Список Мадонны

Форан Макс

Эшафот был уже готов, петля была на месте, пять ступенек, которые вели к помосту, находились менее чем в тридцати шагах от койки, на которой Мартин Гойетт лежал в своей душной камере. Каменные стены камеры все еще отдавали тепло, которое они накопили от вчерашнего солнца. Он слушал пение цикад вдалеке. Это был такой приятный звук, он напоминал ему о месте, в котором он встретился со своей любовью. Он ее больше не увидит. Странно, как неожиданно быстро на смену чему-то хорошему может прийти плохое.

В Канаде он видел, как скверна маячила у горизонта, но была проигнорирована его братом и шевалье, заблуждавшимися фанатиками. Он тогда сознательно дал вовлечь себя, хотя понимал, что они не могли выиграть. Ему огласили смертный приговор, который был отменен судьбой, улыбнувшейся ему по причине, которую он даже не пытался себе объяснить. Возможно, он тогда и заслуживал смерти, поскольку сам вел себя не лучше бедного Жозефа-Нарсиса. Где было осмысление, куда делась необходимость оценки того, что случилось, где раскаяние? Он не попытался сделать это там, в Канаде. Он просто боялся и жалел себя.

Но теперь, когда он не заслуживал смерти, у него не было даже страха. Жалел ли он себя? Нет, не было никаких сожалений. Просто гложущая пустота. Его отвергли и Коллин, и та страна, которая, как он мечтал, должна была стать его второй родиной. Он ничего не понимал, но очень хотел понять. Он перевернулся на бок и стал вслушиваться сквозь пение цикад. Ему отчаянно хотелось, чтобы пришел отец Блейк. Он помог бы Мартину понять. Поскольку, когда наступит утро и часы пробьют девятый час, он останется совсем один.

По какой-то причине ему вспомнилась Ламар. Он снова представил стройное смуглое тело с черной птицей на плече и странными желтыми глазами, которые, казалось, видели его насквозь. Но в этих глазах не было безумия. В них было что-то другое. Его мысли уплыли в тот день, когда она предложила ему себя так, словно была движима чем-то иным, нежели желаниями собственного тела. И как он отверг ее. Его жестокость и выражение шока на ее лице. Все должно было быть по-другому. И, держа ее образ в своих мыслях, он вспомнил, где он слышал — нет, читал — ее имя до этого.

* * *

Коллин знала, что он придет. Даже священник, подобный отцу Блейку, должен был с почтением отнестись к нуждам осужденного. От долгого сидения у нее все затекло, она неуклюже встала на ноги и вышла навстречу священнику. Хотя она ненавидела и боялась его, она понимала, что деваться было некуда, если ей хотелось увидеть Мартина.

— Отец Блейк, вы должны помочь мне. Пожалуйста, возьмите меня с собой к Мартину. Я должна его увидеть. Прошу вас, святой отец, пожалуйста. — Она потянула его за рукав.

Эта слизь липнет к нему. Ему нужно было убираться отсюда. Он бросился бежать. Коллин последовала за ним. Она умоляла:

— Прошу вас, святой отец, прошу вас. — Она догнала его и схватила за руку.

Гнев переселил страх. Он не мог позволить такому ничтожеству замарать себя. Он обернулся к ней, его глаза пылали яростью.

— Оставь меня в покое, ничтожество. Нам не нужна ни ты, ни подобные тебе грязные твари. Убирайся назад в свою преисподнюю. — Прежде чем она смогла ответить, он поспешил к воротам с часовыми, которые были всего в сотне метров впереди.

Коллин смотрела ему вслед. Она не могла позволить себе вот так уйти. Она крикнула ему в спину:

— Вы лжец! Это вы написали письмо, а не Мартин. Вы пытаетесь уничтожить его. Мартин думает, что вы — это добро, а вы — зло. Это вы украли деньги у господина Нейтча. Это вы убили девушку, не так ли? Это все вы. Вы — вор и убийца!

Эта одержимая кричала на него, слова, как раскаленные шипы, вонзались в его спину. Он побежал, не разбирая дороги. Его бросало из стороны в сторону, он едва не упал и, спотыкаясь, добрался до ворот, плотно закрыв руками уши от ужаса.

* * *

Утешение от встречи с отцом Блейком было смешано с потрясением от внешнего вида его доброго друга. Лицо священника было белым, руки дрожали, он был похож на привидение. Мартин поздоровался с ним. Его голос всегда звучал успокаивающе. Но отец Блейк не отвечал. Он не обращал внимания на Мартина. Он не вымолвил ни слова, а просто сел на койку и, казалось, ушел в себя. Мартин оставил его в покое, сначала удивляясь, а потом почувствовав себя более несчастным, чем когда-либо. Что случилось со святым отцом? Ведь это не он готовился к смерти.

Мартину нужно было поговорить, сказать что-то хотя бы для того, чтобы почувствовать себя лучше. Он находился рядом с тем, кого он считал сильным человеком, облегчавшим его участь, когда он в этом нуждался. Однако видеть перед собой его побледневшее дрожащее лицо было слишком. Поэтому он начал говорить.

— Я рад, что вы смогли прийти, святой отец. — Он заставил себя рассмеяться. — Я понимаю, что в этом нет ничего радостного, но вы сказали, что все будет кончено в течение секунд, а то, что наступит потом, окупит все это. Вы назвали меня мучеником. Пусть я буду мучеником. Меня ждет моя участь. — Он положил свою ладонь на руку своего друга. — Помогите мне, святой отец. Помогите мне понять почему. Расскажите мне о моей участи.

Ответа не последовало. Отец Блейк что-то бормотал про себя, но Мартин не мог разобрать слов. Он говорил несвязанно, и в какой-то момент Мартин испугался.

— Прошу вас, святой отец. Помогите мне!

Отец Блейк поднял глаза и посмотрел на него. Боже милостивый, его глаза более чем когда-либо походили на глаза Мадлен. Он вспомнил, как держал ее дрожавшее тело и слушал, как она что-то бормотала про себя. Глаза отца Блейка смотрели и не видели его, как не видели его когда-то и глаза Мадлен. Потом он отвернулся и снова забормотал. Мартин продолжал говорить, лишь бы снять со своего друга колдовские чары.