Спящие боги
Шрифт:
Он подошел к столику, распахнул — достал остро отточенный нож; сильно надавливая, глубоко разрезал ладонь на левой руке. Закапала темно-багровая, почти черная, густая кровь.
Творимир не останавливал кровотечение — все ходил, и пол был залеплен кровью, и в воздухе нависал ее приторный запах…
Но вот и утро. Творимир едва держался на ногах — они нестерпимо болели, даже распухли, но он все ходил — боялся остановиться.
И, когда в дверь деликатно постучали, и приторным голосом доложили, что все готово к сожжению, он безумно рассмеялся и крикнул:
— А знаете ли вы, что вам не удастся их сжечь?! Так написано в сценарии — их унесет крылатый единорог, которого они выходили в горах. Изумрудный великан не любит плохих концовок…
Тут дворец, и весь этот мирок сильно передернуло. Творимир вспомнил, что, если он не станет Ригеном, то погибнет вместе с мирком. И он вновь закричал, чтобы его слова забыли, и что сейчас же надо приступать к сожжению.
…Утомительная дорога по залам и лестницам. Гротескно уродливые рожи приближенных — всякого рода подлецов, подхалимов, карьеристов на чужой крови. Эти рожи сменились рожами народа: безграмотные, суеверные, озлобленные и запуганные, грязные, пьяные, тупые. Но попадались задумчивые, печальные, а то даже и прекрасные лица.
На это сожжение собралась громадная толпа. Они очень шумели, в некоторых местах затеялись пьяные драки, но, когда появился Риген — все смолкло, и многие пали на колени.
Он прошел на отведенное ему место. Уселся в удобное, мягкое кресло.
Некто, скрытый черным капюшоном начал зачитывать список преступлений Мирослава и Яны. Главным преступлением значилось то, что они желали свободы.
Мирослава и Яну поставили на большие кучи хвороста, приковали к столбам — они смотрели в небо. Яну не тронули, а вот Мирослава пытали — его одежда пропиталась кровью, а лицо распухло от побоев.
Риген-Творимир помнил сценарий. В горах, куда их отнесет единорог, Мирослав излечится от ран, а Яна будет любить его еще больше прежнего. И до старости они будут жить в любви. И будут они прекрасны и душой и телом. Многим людям помогут, чтить и помнить их будут, как святых.
И он знал, что сейчас Яна обратится со вдохновенной речью к народу. Палачи попытаются остановить ее, но ничего у них не выйдет — на своей груде хвороста, слишком высоко она.
Так было уже много-много раз. И вновь повторилось…
Главный палач приказал скорее начинать сожжение. Но тут пошел сильный дождь, и дрова никак не хотели загораться. Пока бегали за горючей смесью, прошло много времени…
— Все это уже было, было, было… — шептал Творимир.
И вот с неба слетел единорог. Сбил цепи и на Мирославе, и на Яне, подхватил их. В них стреляли лучники, но единорог отбивал стрелы рогом и копытами. Затем единорог взмыл в небо — скрылся среди туч…
Все перевернулось, полетело вверх тормашками.
И очнулся Творимир, в малахитовой пещере. Над ним возвышался изумрудный великан, а больше никого не было. В полусферах продолжалась своя жизнь, а в том мирке, из которого он только что вышел, было совсем темно. Но вот появился свет — озарил долы и реки, и крошечный городок, над которым, едва приметно вился зловещий дымок…
— Ну, что? — спросил Творимир.
— Все хорошо. Ты отлично справился со своей ролью. — похвалил его великан. — За это время я успел сделать фигурку Ригена, и он уже исполняет то, что должен исполнять…
— Ну, а где крестьяне?
— Они устроились в верхних уровнях моих хором. Та единственная пища, которая приемлема здесь для их желудков — мох. Но мхом не наешься. Они очень голодают, и за это время умерло несколько раненных и детей…
Творимир вздрогнул, прохрипел:
— Вот проклятье!.. И что — нас осаждают?
— Да.
— Хотя, что я спрашиваю! Конечно — осаждают. Разве Бриген уйдет, если здесь Анна. Наверняка, под стенами собралась громадная армия.
— Именно так.
— Ладно, я должен идти.
— Тебя проводит один из моих слуг.
От стены отделился алмазный паук, подхватил Творимира на спину — а тот напоследок спросил у Изумрудного Великана:
— Скажите, зачем вы пишите такие трагические сценарии для своих миров?.. Разве нельзя обойтись без всяких Ригенов? Без боли…
Великан искренне удивился:
— Трагичные сценарии?.. Почему же… Да ты ставишь эти людские страсти так высоко, думаешь — они в этих мирах самое важное. Но в каждом из миров огромное количество персонажей, и все они одинаково важны. Сломайся не Риген, а какой-нибудь олененок — это также могло бы привести к разрушению целого мира. Все взаимосвязано, все одинаково важно…
— Да, должно быть, я действительно ставлю эти людские страстишки слишком высоко. Ну, а сейчас мне предстоит неприятная встреча. Неси меня, паучок.
И этот могучий алмазный паук стремительно понес его по извилистому каменному лабиринту, все вверх и вверх, пока не вынес в довольно светлую, согретую человеческим дыханием залу.
И встреча действительно была неприятной. Голодные, измученные, испуганные крестьяне смотрели на Творимира как на виновника всех своих бед (не все, конечно, но большая часть — именно так смотрела). Анна была занята раненым, утешала его стонущий бред. Она отметила Творимира легким кивком головы…
Алмазный паук остановился, и Творимир спрыгнул на каменный пол; неуверенной, медленной походкой направился к людям. Не доходя нескольких шагов, остановился, и, опустив голову, прошептал:
— Простите меня. Во имя, Всесвята простите…
И тут бросилась на него восково-бледная женщина. Забила кулаками в ему грудь, закричала:
— А сыночка моего кто вернет?!.. Сыночка!!! Умер! Здесь!..
Женщина вцепилась Творимиру в лицо, и, если бы ее не оттащили — выцарапала бы ему глаза.
— Простите… простите меня… простите… — не чувствуя катящейся по лицу крови, шептал Творимир.
Тут появился Лорен. До этого он в соседней зальце был занят, по его словам "подготовкой к фейерверку", но услышал крики, и решил вмешаться. Он громко говорил: