Список Мадонны

Форан Макс

Махони продолжил писать апелляцию. Он должен был закончить ее в течение часа и к ночи доставить ее в Сидней в губернаторскую резиденцию. Гиппс был его последним шансом. У него не было возможности увидеться с Мартином и выбора не было.

* * *

Махони почувствовал ее присутствие прежде, чем обернулся. Она стояла в дверном проеме. Высокая привлекательная девушка с темно-рыжими волосами и зелеными глазами. На ней было светло-зеленое хлопчатобумажное платье, а ее единственным украшением была лента того же цвета, которой она затянула волосы сзади. Махони неуклюже поднялся на ноги.

— Могу ли я вам помочь, мисс?..

— А вы господин Махони, адвокат? — Ее голос был более низким, чем Махони мог себе представить, и певучим. Ему захотелось узнать, как она смеется.

— Да, это я.

— Вы защищали Мартина Гойетта?

— Да.

— Я Коллин Сомервилль. Из «Герба Бата». — Она сделала паузу, ожидая, что адвокат узнает ее, но этого не происходило. — Я возлюбленная Мартина. Мы должны были пожениться. Где он? Вы можете проводить меня к нему?

«Боже мой, — подумал Махони. — Так вот что он скрывал. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал. Он защищал свою девушку от позора».

И тут до него дошло. Она ничего не знала. Девушка ничего не знала. Махони постарался говорить как можно мягче:

— Садитесь, мисс Сомервилль. Стакан воды?

Она, должно быть, почувствовала его беспокойство.

— Где он? Они отпустят его, ведь так?

Не думая, Махони взял ее за руку. Она смотрела на него ровным немигающим взглядом, что каким-то образом делало ситуацию легче, а не тяжелее.

— Нет, мисс Сомервилль. Они не отпустят его. Его сочли виновным.

— Виновным? — Она едва слышно вымолвила это слово, но для Махони оно прозвучало словно крик.

— Боюсь, что да. Я сожалею, мисс Сомервилль. Они собираются повесить его завтра утром.

Рука Коллин взлетела ко рту. Махони видел, как она закусила палец. Очень сильно. Но когда она заговорила вновь, ее голос был ровным и спокойным:

— Он невиновен. Он никого не убивал. Вы знали об этом, не так ли?

— Да, мисс Сомервилль. Я знаю это. Трагедия в том, что трибунал так не думает.

— Что мы можем сделать?

Махони показал на бумагу, лежавшую на столе:

— Сегодня вечером я отнесу эту апелляцию губернатору Гиппсу. Это наш последний шанс.

— Могу ли я что-нибудь сделать? Ведь должно же быть что-то.

Махони покачал головой:

— Нет. Не сейчас. Все в руках Гиппса.

— Тогда я буду рядом с ним. До конца. — Она схватила его за руку. — Вы отведете меня к нему.

— Я не могу. К нему не пускают посетителей. Только меня и его духовника, но я должен ехать в Сидней. Я и сам не смогу увидеть Мартина.

— Отец Блейк. Это все из-за него. Я это знаю.

Махони был ошеломлен той ненавистью, с которой она это сказала.

— До того как вы… То есть я считал, что, кроме его друзей-заключенных, отец Блейк был единственным другом Мартина.

— Если можно назвать змею другом. Господин Махони, получал ли Мартин какие-нибудь письма в тюрьме?

— Нет. Он часто спрашивал меня, не было ли для него почты. Я догадывался, что в «Гербе Бата» у него должны были быть друзья. Конечно, я ничего не знал о вас.

— Я написала Мартину шесть или более писем. И вы знаете, кому мне сказали передавать их? Кто с радостью согласился быть почтальоном?

— Отец Блейк? Он часто приходил.

— Вы правы, господин Махони. Только письма никогда не доходили до Мартина. А вчера я получила от Мартина письмо, в котором он писал, что разлюбил меня и что я должна забыть о нем.

— Я не понимаю. Я думал, вы сказали…

— Что Мартин любит меня. Так оно и есть. Письмо было написано не Мартином, господин Махони. Его написал отец Блейк. Он думает, что очень умен. Он забыл, что я видела его почерк на записках в отеле. Он меня ненавидит. Я знаю об этом. Должно быть, он ненавидит и Мартина.

В голове у Махони зароились мысли. Не то чтобы можно было что-нибудь изменить, но если Коллин права, то священник изменил к худшему многое. Его сознание отшатнулось от последствий подобной мысли, поскольку если Мартин был невиновен, а с девушкой действительно случилось что-то плохое и Мартин верил в это, тогда кто-то должен был быть повинен. И если Мартин поверил, что он каким-то образом ответствен, а в действительности это было не так, то кто убедил его в этом? Его добрый друг, священник. Кто же еще?!

Все это было догадкой, а если бы и не было, то он все равно не смог бы ничего доказать. Следовательно, несмотря ни на что, апелляция оставалась его единственным шансом.

Он сказал это Коллин. Она будто читала его мысли.

— Я понимаю, Делайте то, что можете, господин Махони.

— Куда вы пойдете? Хотите, составьте мне компанию до Сиднея, отвезем апелляцию вместе.

— Это поможет?

— Возможно, нет. Губернатор будет решать сам.

— Тогда я повидаюсь с Мартином. Где он сейчас?

— Тюрьма рядом с казармами. Но вы не можете туда пойти. Вас не пустят.

— Увидим. Спасибо вам, господин Махони. Бог в помощь. — Она сделала шаг в его направлении, и Махони видел, как она борется за то, чтобы держать себя в руках. — Вы хороший человек. Я уверена в этом. Мартин поймет. Мы отблагодарим вас, когда все будет позади.

— Я надеюсь. — Он отвернулся, глаза его были мокрыми. Когда он оглянулся, чтобы посмотреть на нее, ее уже не было.

Казармы в Парраматте, 8:00 утра