Стадион
Шрифт:
Шиллинг выполнял свои обещания — отель, где она жила, был дорогой, на Бродвее, главной улице города. Эрика занимала хороший номер, кормили ее прекрасно, приходила портниха, чтобы снять с нее мерку, и через три дня принесла целый ворох платьев, но все это Эрика, ни минуты не колеблясь, променяла бы на свою родную комнатку в полуразрушенном Берлине, дешевенькое платьице и жидкий суп. Здесь ее душила тоска.
Она не знала, не представляла себе, как можно здесь жить долго. А договор с Майером заключен на пятнадцать лет! Это было пять лет назад, — значит, еще
Эрика вернулась в комнату. Сегодня должен заехать Шиллинг и отвезти ее на стадион — будет тренировка. Она не должна терять спортивную форму, предстоят соревнования. Ей положено отрабатывать деньги, израсходованные хозяином. Полная утрата какой бы то ни было свободы, ощущение того, что тебя приравнивают к вещи, было нестерпимым. Но что может сделать Эрика? Броситься вниз с четвертого этажа? Навсегда потерять надежду увидеть маму, Берлин, Тибора?..
Тибор! Воспоминание о нем, как ножом, резало ей сердце. В Берлине она получила всего два письма, и под каждым стояла подпись: «Твой Тибор». Господи, как мало надежды на то, что они увидятся! А может быть, пройдет время, и исчезнет эта любовь, поразившая ее как гром, как неожиданное горе? Нет, никогда!
И снова едкая бензиновая духота лезет в окно, заполняет комнату, проникает в грудь. Никуда от нее не денешься. Улица внизу кричит, визжит сотнями, тысячами автомобильных клаксонов. Они не затихают ни на секунду, и нужно иметь очень крепкую голову, чтобы она не треснула от этого крика, не разломилась пополам.
В номер вошел веселый, возбужденный Шиллинг. Тут, в Америке, он стал еще болтливее, но в громком голосе его слышались более высокие, нервные нотки. Видно, в Германии, под крылышком генерала Арвида Стенли, Артур Шиллинг чувствовал себя увереннее.
На этот раз он пришел не один, а в сопровождении какого–то молчаливого, небрежно одетого субъекта с фотоаппаратом.
— Приветствую вас, Эрика! — еще с порога закричал Шиллинг. — Наши дела идут блестяще, и скоро вы станете знаменитой на весь мир. Это говорю вам я, Артур Шиллинг, Артур Шиллинг никогда не бросает слов на ветер. Мистер Портер может подтвердить это.
Мистер Портер молча поклонился, и из носа его, а не изо рта, как у всех нормальных людей, раздался невнятный звук, который можно было истолковать как угодно.
— Мистер Портер сейчас вас снимет, Эрика. Ваше фото нужно для газет, подите переоденьтесь, — приказал Шиллинг. — Потом мы поедем на стадион, будет тренировка и съемки в спортивном костюме.
Эрика послушно вышла и переоделась. Как радовалась бы она этим модным ярким платьям в Берлине! Зачем они ей здесь? Когда она вернулась, Портер, издав тот же самый звук, быстро встал, подошел к ней с одной стороны, потом с другой, словно выбирая, откуда лучше ударить, затем схватил свой аппарат и, прыгая вокруг Эрики, сделал не меньше тридцати снимков. Девушка не успела опомниться, как все было кончено.
— Здорово! — заметил Шиллинг. — Портер не теряет времени даром. Ну, поедем.
Они сошли вниз, сели в машину
И хотя воздух на улице был еще более душным и влажным, словно насыщенный паром, Эрика была рада поездке. Все–таки какая–то перемена, да и работа, а работу девушка привыкла выполнять точно и добросовестно.
Они выехали за город. Дышать стало легче. Но и здесь широкая бетонированная автострада была с обеих сторон застроена заборами. Казалось, не будет конца этому Нью–Йорку.
Наконец они свернули в сторону, въехали в какие–то ворота и очутились на небольшом стадионе, который назывался «Черный Дракон». У зеленого поля стояла невысокая трибуна. Собственно говоря, это было здание, где помещались раздевалки, массажные, ванны, душевые, выстроенные в виде трибуны.
Навстречу Шиллингу выбежала женщина, суетливо поздоровалась с менаджером. Она произвела на Эрику странное впечатление. Трудно было угадать, сколько ей лет. Было какое–то непонятное, даже жуткое несоответствие между живостью ее движений и обрюзгшим лицом, согнутой спиной — и красивыми ногами.
— Эрика, это ваша массажистка Лора Майклоу, — сказал Шиллинг, кивая в сторону женщины. — А это Эрика Штальберг.
Лора Майклоу схватила руку Эрики обеими руками и крепко пожала ее.
— Мы с вами сделаем большие дела, я уверена! — воскликнула она. — Я о вас уже так много слышала…
— Довольно болтать, — оборвал ее Шиллинг. — Эрика, массаж — и на поле. Не теряйте времени. Запомните: время — деньги.
Никогда еще он не говорил с Эрикой таким резким, повелительным тоном. Не повиноваться было просто невозможно.
Эрика торопливо пошла вслед за Лорой и очутилась в небольшой светлой комнате, где стояла широкая, покрытая простыней скамья. Девушке был хорошо знаком спортивный массаж, которыми часто заменяют разминку, и она вполне могла оценить мастерство своей новой массажистки. Двадцать минут Лора Майклоу делала с ней что хотела, разбивая каждый ее мускул на мелкие волоконца, и когда Эрика после массажа, уже в трусах и очень красивой майке с неизвестной ей цветной эмблемой, выбежала на стадион, она ощущала во всем теле свежесть и силу, а мускулы на ногах казались крепкими, тугими пружинами.
— Хороша лошадка, — довольно глядя на Эрику, сказал Шиллинг.
Портер ответил все тем же невнятным звуком. Он приглядывался, выискивая место, откуда лучше снимать.
Началась тренировка, и Эрика поняла, что Шиллинга недаром считали в Америке одним из лучших специалистов этого дела. Он сразу же заметил все тончайшие недостатки техники бега Эрики и не только заметил, а показал, как от них избавиться. Все его советы отличались точностью и целесообразностью. Такая система работы понравилась Эрике, но нисколько не примирила ее с Америкой.