Средина. Том 1
Шрифт:
— Ты, видел Волег Колояр, каковой содеял Цыдыл-ер чур? Я хочу нанести на него руническую вязь, — вопросил, переводя разговор юноша.
Он на малеша придержал свою поступь, чтобы осударь успел его догнать и поравняться с ним, абы само толкование не разлеталось столь мощно по прикрытой взгорьями долине.
— И, что ты напишешь? — вопросом на вопрос откликнулся Волег Колояр, шагнув несколько левее парня и с тем поравнявшись с ним.
— Напишу, что Господь Перший и Бог Небо едины, — с расстановкой медлительно пояснил Яробор Живко и обвел взором раскинувшийся пред ним скальный утес, поднимающий свои топорно отесанные каменные вершины усыпанные льдом к самому поднебесью. — Что нет меж них борьбы, ибо суть их братство, божественность творения всего сущего и самого бытия.
— Хорошо придумано, — мягко произнес осударь, зная о тех особых чувствах трепета, что питал юноша к Першему. — А я тогда повелю Цыдыл-еру изобразить ту вязь, да и сам повторю ее в нашем образно-зеркальном письме, оное мы еще зовем расенская молвица. Этим письмом пользовались тивирцы, пришедшие с Дравидии. Позднее, когда они сплотились с лутичами и образовали нашу ветвь рода влекосил, и мы переняли данное письмо, або оно было понятнее и проще… А дотоль лутичи использовали в написании слоговую письменность, каковую величают еще «черты и резы».
Не сильное колыхание ветра пронеслось по зеленовато-синей глади озера и всколыхало на нем не только воды, но и кудри юноши, который оттого легкого дыхания земли сызнова, словно подавившись, гулко закашлял. Волег Колояр встревожено оглядел мальчика, и торопливо выдернув из его рук шапку, водрузил ее ему на голову, натянув почти на самые глаза. Порыв ветра принес на себе не только стылость воздуха, но и насыщенность его прозрачной чистоты, напоенной ароматом воды и кисло-сладостью живущей в ней растительности. Легохонько вздохнул Яробор Живко и взор его прошелся по первому по зяби воды, на миг точно вторгнувшись в ее глубины, и он, прерывая наступившую тишину сказал:
— Лесики верят, что Водиц, повелитель Всех Вод, когда-то провисел пронзенный копьем на Мировом Древе и постиг заветный смысл рун, струящихся по его стволу, которые даровали ему Величайшую Мудрость… Мудрость, каковую засим он вместе с рунами подарил лесикам. Однако я уверен этот сказ человеческий вымысел, и как сама земля, как деревья, травы, так и вода не является думающим созданием, это вообще иная форма творения, жизни не обладающая разумом. Або разумом…Разумом созидательным и разрушающим, творящим и карающим обладает лишь человек. А руны, как и все иные знания, нам дарованы Богами… Богами, или их помощниками, которых мы ошибочно величаем демонами, духами иль волшебными народами.
Глава двадцать шестая
Весьма неспешно протекла осень и зима в долине, которую как оказалось тыряки величали Алкен-жыз, и также степенно подступила ранняя весна. Первый ее месяц белояр, не принес в ту обширную местность поколь тепла, однако повернул солнце, а вернее молвить Землю, таким образом, что лучи единственной звезды Солнечной системы стали ощутимо теплее. Они, словно сменили пронзительные ветра, каковые дули всю осень и зиму, не позволяя подолгу выходить из юрты столь бесценному не только Богам, но и людям мальчику. Может именно оттого, что Яробор Живко был заточен в юрте его хворь улеглась, а под неусыпным наблюдением осударя, Айсулу и шамана принимаемые снадобья, почитай полностью избавили от кашля. Впрочем, вопреки явственному выздоровлению, Родитель приказал все поколь находящемуся на маковке четвертой планеты Небо, как только в работу вступит чревоточина изъять мальчика с Земли, абы провести лечение и осмотр лучицы.
В общем можно было сказать, что состояния мальчика более-менее благополучно, если бы не участившиеся после Дня Зимнего Солнцеворота видения у Крушеца и как следствие у Яробора Живко.
В ночь на двадцать второе груденя, первого зимнего месяца, когда по поверьям влекосил и лесиков в полночь расцветал папороть-цвет, в маковке коего возлежал Бог Млада сын Дажбы, солнце поворачивало с зимы на лето. Считалось в ту ночь, самую длинную, ночь в году, наново рождалось Солнечное Светило и принималось расти и крепнуть. В эту ночь, которую торжественно встречали не только влекосилы, но и уважающие их традиции кыызы было принято не спать. Призывая рождение Солнца, люди пели песни, водили хороводы подле костров, зажигали солнечные колесовидные символы. На праздничных столах, накрытых в юртах, стояли священные блюда кутья, мед, в первую очередь дар всем предкам.
В ту самую праздничную ночь Яробор Живко сызнова узрел видение. Оно было столь мощным, что мгновенно просквозив пред очами мальчика, кажется, лишь на пару минут вызвав гулкий крик, остановку сердца и окаменение. А после было выброшено Крушецом в пространство космоса, энергетическим напряжением болезненно отозвавшись в Вежды, и вызвав еще большую слабость этого Бога.
В том видении, юноша увидел стремительный полет над поверхностью Земли, в котором промелькнул странный вид местности. С одного окоему она плотно поросла деревьями, их зеленые, раскидистые кроны создавали нечто в виде общего наста, сверху над каковым легкой голубоватой дымкой плыли разрозненные облака. С иного же края местности, лишенной всякой растительности, простиралась густо-черная земля, на которой беспорядочно лежали могутные в размахе стволы деревьев, оголенные, без коры, ветвей, листьев, меж коими зрелись точечные вкраплениями алых пежин, точно пролитой людской аль чей-то иной юшки.
С той самой ночи, когда Яробор Живко сначала упал на оземь, нарушив всякое праздничное настроение людей, а после, также скоро вскочив, сокрылся в плотной хмаре ночи, чтобы выплакать увиденное, цепь видений не осеклась. Она только участилась. Показывая редкие всплески будущего планеты. Покрытую свалками мусора землю, обезлесенье, исхудавшие, лишенные воды русла рек, замкнутых в узких железных загонах, лишенной травы, домашней скотинки, в тюремных клетях зверья и птиц, в блочных отсеках потерявших блеск очей людей. Тех самых людей, единых общими чертами с человеком из первого видения… Точно вышедших из одного рода.
Эти по сути могущественные и достаточно духовно тяжелые видения несли на себе не только зримую нагрузку. Они тащили с собой и дух того грядущего, дымно-чадного с гниющими отголосками, воздуха, от которого Яробор Живко задыхался и начинал кашлять до кровавой слюны, стараясь исторгнуть его из собственных легких.
Если сказать, что Родитель был встревожен теми видениями, это значит ничего не сказать о Его переживаниях. Может потому Он перестал и вовсе вызывать на контакт Седми и Вежды, и осуществлял его только через Небо. Так, что каждый раз после того общения старший Рас возвращался к своим сынам зримо расстроенным… Расстроенным, потому как данная цепь видений могла означать, что способности Крушеца достигли определенного уровня, когда он мог переродиться в Бога. Хотя с тем физиологически он был не до развит, а ведая какой Крушец самовольник и вовсе становилось боязно за его поступки и как таковые действия. И еще не менее тревожило Родителя обстоятельство, что научившись выплескивать напряжение и зов из мальчика в космос, Крушец с легкостью восстанавливая саму плоть, с тем однако оказывал мощное воздействие на Богов, в частности на Вежды и Седми… не просто привязывая их к своему волнению, а прямо-таки впаивая их в себя. Теперь разговор уже и не шел о том, чтобы Вежды покинул Млечный Путь, так как он действительно был, на данное действие не способен. Большей частью Димург возлежал в зале на лежаке-кресле, лишь иноредь поднимаясь. Само отбытие Вежды и Седми из Млечного Пути, тем не менее, намечалось на ближайшее время, когда заканчивался ремонт чревоточины, и в Галактику могло попасть судно с биоаурой. Вроде бы успокоенный Родителем, Вежды, однако, выторговал себе право отбыть тогда, когда изъятого с Земли мальчика излечат, а лучицу осмотрят бесицы-трясавицы. Именно выторговал… Потому как подключившись к Родителю вельми долго ему о том толковал. На этот раз Родитель никак не откликался на молвь достаточно нудно разговаривающего Димурга, а после, бросив «обсудим позже», резко прервал связь. Несомненно, Родитель был сердит на своего любимца, но видя его состояние не стал собственное негодование озвучивать. Позже, впрочем, передав Небо, что уступает просьбе Вежды.
К началу белояр месяца, вельми исхудавший и осунувшийся юноша, почасту прохаживался вдоль утесистой стены горного кряжа, огибающей с одной стороны озеро. Днесь обледенелые пласты почвы, сверху присыпанные густым слоем снега особенно на выпирающих склонах, ярко переливались, поигрывая лучами солнца, оное точно распалившись, начало пригревать землю. Чуть зримые капельки водицы от растапливаемой поверхности льда и снега, порой срываясь вниз, скатывались по ребристой его поверхности, вмале застывая угловатыми катушками на узких земляных прорехах. Яробор Живко подойдя достаточно близко к обледенелой стене горного кряжа, остановился и глубоко вздохнув, утер тыльной стороной ладони влажные очи, в уголках которых задержались маханькими каплями слезинки.