Средина. Том 1
Шрифт:
— Скажите Родителю, хочу увидеть Отца… Хочу… Пусть не смеет лишать меня с ним встречи, а иначе я взбунтуюсь… И уничтожу… уничтожу эту плоть…
Яробор Живко сызнова весь сотрясся, и голова его лихорадочно дернулась назад, а миг спустя не только спина испрямилась, но помягчели и губы. Открывшиеся очи, вроде ничего не произошло, воззрились на кружащую миниатюрную систему в венце Небо, и юноша уже от себя добавил:
— Хочу увидеть Першего… его… его… Почему, почему вы меня бросили людям, ведь я близок вам, Богам… Я ваш? ваш? — тот спрос он обращал к Небо, встревожено (не только от случившегося, но и озвученной просьбы Крушеца) оглядывающего
— А я знаю… знаю, — обидчиво продолжил сказывать юноша, будто страшась услышать ответ от Бога о собственной ущербности, предпочитая озвучить его самому. — Я урод! Выродок! Ущербный! Потому вы меня отправили на Землю, меня ущербного урода.
— Нет! нет! бесценность! драгоценность, — торопливо проронил и вовсе побуревшими устами Вежды, и, наконец, совладав со своим телом и той болью, что криком вплеснул в него Крушец, открыл глаза. — Ты наша, наша бесценность, драгость. Никакой не урод. Милый, любезный мальчик… любимый малецык, — все с той же теплотой, нежностью дополнил Димург, и слегка отклонив от своей груди юношу, прильнул губами к его лбу, однозначно передавая свой трепет правящей в плоти лучице.
— Самый любезный и дорогой наш, — вторил не менее благодушно словам Вежды Небо и провел перстами по макушке головы мальчика уже покрытого плотной, твердеющей на глазах коркой.
И стоило только коснуться старшему Расу кожи, как парень пронзительно вскрикнул, понеже слой, точно наледь, покрывающий кожу, нежданно надломился, образовав в том месте разошедшуюся в разных направлениях нитевидную трещину, из каковой заструилась тонкими струйками кровь.
— Скорей, скорей, господина надо обмыть, — затараторили в четыре голоса бесицы-трясавицы, дотоль при виде Небо не только стихшие, но и вельми сильно пригнувшие книзу свои головы. — Сейчас наст начнет трескаться, — добавила волнительно Трясца-не-всипуха, отвоевывая себе право говорить первой.
— Нет! Нет! не отдавай! — истерично закричал Яробор Живко, страшась, что коль Вежды выпустит из объятий, он более не узрит его. — Не отдавай, а то… А то я убью!.. убью себя, урода такого! который всегда был ущербным там. — Юноша порывисто задергался, словно его стал бить озноб, и, хлюпнув носом, громко зарыдал.
— Тише, тише, мой милый мальчик, — мягко произнес Вежды, меж тем, не смея приголубить юношу, ибо даже под руками, что удерживали его тело, ощущал плотную корку и вроде зримо нарастающие малые волоконца разрывов на ней. — Я буду подле. Положу в кувшинку и не отойду. Как только корку смоют, тотчас возьму на руки. Прошу тебя, только не кричи, и не говори на себя такие тягостные слова, абы ты мне так дорог.
— Почему же не приходили тогда? Таились, хоронились? — запальчиво отозвался Яробор Живко, мешая слезы, всхлипы. Меж тем ощущая, как болезненно стянутая кожа натянулась до предела и стала медлительно разрываться. — Ах! больно! — продышал, не смея даже скривить уста, поелику над ними и под ними уже лопнула корка и кожа, да начала сочиться юшка.
— Скорей! — непререкаемо-властно молвил Небо и легохонько подтолкнул Вежды в спину. А после, обращаясь уже к мальчику, многажды теплее досказал, — Ярушка, пусть бесицы-трясавицы тебя обмоют и оденут. И потом мы спокойно обо всем потолкуем… Успокойся, прошу тебя, наш милый мальчик, иначе кожа на тебе лопнет, и ты от боли потеряешь сознание… — Старший Рас придвинул голову, как можно ближе к Яробору Живко и с тем словно нависнув над ним, понизив голос до шепота, дополнил, —
Лучице, потому как юноша, кажется, ничего не приметил и не услышал, однако голову его на самую малую толику окутало смаглое сияние. Неизвестно толи Крушец воздействовал на плоть, толи сам Яробор Живко сообразил, что коль не пойдет на уступки и впрямь потеряет сознание, а возвращенный к людям ничего не узнает про видения, Богов и Першего, посему минуту спустя согласно откликнулся:
— Хорошо, пусть обмоют… Только ты, Вежды, не уходи, — обращаясь к Господу столь просто, будто это был его сродник, вероятно, даже не осознавая собственных слов, поведения, чувствуя, несомненно, действуя под воздействием Крушеца.
— Конечно мой бесценный мальчик, буду подле, — трепетно протянул Вежды, и, ощутив, как под его ладонями надорвавшаяся корка и кожа, выплеснула горячую кровь, не мешкая шагнул к пустой кувшинке, не к той в которой пробудился Яробор Живко, а к ближайшей.
Подле, каковой, обаче, уже проворно суетились бесицы-трясавицы, нажимая на серые вздутия, схожие с бородавками, поместившиеся на грани стенок люльки, ощупывая белую ее гладь, словом всем суматошным видом показывая, что они вельми заняты. Вежды медлительно опустил мальчика в наполняющуюся голубоватой клейкой жидкостью кувшинку, бережно пристраивая его голову на малеша вспучившийся вал, поднявшийся со дна. Пахнущая резким затхлым, точно сие был квашенный рассол, жидкость нежно окутала туловище и конечности Яробора, в морг достигнув его подбородка. Димург все еще стоявший в проходе, успокаивающе воззрился на глубоко задышавшего юношу, плоть которого вещество почитай полностью поглотив, словно сковав, обездвижило.
— Я тут… рядом, — мягко произнес Вежды и ободряющее улыбнулся и разком его дотоль черная кожа пошла малой россыпью желтоватых пежин сияния, подсвеченных изнутри.
— Господин, прикройте очи, я обмою вам лицо, — заботливо-умиротворяюще молвила нависающая над люлькой бесица-трясавица неотличимо похожая на трех остальных своих соплеменниц.
Мальчик медлил полминуты, но затем, совладав с собственным волнением, резко сомкнул глаза.
— Трясца-не-всипуха, — голос Небо прозвучал для Яробора Живко колыхающегося в кувшинке вельми приглушенно, впрочем, он наполнил своей властностью все помещение, отчего Вежды зримо поморщился и самую толику качнулся. — Почему мальчик очнулся?
Трясца-не-всипуха, стоявшая обок с Галдеей, которая голубоватым, пористым остовом бережными движениями обтирала лицо юноши, энергично повернулась к стоящим в проходе Богам и махом склонив голову, плаксиво, очевидно, надеясь на заступничество своего Творца, сказала:
— Зиждитель Небо, господин по нашим данным находился в глубоком обмороке, состояние лучицы — полный покой, не наблюдалось реакции на окружающие раздражители. Это было проверено мной и Грудницей, а почему господин очнулся…
— Потому как лучица вельми мощная, это, во-первых, а во-вторых, без Отекной и Маньи, невозможно быть уверенными в полном покое лучицы как таковой, або мы не являемся в данной области мастерами, — отрывисто взвизгнула Грудница, стоящая как раз супротивной стороны кувшинки и Трясцы-не-всипухи. — Я сие сразу озвучила при Господе Вежды оногдась… А дотоль Родителю, предложив усыпить господина. Но Родитель повелел держать господина в каматозном состоянии, хотя видимо остался недоволен моей речью и предложением.