, Эвису, найдется место в социалистическом обществе. Эвис сам уверен в этом, — конечно найдется. Эвис не сомневается в том, что это будет очень удобное место, откуда его уже никто не потревожит, — но он бы не хотел отправляться без благословения небес в это место и с чужой помощью, поскольку таковая не оправдывается аптекарской кухней. Да. Теперь он перейдет к делу. Товарищи — он произносит это слово совершенно спокойно, поглядывая на председателя — напрасно думают, что он совершенно необразованный человек. Он кончил европейский университет, и ему читал политическую экономию профессор-социалист, правда не бог весть какой социалист, но все же. Так что он с сожалением должен констатировать, что та маленькая лекция

о тактике рабочего класса, которую он прослушал, не представляет для него ничего нового и, если бы он интересовался делом именно с этой стороны, он мог бы это получить у себя в кабинете, заказав себе эту филиппику какому-нибудь специалисту. Вы хотите делать революцию, — но с точки зрения Эвиса, вся его, Эвиса, речь говорила о том, что их попытка осуждена на неудачу. Конечно, всеобщее разорение очень серьезный и единственно верный постулат для революции, но до него еще далеко. Есть ряд производств почти не задетых кризисом. Дело еще не дошло до того, чтобы встали все, как один человек. Это то и неприятно — не для него, конечно, а для страны, — что до революции дело не дошло и не имеет шансов дойти, а кончится только весьма обширной резней и бессмысленной потасовкой. Крупные города пока еще в стороне от всей истории, — а как они знают, это весьма важно. Транспорт своевременно занят войсками, которые основательно вычищены и подкуплены в меру потребности. Эвиса предупредили, что заседание будет исключительно деловым, — он позволил бы себе повторить это тем, кто ему теперь возражает. К делу нимало не относятся наши точки зрения. Когда победит Осия, что очевидно, при дальнейшем упорстве рабочих, произойдет нечто: —и это то нечто не будет справляться по социалистическим конспектам, как ему нужно себя вести. И будет это нечто вот чем: — через десять дней власть в их отделах производства перейдет к банде финансовых разбойников, у которых не будет денег, чтобы пустить фабрики: и которые нимало не заинтересованы в том, чтобы таковые работали. Наоборот, им выгодно придержать кризис, они выигрывают на этом каждый миг, ибо возьмут свое на Идитоле, который рано или поздно, а будет у них в руках. Они обрушатся со всей силой на бастовавших, так как единственным их врагом тогда останутся рабочие; они кинут на это дело все свои средства в его собеседники могут быть уверены, что будут применены все мыслимые средства, чтобы сорвать забастовку и гражданскую войну. Для страны будет единственный путь — идти за Осией, и никто не откажется воспользоваться этим выходом. Вот что будет. И трезвые люди должны это понимать. Он и приехал их спросить, что им больше нравится: — работать на фабриках Ован-Черри-Тринидада, где режим все таки, хоть и не так красив, как у Доре, на какую тему можно весело поговорить за портером, а не в осажденном городе, — но легче и терпимее многих. Или им желательно помочь стране впасть в нищету, а самим быть перебитыми во имя вещей, может быть, и очень красиво звучащих, но никакого отношения к делу не имеющих.

Он оглядел всех еще более спокойно и замолчал. Он был убежден, что наступил им на хвост. А у них не было уже уверенности, что им удастся вытащить из под его вездесущих стоп этот самый хвост. По его уверенному виду, они сообразили, что он ожидал худшего. А уж кажется ему сплели все, что можно. Но эта каналья, не моргнув глазом, предложила им лезть без дальних разговоров в яму. Было бы недурно повесить ее немедленно, но с чего они тогда с ним объяснялись? А в общем — чудовищная усталость делала свое дело лучше всяких угроз и аргументов. Или капитуляция, или гибель. Они — пушечное мясо, — мясо и мясо, и из этого им не дадут вылезти.

Молчание длилось минуты три. Наконец, председатель посмотрел на него и спросил:

— Чего же хочет синдикат?

Эвис передохнул и начал снова. Это был самый опасный пункт:

— Я обязуюсь увести войска. А завтра мы пустим фабрики в ход.

— Это невозможно! — ответил ему сосед.

— Возможно! — сказал Эвис, — у нас все готово для этого. Нужна лишь ваша добрая воля.

— А что получат рабочие за все, чем их угощали?

— Стоит нам согласиться на ваши предложенья, и наша шкура полетит так, как еще ни разу не летала.

— Нет, — отвечал им Эвис, — если вы не согласитесь, то пропали и вы и мы. Если вы согласитесь, будет все-таки чертовски трудно, но мы вылезем, — не будь я Эвис. Я отвечаю вам моей головой, что вам не будет сделано никакого вреда.

— Будут ли сделаны

нам какие-нибудь уступки в фабричном законодательстве?

— Нет, — сказал Эвис, — об этом сейчас и думать нечего. Мы не сможем вам даже платить первое время. Но еды будет достаточно. Все будут сыты. Но денег не будет. Нам придется работать втрое против прежнего. Через полгода синдикат расплатится.

— Как же он расплатится?

— Дифференцированная прибавка от 30 %, вентиляция и все такое, три санатории для туберкулезных па 250 мест, техническое училище.

60

Бегство

Эпсор сидел в вагоне подземной желдороги, грязный, замызганный, в клеенчатой куртке и смотрел расширенными глазами в пустую пропасть стекла. Директор Диггльс-банка бежал — он бежал от своего банка, о котором завтра будет напечатано в газетах, что он прекратил платежи.

Его челюсти ходили под кожей с неистовой злобой. Дрожь ломала ему руки. Подумать, — десять дней тому назад он получил телеграмму Осии о том, что дело кончается, а с ним и этот подлый Ован-Черри-Тринидад, выросший на костях всех их врагов. А-а! — проклятие! ну да, он был на краю гибели, — этот Тринидад. И вдруг как по мановению жезла — заработали фабрики Тринидада. За неделю они ухитрились пустить двадцать два завода. Осия попробовал пустить и свои фабрики, но было уже поздно, — биржа по своему поняла, что значит запах дыма из труб Тринидадских котлов, — и всемогущий Осия лопнул в полчаса.

Все пропало и все пошло прахом. Все, что они имели, было вложено в это дело. Он бежал, — и больше ему ничего не оставалось делать. Позор и ужас.

С ним было немного денег. Где-нибудь да найдется же на земном шаре местечко, где он сможет скрыться.

Да будет проклят день, когда он послал Осии первую телеграмму об Идитоле!

Да будет проклят этот жулик Осия, который уверял его, что никто не может с ним помериться! А он верил этим пустым словам, как мальчишка!

Осия жулик — он знал это. Он не знал только, что он еще и дурак, этот Осия.

Он вышел, поднялся в лифте и поплелся к вокзалу.

Через день он был на берегу Франции. Он пробирался в Испанию.

Его чуть было не схватили на границе, в Пиренеях, но он выдрался. Преследование началось.

Все-таки они его поймали. Отвезли в тюрьму в Кадикс. Он сидел там около месяца. Вместе с ним в камере был какой-то американец, осужденный на десять лет, — он был высокий, сгорбленный, с длинными усами, по прозвищу Сверло. У него был громадный шрам на виске, — это ему подсадил следователь на допросе. Американец часто говорил, — что вот тебе правосудие: засадить человека на десять лет, — так, неизвестно за что. За то, что он ехал в Америку!

61

Третий

Ральф поднял руки вверх — и инженер Порк поравнялся с ним.

— А, — засмеялся Порк, — это вы значит и есть знаменитый изобретатель Идитола? приятно познакомиться…

Океан валил внизу, в полукилометре под ними, свинец вод, украшая ровные спины валов вавилонами белых струй.

А эти ласточки нового мира неслись и неслись. Ральф с помертвевшим лицом и неловко приподнятыми руками, а Порк катил, как будто ехал в собственном автомобиле за город.

— Ну-с, — сказал он, — так вот… вы можете опустить руки. Так что же вы собираетесь делать и откуда вас несет нелегкая на этом вашем… гм: авто-зонтике?

Ральф попробовал изложить кто он, как это случилось и прочее.

Порк слушал, и наконец рассмеялся. Он задал ему несколько специальных вопросов и убедился, что его конкурент еще очень далек до постижения во всем об'еме мощности «П-21». Порк решил взять его с собой. Малый пригодится. Но не тут то было. Ральф заупрямился. Он уже обошелся, пришел в себя, сообразил, что Порк прямого отношения к Осии не имеет, и тут вспомнил, что он анархист. Он начал сразу гнать Порку свои теории. Он должен поступить вот так-то и так-то. Идитол — если это Идитол — должен быть пущен именно на дело освобождения человечества. Порк посмотрел на него не без скуки, а когда ему надоела эта лекция об обезвреженном человечестве, он сказал ему без дальних слов, что он это может выслушать в дальнейшем, когда ему придет охота побредить, а теперь предлагает ему следовать за ним. Но Ральф уже разошелся. Он горячился, убеждал, доказывал. И наконец Порк со злобой спросил его: понимает ли Ральф, что ему, Порку, стоит только захотеть и от этого Ральфа только дым пойдет?