СССР
Шрифт:
– Я на минутку буквально. Посоветоваться хотел: как полагаешь, есть смысл пройтись по нашим регионам, дебиторов чтобы малость в чувство привести?
Кузнецов подумал, выпятил губу, пожал плечами:
– Да не, проехали уже, наверно. Сами сейчас отыграют до копеечки. Команда ж пойдет.
– А если не до всех дойдет?
Кузнецов снова пожал плечами. Игорь сказал:
– Ладно, лютовать не будем, но с ребятами в регионах пообщаюсь. Надо все-таки определенные мероприятия провести.
– Игорь Бравин – кошмар неплательщиков. Тем и славен.
– Ну, нашей славе с вашей не тягаться.
– Не-е. Это ты у нас красавец и все такое. Имя редкое героя, имя бравое ваще. А мое имя не встретишь в рекламах популярных эстрадных певцов. Ну что такое Сергей Кузнецов? Просто симбиоз двух самых распространенных сочетаний.
– Каких это? – заинтересовался Игорь, присаживаясь.
– А то не знаешь. На первом месте Сергей Иванов, на втором – Андрей Кузнецов.
– Это статистика такая, что ли?
– Это жизнь, Игорек. Вот, и я промеж. На что тут претендовать?
– Здрасьте. А Вовка Смирнов?
– Ну, Вовка. Вовка. Да ладно, третье место не считается. И по-любому они нам, Сергеям да Кузнецовым, в пупок дышат.
– В Союзе только таких Вовок три штуки.
– Да? – оживился наконец Кузнецов. – А Кузнецовых сколько?
Игорь зажмурил один глаз, припоминая, но выпалил будто давно заготовленное:
– Шесть Кузнецовых, Андреи есть, да. Сергей есть еще один. Три Ковалевых, еще есть Коваленко и Ковальчук.
– Так. Ты весь персонал наизусть помнишь, что ли?
– Это моя работа, – скромно ответил Бравин.
– Врешь. Ивановых сколько?
– Сереж, не поверишь – девять. Шестеро мужиков, остальные тетеньки, как Алик говорит.
– Врешь, – повторил Кузнецов. – Чего ржешь-то?
– Я ж говорю – не поверишь. Вчера документы подписывал на перевод одной там Ивановой с третьего на АЭС, рокировочка такая, ну не важно, короче, замучился ее из списков удалять – вот и пересчитал всех.
– В самом деле смешно, – недоверчиво согласился Кузнецов. – А Камаловых сколько?
– По ведомости два, по регистру три, – спокойно сказал Бравин. – А что?
– Проверка паспортного режима.
– Слушай, проверяльщик, ты мне вот что скажи. Камалов сегодня всплыл, потому что возвращается наконец, или так и будет дальше дурью маяться?
– Так у него и спроси.
– Я и спросил.
Кузнецов покатал по чистенькому столу «союзник» и сказал:
– Интересно. И что Камалов?
– Сказал, будет дальше дурью маяться.
– А почему?
– Дети у него, говорит.
– Ё, какие дети? Элька второго, что ли, родила? Или рожает?
– Да нет, он не про своего, а про школу. Нельзя, говорит, детишек бросать на полдороге. Отсюда следует, пока, говорит, класс не выпущу, важнее дел нет.
– А, точно. Мне тоже говорил, но я как-то... Вот орел. Сперва город чистит, потом по канализациям лазит за всю дирекцию. То есть спасибо ему, но... Потом каратэ это, пол-Союза с толку сбил, на кулаках все отжимаются, пфуй. Теперь вот Макаренкой заделался – ты в курсе, кстати, что он пол-НТЦ подписал уроки вести? Ко мне уж Бочкарев подбегал, ножками топал, ругался, говорит, доценты с кандидатами запутались в нулях, к детишкам им никак, буду жаловаться ООНу. А я говорю – ничего не знаю, есть совет, есть председатель, его слово никакой исполком не сокрушит, ать-два.
– Сереж, а что все это значит? Чего он, как это, дауншифтует, да? То есть сперва понятно – лечился, пальцы потерял, потрясение, потом Азаматулла, тоже понятно. Но ведь полгода прошло уже.
– А какая-то епитимья у него, по ходу. Я не вдавался. Пару раз сунулся к нему, толку нет – ну и в общем-то, как говорится. Не злоупотребляет, трудповинность с части народа снял, зарплату себе срезал – и ладушки. То есть здесь, – Кузнецов постучал себе по лбу, – все осталось, а вот здесь, – стук по животу, – скисло чего-то.
Он помолчал, играя с «союзником», над столом вскидывались и тухли ломти новостного ролика, что-то боевое про Ирак или Афганистан, – потом сказал:
– На самом деле советы-то дает, конечно. Консоль вот эта сегодня – его идея-то.
– Да я уж понял.
– Что ты понял?
– Ну, чувствуется рука мастера, – объяснил Бравин.
– А у меня, значит, не мастера.
Бравин спросил:
– Серый. Тебя кто-то обидел?
– Проехали.
– Дело ваше, товарищ начальник.
– Да не, просто странно это. Вроде пашу круглыми сутками, дергаюсь чего-то, затыков нет, решаем вопросы, а все равно: а Камалов когда выйдет? а Алик скоро вернется? а с Галиакбаром Амировичем согласовано? Стокгольмский синдром в виде любви к начальнику. То есть я понимаю, что Алик классный парень и многое тут придумал, но, блин... Тебя я тоже не устраиваю, а? А кто бы устроил – Алик? Или ты сам, а? Ну признайся, завидуешь, что стартанули одновременно, а теперь я вот здесь, а ты где-то там?
Игорь смотрел на Сергея с удивлением. Не дождавшись иной реакции, Кузнецов махнул рукой.
– Достало эрзацем быть. Зиц Фунт, блин. Даже мудак я во вторую очередь, а Алик – в первую.
– Да, это обидно, наверное. Слушай, Серый, в самом деле: а на фига ты того чувака кошмарил? Ну, Мордюшенкова из казначейства, которого я телефон нашел.
– Телефон для меня как икона, – сообщил Кузнецов. – А чего такого, мило же получилось в итоге.
– Ну да, мило, но могло ведь и наоборот – подставились бы капитально.