Средняя степень небытия
Шрифт:
Аристарх жёг ей предплечье свечой. Боль пронзила её, соединилась в сознании с той болью.
– Они выжгли мне что-то … там?
– Где там?
Аристарх с баронессой переглянулись. Они поняли где. Аристарх рванулся к Софье, схватил за подол. Плечом он неловко задел баронессу причинив боль. Баронесса взвизгнула. Рыжий парик слетел. Волосы рассыпались. С ужасом Софья узнала преследовавшую её третью.
Софья лежала не в общей зале, а в одном из маленьких кабинетов на оттоманке. Она не знала, что кабинет свободен, потому что его не обслуживала. Видимо, когда она стала не в себе, её перенесли сюда.
В проеме двери откинули ковер. Софья увидела бледное лицо молодого Харона. Она догадалась, что он тоже связан с происходящим.
–
Схватив пятернёй за манишку, Аристарх привлёк к себе Харона:
– Откуда он знает?
– Он выведал!
– Болван!!!
– Аристарх развернулся к старухе. Она приобрела прежний вид, и Софья была почти уверена, что из-за опьянения обозналась, что это баронесса, а не Третья. Опиум совместил их образы.
Аристарх и баронесса быстро вышли из кабинета. Софья не в силах подняться, осталась лежать на оттоманке. Скоро полог отвернулся, вошёл полицейский офицер в цивильном платье, с забинтованной шеей. В левой руке он сжимал револьвер.
Заглянув во все закоулки комнаты, даже за копию крупной греческой вазы в углу, убедившись, что кроме них двоих никого нет, он подошёл ближе. Софья попыталась подняться.
– Лежите. Лежите, - остановил офицер. Он присел на край оттоманки, сжал руку: - Надеюсь, негодяи далеко не уйдут, квартал оцеплен.
Софья недоверчиво смотрела на офицера.
– Я ваш друг, - сказал он.
– Мои друзья не служат в полиции.
– Не станете же вы утверждать, что ваши друзья – убийцы?
– Мои друзья не убивают, они ликвидируют кровопийц, продажных толстосумов, воровски обогащавшихся, пользующихся властью, платящих трудящимся, которые на них работают, гораздо меньше, чем те того заслуживают.
– А я думал, они убивают людей...Во время взрыва императорского поезда, в деле, где я верю , вы не участвовали, погибли десятки невинных людей, дети… Давайте оставим идеологию. Скажите, кто были и чего хотели, только что бежавшие отсюда эти двое. Согласитесь, они ваши смертельные враги. Ещё минуту, и кто знает, что бы с вами было.
– Ничего со мной не было бы!
– Как вы упрямы!!
Офицер и Софья замолчали, некоторые время молча изучающее разглядывали друг друга. Вдалеке на улице послышались крики и разрозненные выстрелы.
– Они знают, где ваша дочь? – спросил офицер.
У Софьи внутри будто всё опустилось. Конечно же, Аристарх знал!
– Хорошо, я вам расскажу, - покорно сказала Софья.
После ночной вылазки капитан Борецкий явился на службу на час позже обычного. На Гороховой улице жизнь била ключом. Нося разнообразные бумаги, туда-сюда бегали сотрудники. После вступления на престол нового государя ожидали перемен в руководстве. За отставкой Лорис-Меликова последуют неминуемые чистки сверху донизу, сопровождаемые ревизиями.
Борецкий вошёл в кабинет и застал там другого капитана, Никанора Плюева, известного нам по посещению публичного дома, где он подстёгивал смелость товарища. Плюев рылся в бумагах, но был остановлен жирной мухой, усевшийся на середину белого листа бумаги. Когда вошёл Борецкий, Плюев остановил его жестом, призывавшим не создавать движений, способных вспугнуть насекомое. Борецкий остановился, а Плюев поднятой мухобойкой нанёс смертельный удар. По листу растеклось кровавое пятно, муху пришлось выбросить вмести с бумагой.
– Опаздываешь, Борецкий, или задерживаешься? – спросил Плюев, опять берясь перебирать бумаги.
– Ни то, ни другое, Никанор Севастьянович. После ночных дел велено на час позже в отделение приходить, - отвечал Борецкий, бросая фуражку и усаживаясь за свой стол.
– Знаю я твои ночные дела! – погрозил пальцем Плюев. Он и Борецкий занимали равное положении на службе, но Плюев всегда держался несколько покровительственно. Он чувствовал себя старше.
– Как улов?
– Взяли девчонку.
– Ту самую, что горло тебе резала?
– Ту самую… - Борецкий сделал невольный жест, будто хотел потереть перебинтованную шею. – Дело очень путаное, не такое простое, как мне сразу показалось.
– Что такое?
– По показаниям задержанной девицы, по паспорту – курганской мещанки Куроедовой Варвары Саввовны, не лучшим образом проявил себя один из наших агентов.
– Некий Аристарх Титыч Истомин, по кличке « Романист». Мы его завербовали пару лет назад после известного случая с взрывом боевиками императорского поезда. Тогда он числился среди активистов, участвовал в рытье тоннеля под железнодорожное полотно, куда была положена бомба. На Истомина нас вывел ещё один наш прежний агент, позже разоблачённый и умерщвлённый революционерами. Удалось узнать слабую струнку господина Истомина склонность к сочинительству. Твой покорный слуга под видом мецената, поклонника весьма сомнительного творчества, как-то явился к Истомину, предложил субсидировать издание его произведений. Аристарх Титыч клюнул. На деньги жандармского управления была издана пара истоминских романов, тираж которых вскоре само управление и выкупило, чтобы создать иллюзию успеха. Автор ликовал. Я встретился с Истоминым, показал ему счета на издание книг и их последующее приобретение, где кредитором значилось третье управление. Истомин понял, что если счета увидят товарищи, ему смерть. Жандармерия просто так издавать чьи-то книги, я потом скупать их не станет. Господин попался. Он принял единственно верное решение – работать на нас. Информацию Истомин поставлял ценную. Удалось предотвратить несколько терактов, задержать кое-кого из отъявленных смутьянов. Однако романист, был чересчур плодовит. Деньги на издание его произведений требовались немереные. Он не верил, что весь тираж скупает третье отделение, действительно ограниченное число экземпляров приобреталось частными лицами. В обмен на информацию Аристарх Истомин требовал увеличения тиражей. Ему отказали, более того свернули и прежнее финансирование. Появились новые агенты. Романиста отодвинули на второй план. Его ценили всё меньше, считалось, что его информация не представляет особого интереса. Обиженный романист заявил товарищам об отходе от борьбы. На нет и суда нет. Как ни странно, выход из боевой организации оказался для него без последствий. Его оставили на покое. Причиной тому мне кажется позёрство, краснобайство, крикливость. Товарищи предпочитали действовать в тайне, а Истомин на общих собраниях имел обыкновение выставлять революционные планы напоказ…
– К чему ты так долго несёшь мне про какого-то писаку? – спросил Плюев, уже пытавшийся не раз прервать Борецкого.
– К тому, что, во-первых, если бы Романист до сих пор работал на нас, было бы предотвращено последнее покушение на Государя. Во-вторых, Романист начал собственную игру, непосредственно связанную с тем делом, которым мы занимаемся.
– И всё-таки мне кажется Борецкий, ты слишком много внимания придаёшь персоне продажного Романиста.
– Отнюдь нет. В целях своей безопасности, революционеры для руководителей, членов так называемого Исполкома, подбирали двойников, людей убеждённых, пусть менее пламенных, чем оригиналы. В опасные моменты двойники должны были выступать вместо оригиналов, чтобы путать полицию. Так вот, Романист – двойник Желябова, лидера боевиков, готовившего устранение Государя. Работай мы с ним до сих пор, мы могли многое заранее узнать и про самого Желябова.
– Но ведь полное сходство невозможно!
– Оно и не нужно. Расследование никогда не обладает полной информацией. У нас обычно есть словесный портрет, рисунок, не всегда хорошая фотография. Ни их основании легко перепутать похожих людей, а преступники легко могут создать себе алиби. Или мы задерживаем похожего человека, а он упрямо утверждает, что он и есть тот, кого мы ищем, давая тем самым возможность настоящему виновному уйти от ответственности.
– Не двойник ли и та девица, которую ты взял вчера?