СССР
Шрифт:
– Слав, ну вот от тебя не ожидал. Вот ведь новый сленг устроили, ну что это такое: «Рот фронт», «Сасасар – суперстар», «Совет да любовь»?
– Еще Bandiera Rossa и по-немецки что-то там, – рассеянно сказал Слава, косясь на Валенчука, который поаккуратнее расставлял самокаты. – Мак Саныч, отчитаться уже или неудобно пока?
– Давай в двух словах.
– В двух словах – песня. В Томске всё достойно сделали – я посмотрел линии, оснастку, связал Шагалова с их главным, они там в режиме конференции что-то скоренько выточили и через тесты прогнали. Общий смысл такой:
– «Пионеров». А завод уже все, за нами оформлен?
– Да, все чисто, Алик ради такого случая все отконтролил. Сопровождение тоже нормальное: глава района наш, Мокрушинский поселок по принципу Союза перестроим в течение двух лет, если полностью.
– Долго что-то.
– Так не с нуля же. Сносить старое, отселять, переселять – те еще нарды.
Рычев поморщился и сказал:
– Прекрасно. Осталось госгарантии все-таки выбить.
Баранов удивился:
– Здрасьте. Я думал, сперва вам доложили. Я когда там был, с Минобраза звонили – все, они включили «пионеров» в бюджет следующего года, в спецпрограмму, как уж она сейчас называется. Не ФЦП, а... Не важно, короче. Так что сбыт семисот тысяч штук в следующем году обеспечен и, считай, оплачен.
– Не может быть, – сказал Рычев.
– Я ж говорю – песня.
– А второго куплета там не было, от Минздрава?
– Про инвалидные коляски, что ли?
– И про детские тоже.
Баранов сказал, озабоченно озираясь:
– Ну, Мак Саныч, это ж Минздрав, там бесплатно не записывают. Или мы готовы небесплатно?..
– Не готовы, – отрезал Рычев.
– Вот и ждем дальше, пока дозреют.
– Внимательно ждем.
– Так точно, – со всей душой заверил Баранов, извинился и побежал к начавшему эвакуационные процедуры Валенчуку скандалить по поводу того, что все прокатились, а он, типа, рыжий, а когда Валенчук хладнокровно напомнил, что и впрямь рыжий, совсем разорался про дальтоников и ущемление пролетариата, а по поводу костюма моего как-нибудь не изнывайте, наша прачечная еще не давала поводов для нареканий. В общем, через минуту Слава верхом на последней модели, все-таки обреченной стать его тезкой, вспахивал дальнюю половину полигона.
Так и не разлепившиеся толком Кузнецов с Дашей подошли к основной группе товарищей. Кузнецов сказал:
– Вот на самом деле с чего надо было потребительскую линию начинать. Не с «кипчаков», не с «союзников», а вот с таких хреновинок. Забыли бы, что значит деньги клянчить. Характерно, что с ними и глюков никаких не было, придумали – собрали, по четыре штуки в ряд. Ибо Бог не фраер.
Рычев объяснил:
– Сереж, транспорт, коммуникации и независимая электроника – это стратегическая инфраструктура страны. А самокаты – это, извини, баловство.
– Мак Саныч, ват как раз баловство и всякие модные штуки не первой необходимости двигают торговую марку и выращивают потребительскую лояльность сильно лучше танков и даже хлеба. Уж поверьте Кузнецову, человеку, который знает про ритейл все.
– Не тому ли самому, что самолетный двигатель НК изобрел? – поинтересовался Валенчук, не отрывая глаз от спиралей, вычерчиваемых прилежным Барановым.
– Нас, Кузнецовых, много,– сказал Сергей, потирая нос.
– Спаси нас Бог от доброжелателей, но от теоретиков спаси в первую очередь, – заметил Рычев.
Кузнецов важно сообщил:
– Я, Мак Саныч, извините меня, такой теоретик, который съел на отстраивании торговой сети собаку, кошку и пятнадцать конкурентов.
– Когда успел только, – удивился Рычев. – Что ж ты райьше-то молчал, когда нас по ходу отстраивания кто только...
Кузнецов широко заулыбался, но тут Даша пихнула его в шею и громко возмутилась:
– Да не слушайте его. Мак Саныч. Он который месяц в Мюнхгаузена играет – то он, понимаешь, всесибирский олигарх, то неуловимый мститель, то Верховный суд изнутри знает. Пир-рмяк трепливый.
– А отец, говорил, у меня генерал, – прорычал Кузнецов, страшно вращая глазами.
Мимо дробно прошелестел грязноватый фонтан – к счастью, не вплотную, – крутнулся, взлетел до неба и опал в Баранова, ухайдаканного, как все, и столь же довольного.
– Кстати, – сказал Рычев и изложил итоги триумфальной Славкиной поездки.
Камалов сказал что-то короткое, но экспрессивное, и побежал несильно бить виновника. Валенчук с Бочкаревым торжественно пожали друг другу руки. Кузнецов сгреб пискнувшую Дашу в бережную охапку и, подвывая, заплясал на ирландский манер. Рычев, с удовольствием наблюдая за безобразием, сказал:
– А ты говоришь – хреновники, потребительская лояльность. Дети – наше будущее, вот как.
Кузнецов поставил Дашу на место, уперся лбом в ее лоб и спросил:
– Слышала?
– Слышала. Если ты к тому, что женщины ушами любят, – должна огорчить. Обманули тебя. Совсем другим местом они любят.
– Каким это? – озадачился Сергей.
Даша пожала плечиком.
– Кажется, начинаю понимать, – медленно проговорил Кузнецов. – А путь к любому сердцу... Лежит... А?
– Вот тебе и «а», – сказала Даша и отвернулась, убирая улыбку.
– Товарищи, – громко сказал Кузнецов сквозь рупор, сложенный из неровно высохших ладошек. – Опять ведь нет повода? Если сегодня на старом месте, а?
– Во сколько? – деловито спросил Камалов, на секунду выпустив Баранова из смертельного захвата.
Тот немедленно обозначил три невероятных удара в голову, печень и пах и выжидающе посмотрел на оппонента. Потрясенный оппонент поклонился и попятился прочь.
– Н-ну, сейчас четыре, пока мясо замаринуем, пока овощи... Ну в семь, а?
– Состав какой? – скандальным тоном спросил Валенчук, но, когда его хором заверили, что ребята из НТЦ жизненно необходимы, потому что это их праздник, сразу успокоился.
– Шагалова не забыть, – пробормотал Баранов.
– Так. Ладно, мясо мы берем на себя, – деловито сказал Кузнецов. – Игорек, ты, значит... Игорь. А где Игорян, никто не видел? Блин, тут же только что был. Вот ниндзя. Ладно, мясо я беру на себя, Алик, остальное на тебе.
– Орел, – возмутился Камалов.
– Исполком велит – камрады исполняют, – сообщил Кузнецов.