Средина. Том 1
Шрифт:
За прошедшие года в жизни отрока… юноши произошло много чего примечательного. Во-первых, их общине все-таки пришлось покинуть обжитые места и уйти многажды севернее, туда ближе к начинающейся горной гряде, подымающей свои вершины к поднебесьям. Так распорядился Вежды, более не желая сердить Родителя и, конечно, тревожить Крушеца. Во время данного перехода, который пришелся на весенний период, Твердолик Борзята тяжело простудился и заболел, а вмале умер. Прошло лишь пару месяцев, и вслед за мужем ушла и мать Яробора Живко, Белоснежа… к тому времени и впрямь став подобной своему имени, с почти белыми волосами.
Основав новое поселение, которое днесь возглавил, как и полагалось, старший из братьев Чеслав Буй, юноша перебрался жить к нему, поелику был еще достаточно юным, чтобы образовывать свою семью…
Семью…
Да только Яробор Живко не желал ни той семьи, ни жизни в общине. В нем особенно после возвращения с последнего испытания все переменилось. Разговор, оный он услышал благодаря способностям Крушеца, полностью перевернул его представления о верованиях, и даровал возможность почитать Першего, как равного Небо. Ведь не зря подле его величания прозвучало имя Бога Седми, воплощением которого являлся семиглавый крылатый, огненный пес. Сын самого Небо, этот Бог охранял посевы, бился с болезнями и слыл всегда непримиримым противником Першего. Однако из того, что услышал мальчик, явствовало, что Седми не являлся противником Першего, а вспять действовал подле него… него… Того, Бога, каковой отроку неизвестно почему был всегда близок… кто был им любим.
С тех самых пор как силою обстоятельств, а вернее способностями лучицы Яробор Живко услышал толкование Богов, он и вовсе перестал ощущать единство с членами своей общины. И если раньше не хорошие вопросы задавал Крушец, теперь их с особой язвительностью стал озвучивать сам мальчик. Степенно наполняясь отчуждением в отношении близких и желанием увидеть… или хотя бы услышать Их!..
Их- Богов! Его! Его — Першего!.. чтобы сызнова обнимая, ласкал его бас-баритон звучащий как бас, одначе, уступающий ему в глубине и мощи.
Яробор Живко так и не смог понять, где находился во время испытание, но однозначно знал, что в тот момент его не было обок дуба. Эту уверенность позднее подтвердил и брат его Чеслав Буй, и Збигнев Варун. И мальчик подталкиваемый, ставшим еще более недовольным, Крушецем, жаждал найти сие прекрасное место, да вглядываясь в небесную высь, где как ему подсказывали и таились Боги, мечтал обрести крылья и взлететь.
Мало-помалу с годами те яркие ощущения пережитого стали спадать и юноше почасту казалось, что произошедшее с ним было токмо болезненным бредом. И тогда его охватывала тугая обида, которая заслоняла желание находиться рядом с Зиждителями. И все эти тягостные переживания на плоть посылал Крушец, стараясь обратить на стенания мальчика, на его не желание есть, пить, ходить внимание самого Родителя.
Крушец действительно набирал силы, посему к смури в которую погружал мозг, ночами посылал сны, основой каковых становились фрагменты жизней Владелины и Есиславы. И тогда в дымчатой туманности сна пред мальцом мелькали лица Першего, Стыня… Небо, Дажбы… Асила, Круча. Сны иногда сопровождались передачей четких, осмысленных диалогов, событий, мест. Порой Яробор Живко пробуждаясь ничего не помнил из сна, но иноредь яркой волной прокручивал виденное, ощущая их живость… чувствуя еще большую, муторную тоску, оная прямо-таки душила его. Без сомнения это состояние мальчика, бес, прицепленный к нему старшим Димургом, мгновенно передавал на Вежды. Впрочем, так как Вежды вел свои замыслы, ноне идущие вразрез указаниям Родителя, последний о тех нравственных страданиях мальчика и не знал.
После испытания в Яроборе Живко появилось еще нечто необычное… И это нечто уже не было сотворено Крушецом, судя по всему, оказавшись всего-навсе побочным эффектом от пережитого тогда… Это нечто, в первую очередь, происходило с самим Крушецом и как следствие отражалось на мальчике. Воспользовавшись своими способностями во время испытания (как и предполагали Перший и Родитель) Крушец сумел сочлениться с мозгом плоти и узреть грядущее. Однако сия проба своих сил не стала для лучицы чем-то обыденным, а словно запустила процесс связки его и того будущего. Посему ноне Крушец стал зреть то самое, сокрытое даже для Богов, грядущее, оное в самом Яроборе Живко по первому отражалось яркими вспышками света или мгновенно проходящими бликами. В самом начале они проявлялись не только туманно-непонятными отсветами, но и приходили вельми редко, только когда Крушец особо негодовал, а мальчик тосковал. Так как видения были очень слабыми, они почти не ощущались Зиждителями. Сейчас их принимал в основном Вежды, потому что бес передавал информацию на него. Редкость прихода видений и их невнятность, пока давала возможность сокрыть Вежды и Седми от Родителя истинность состояния, как мальчика, так и лучицы.
Не раз за эти три года меж Богами возникал следующий разговор, который в основном всегда начинал Седми.
— Ты просто не понимаешь, что это Вежды… не понимаешь, — горячился Рас, которому тягостно давалось утаивание информации от Родителя и особенно от Першего, почасту его к себе вызывающего, несомненно, жаждущего узнать, что происходит со старшими сынами. — Это однозначно видения грядущего. Я помню, так начиналось все у малецыка Дажбы… Поначалу туманные блики, яркость света, а после придут четкие фрагменты грядущего. И их узрит не только Крушец, но и мальчик… И эти видения значат одно, у лучицы начинается общее формирование естества. Быть может Крушец готов к перерождению.
— К какому перерождению? К какому? — болезненно отзывался Вежды, также как и Рас измученный сокрытием правды пред старшими и тревогами за лучицу. — У Крушеца зачатки рук… Ног нет… Здесь не может быть перерождение. Здесь, что-то иное…
— А раз иное, тем паче не стоит это скрывать, — взволнованно выдыхал Седми, прохаживаясь по залу маковки. — Давай расскажем обо всем… — Вежды торопко качал головой. — Хотя бы Кали. Нашей Кали.
Однако даже Кали-Даруге так и не было ничего рассказано. Несмотря на частые просьбы, разговоры, Димург оставался непреклонным, каждый раз убеждая Седми, что стоит им связаться с демоницей, Родитель непременно поймет, что происходит с Крушецем. И это в свою очередь закончится гибелью лучицы.
Поколь старшие сыны Зиждителей, переживая за Крушеца, в развитие которого видели нынче определенные аномалии, спорили… замышляли о его судьбе… Яробор Живко лишившись матери и отца, именно тех связей, что его удерживали в общине, принял решение покинуть своих сродников, и, исполнив давно задуманное, отправиться на поиски ну! если не Богов, хотя бы тех, кто мыслил также как он.
О том намеченном решение Вежды на этот раз сообщил Родителю, и на удивление последний повелел не препятствовать уходу из общины юноши.
— Родитель считает, мальчику нужны зрелища, знания, события, которыми он наполнится, — пояснил Вежды младшему брату данное решение. — Которые сформируют его мозг, даруют особые переживания. А в общине царит умиротворение и тишь, там сейчас нет необходимого для взросления плоти.
Яробор Живко наметил свой уход из общины в ночь на праздник Ярило Мокрого, когда после прошедших испытаний отроки и их сродники будут заняты. Празднование Ярилы Мокрого затягивалось на всю неделю, ибо в этот срок, символизирующий конец весны и начало лета, было принято творить обереги, устраивать пиры, где одним из главных продуктов на столе считались крашенные яйца — символ Родителя, когда-то разрушившего явленные стены Золотого Яйца и даровавшего жизнь дольнему миру. Длинными ночами, старые сказывали предания, пели песни подле костров, а молодые водили хороводы. До восхода, вступающего в свои права Солнца Дажбы, умывались росой, освещали избы, обходили поля со злаками. Единожды в данную неделю отмечали проводы русалок. Предполагая, что на брегах рек, в лесах, борах, рощах появляются эти чудные создания, наполовину человекообразные, имеющие вместо ног рыбьи хвосты, которых надо задобрить особыми обрядами и тем самым заручиться поддержкой, благополучием на все лето и будущий урожай. И главное верили лесики, что в такие дни и ночи Мати Земля открывала жаждущим свои недра и даровала возможность посвященным заглянуть в собственные тайны.