СССР при Брежневе. Правда великой эпохи
Шрифт:
Глава IV
Дорогами последних пятилеток
Почитатели жанра художественной публицистики не в последнюю очередь отдают ему предпочтение в силу того, что работающие в нем авторы не стремятся загрузить своего читателя многочисленными цифрами, в которых трудно разобраться и еще сложнее запомнить. Но иногда совершенно без цифр обойтись просто невозможно, в особенности когда дело доходит до экономики. А проигнорировать тему экономического развития при обсуждении хитросплетений отечественной истории конца 1960-х – начала 1980-х годов было бы неверно. Во-первых, слишком много разного рода мифов запущено о советской экономике тех лет. Им необходимо противопоставить конкретные факты, которые бы позволили представить реальное положение вещей. Достаточно сказать, что изначально понятие «застоя» широко применялось преимущественно к брежневской экономике, а затем оно так понравилось разномастным «обличителям», что вскоре заговорили о застое во всех остальных областях жизни советского общества. А ведь где-где, а в народном хозяйстве СССР никакого застоя, о котором следовало бы говорить с придыханием, как это принято делать
Во-вторых, о развитии советской экономики тех лет имеет смысл поговорить в силу того очевидного обстоятельства, что именно экономика являлась своеобразным сердцем, мотором всего советского проекта30. Именно правильно избранный вектор развития народного хозяйства позволил СССР совершить такой цивилизационный рывок, который никому не удавался ни до нас, ни после. Исключение может со временем составить лишь Китай, но и то исключительно в силу проявленной способности взять на вооружение опыт нашей страны. Пионерам всегда сложнее, но в истории остаются именно они. В свою очередь стержнем советской экономики, гарантом ее успешности являлась плановость. Именно плановый характер позволил советской экономике совершить чудо. Возьмем современную Российскую Федерацию. Вроде бы в ней живут те же самые люди, что и прежде. Язык их тоже мало в чем изменился, разве что в нем поприбавилось заимствований и вульгаризмов. То тут, то там возвышаются корпуса и трубы все тех же, что и раньше, заводов (новых просто не строится!). Ничуть не изменился климат, а следовательно, сельское хозяйство развивается в тех же самых условиях, что и четверть века назад. Но объемы производства почти по всем видам продукции сегодня несоизмеримо меньше, словно из нашей экономики кто-то выпустил воздух и она сдулась. В действительности произошло нечто иное – из нашей экономики убрали элемент плановости, и она перестала быть экономикой. А если честно, то и нашей она уже почти совсем перестала быть…
Тот же разящий контраст мы наблюдаем, когда сравниваем экономику советской и царской России. Советскому Союзу потребовалось всего десять лет, чтобы из страны, ввозившей машины и оборудование, превратиться в страну, производящую самые передовые машины, самое современное оборудование, и подготовиться к самой страшной в истории войне31. Еще одно важное наблюдение. Российская империя после революции потеряла два самых экономически развитых региона: Польшу и Финляндию. Но это не смогло остановить нашего поступательного движения. А вот Польша и Финляндия, у которых не было плановой экономики, за те же годы, в течение которых мы совершали стремительный индустриальный рывок, топтались на месте, результатом чего стало их окончательное и бесповоротное превращение в европейское захолустье. И если Советская армия встретила немецкие танковые армады под Москвой на танках Т-34, то поляки на подступах к Варшаве против германских танков поднимались в лихие кавалерийские атаки. Итак, переход к плановой экономике позволил Сталину за десять лет создать мощную державу, а Ельцину, уничтожив плановость, за тот же период времени удалось превратить ее в остывающие руины. И если Россия когда-нибудь возжелает вновь подняться с колен, то без возвращения к плану у нас ничего не получится!
Собственно советской советская экономика сделалась не вдруг и не сразу. Возникнув для мобилизации ресурсов страны ради обеспечения победы народной власти, в годы интервенции, Гражданской войны и военного коммунизма экономика Страны Советов существовала как директивно-распределительная. В годы НЭПа была предпринята попытка в определенных границах реанимировать товарно-денежные отношения. Предполагалось, что они будут развиваться под надзором правительства и рабочего класса, тем самым их можно будет мобилизовать на службу Советского государства. История показала недостаточность обоих вариантов развития экономики Советской республики (первый из которых можно назвать, как теперь это любят делать, командно-административным, а второй – рыночным или государственно-капиталистическим). Кроме того, ни один из названных вариантов не являлся специфически советским: в разных пропорциях подобные формы организации экономики встречаются в истории многих стран безотносительно к их социальной природе. Специфически советским путь развития экономики СССР становится к концу 1920-х годов, что связано с возникновением и развитием перспективного планирования. Таким образом, третий вариант развития, который в конечном итоге возобладал, назовем плановым, или, что в терминологии тех лет идентично по смыслу, – социалистическим. Впрочем, после того как советская экономика становится плановой, ни административные, ни даже рыночные методы воздействия на экономику полностью в прошлое не уходят, но теперь их использование оказывалось подчинено общей задаче – плану.
Плановой советской экономике в первую очередь предстояло завершить процесс перевода страны со ступени аграрного к ступени индустриального общества, который стартовал в России еще во второй половине XIX века. Созданное при Сталине индустриальное общество трудно считать зрелым, но основные его элементы, которые предстояло доводить до ума, были налицо. Цивилизационный рывок совершался Советским Союзом в неблагоприятных внешних условиях, в силу чего по ходу выполнения первых пятилетних планов предстояло решить задачу «догнать» «передовые страны», иначе бы нас просто «смяли», – как определял в 1931 году проблему вождь. Тем самым советская экономика двигалась вперед при помощи чрезвычайных усилий. Даже став плановой, она не перестала быть мобилизационной. Но время шло. Была выиграна Великая Отечественная война, победа над Японией позволила с триумфом завершить Вторую мировую в целом. В ходе IV пятилетки был создан необходимый задел для того, чтобы дальнейшее поступательное развитие стало необратимым, а мощная оборонная промышленность гарантировала достойный отпор любому агрессору. Смысла перенапрягать народное хозяйство СССР не оставалось. Появлялась возможность по мере реализации пятой пятилетки перейти от планово-мобилизационной системы, которая сложилась в СССР в 1930-е годы на волне индустриализации и коллективизации, к просто плановой, в основу которой должны были лечь принципы эволюционного, органичного развития без насильственного подстегивания темпов и методов чрезвычайщины… Именно это после смерти Сталина в общих чертах предлагал Маленков. И кто же мог предположить, что к власти придет Хрущёв и в совершенно изменившихся исторических условиях опять выдвинет лозунг «догонять» и даже «перегонять»? Стоит ли удивляться тому, как при Хрущёве лихорадило отечественную экономику, а плановость и научный подход подменялись пресловутым волюнтаризмом?
Только отстранение Хрущёва от власти позволило взяться за наведение порядка в экономической сфере и постараться наверстать упущенное время. Но не стоит представлять дело так, будто бы с этого момента советская экономика развивалась совершенно гладко. Нет. Ниже о проблемах экономического развития СССР мы будем говорить даже больше, чем об успехах. И тем не менее несколько запоздалая отставка Хрущёва спасала нашу страну от неминуемого всеобъемлющего кризиса.
Относительная стабилизация32 советской экономической системы совпала с осуществлением восьмого пятилетнего плана развития народного хозяйства (1966–1970). Подготовка проекта пятилетки сопровождалась большими проблемами. Работа над ним началась еще при Хрущёве, когда вся пропагандистская машина правящей партии стремилась доказать правоту Никиты Сергеевича, обещавшего, что уже «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Ученые-экономисты и практики от производства ломали голову, решая непосильную задачу: каким же образом рассчитать пятилетние задания в соответствии с этой популистской установкой?! Нереальность выхода на рубежи, заданные XXII съездом КПСС, – вот что послужило еще одной веской причиной, по которой окружение Хрущёва было вынуждено поторопиться с его смещением. Лишь после того, как на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС прежние завышенные директивы признали волюнтаристскими, появилась возможность продолжить подготовку планов восьмой пятилетки на более строгой научной основе, как это было принято до воцарения Хрущёва.
Новые ориентиры развития советской экономики озвучил XXIII съезд КПСС, состоявшийся в конце марта 1968 года. С трибуны съезда провозглашалось, что за пять лет выпуск промышленной продукции удвоится, сельхозпродукция возрастет на четверть, производительность труда в промышленности увеличится на 30–35 %, а прибыль – более чем в два раза. «Планов громадье» на этот раз не смогло заслонить от нового партийного руководства потребности «маленького человека»: позитивные перемены должны были отразиться непосредственно на жизни населения. Реальные доходы среднего советского человека по сравнению с 1965 годом должны были увеличиться не менее, чем в 1,5 раза.
Первостепенное внимание уделялось развитию сельского хозяйства и производству потребительских товаров. Не были забыты и потребности регионов. Подъему местной инициативы служили, к примеру, планы развития территориально-производственных комплексов (ТПК): Западно-Сибирского, Ангаро-Енисейского, Тимано-Печерского, Южно-Якутского и др. Тем самым брежневское руководство вновь в качестве важнейшей задачи ставит приращение богатства родины за счет неуклонного продвижения на Восток – это к вопросу о компетентности Брежнева и понимании им долгосрочных интересов страны.
Успех предстоящей пятилетки должен был обеспечить комплекс мероприятий, в экстренном порядке проведенных после отставки Хрущёва. Развернувшиеся на тот момент преобразования, по определению некоторых зарубежных историков, носили характер своеобразной контрреформы, поскольку были направлены на преодоление наиболее одиозных последствий волюнтаристского правления попавшего в опалу любителя кукурузы. Уже в ноябре 1964 года Пленум ЦК КПСС восстановил единство партийных, государственных, а также всех других органов, разделенных в 1962 году на промышленные и сельские. Через год была упразднена система совнархозов, которая превратилась в неисчерпаемый источник коррупции и местничества, происходит восстановление отраслевых министерств. Предпринимались и другие шаги, направленные на нормализацию обстановки в экономике и на повышение управляемости ею.
Вместе с тем, и это следует подчеркнуть особо, отказ произошел только от тех новаций, которые уже успели в предшествующий период проявить свою неэффективность. Многие важные замыслы прежних лет, еще не успевшие воплотиться на практике, не утратили свою привлекательность для нового руководства. В силу этого в некоторых важных проявлениях новый брежневский курс сохранял преемственность с реформаторскими замыслами предшествующего десятилетия. И эта боязнь решительно порвать с хрущевским прошлым дорого обходилась Советской стране, делала стабилизацию экономики неполной, вносила в ее развитие опасные тенденции, которые в будущем грозили многими бедами. С этой точки зрения интересно посмотреть на так называемую «косыгинскую реформу» 1965 года. Если стоять на страже исторической справедливости, то эту реформу с большим основанием следовало бы называть «хрущевской» или, хотя бы, «хрущевско-косыгинской», поскольку ее основные положения были задуманы еще в последние годы правления Хрущёва. Она должна была дополнить те преобразования в экономике, которыми так «славна» хрущевская эпоха.