Стадион
Шрифт:
Она высоко подняла руки и медленно опустила их вниз! Хорошо! Ощущение молодости, силы, здоровья было удивительно ясным и приятным. Ну, еще раз вверх руки…
Эрика проделала гимнастику, позавтракала. После завтрака сошла вниз на стадион. Трава на стадионе уже поблекла и полегла. Эрика прошлась по стадиону, заглянула во все уголки. Ничего нового, все уже давно знакомо. И всюду, куда ни пойдешь, чувствуешь на себе пристальный, испытующий взгляд миссис Шиллинг. Никуда от нее не скрыться!
Артур Шиллинг пришел ровно в двенадцать часов. Эрика уже успела сделать массаж, переодеться в тренировочный костюм и ждала его.
— Вы как–то странно выглядите, Эрика, — сказал Шиллинг, здороваясь.
— Да, я плохо спала.
— В чем дело? Вы должны спать хорошо.
Вот как! Даже ее сон уже принадлежит Шиллингу.
— Я хочу, чтобы вы мне рассказали о допинге и Лоре Майклоу. Это правда?
Шиллинг расхохотался весело, громко, заливисто.
— Значит, она и вас разыграла! — Он хохотал так, что у него побагровела шея.
Эрике стало неловко.
— Она вытворяет это со всеми новенькими, — сказал Шиллинг, — и я ничего не могу с ней поделать.
Эрика немного успокоилась. Может, и в самом деле Лора Майклоу подшутила над ней. Страшные же у нее шутки!
Началась тренировка.
А перед отъездом Артур Шиллинг вызвал к себе в кабинет Лору Майклоу. Никто не слышал их разговора, но когда массажистка вышла из кабинета, то спина ее была согнута сильнее, чем обычно.
Глава девятнадцатая
Ночью, после неудачного визита Севочки и Саввы Похитонова, Ольга Борисовна Волошина долго не могла заснуть. Бывает так: совсем неожиданно в твоих руках вдруг окажется чужая судьба, и ты должен решать, что с ней делать. Вот так же внезапно, вовсе того не желая, актриса узнала о неискренней любви Саввы Похитонова и не могла решить, как ей теперь поступить.
Может, позвать к себе Ольгу и все рассказать ей? Это, конечно, было бы проще всего, но уж очень похоже на обыкновенную сплетню. Что же делать? Ольга Борисовна была глубоко оскорблена за Коршунову. Но, может, все надо оставить так, как есть? Может, просто наболтал спьяну этот глупый Савва Похитонов, а завтра будет раскаиваться в своих словах? И будут они прекрасными супругами, и вообще ее вмешательство никому не нужно.
Но ведь может случиться и так, что женится Савва только для того, чтобы остаться в Москве, а потом бросит Ольгу, искалечит ей жизнь?
Имеет ли право молчать Ольга Волошина? Она долго не спала в ту ночь и на другое утро проснулась с той же мыслью — что делать? Вот уж действительно не ко времени ей эта чужая тайна. Мало у нее своих сомнений, забот и тревог! А тут еще приходится решать судьбу своей самой опасной соперницы.
Вероятно, нужно с кем–то посоветоваться, ибо сама она ничего не придумает. Лучшим советчиком был бы Громов. Он ничего не упустит, во всем разберется точно так же, как разобрался в мыслях самой Ольги Волошиной. Да, так будет правильнее всего.
Волошина взяла телефонную трубку, набрала номер коммутатора войсковой части, которой командовал Громов, попросила соединить ее с командиром, но в ответ услышала вежливый голос адъютанта: «Подполковник Громов уехал в командировку, когда будет — неизвестно». Ольга Борисовна огорченно положила трубку на маленькие рожки аппарата. Значит, не с кем посоветоваться. А если с Карцевым?
Волошина позвонила Карцеву. Ответила жена, Вера Петровна. Она нисколько не удивилась этому звонку — Волошина часто звонила Федору Ивановичу. Вероятно, он сможет зайти к ней вечером, если ей удобно. Удобно? Хорошо, она передаст.
Актриса опустила трубку. Вечером она поговорит с Карцевым, и вдвоем они, наверное, решат, что делать. Значит, о Савве Похитонове можно больше не думать, у нее есть дела и поважнее.
Сейчас надо одеваться и идти в театр — в одиннадцать часов репетиция.
Плохо, невесело работать с таким настроением.
Она заставила себя одеться и пойти в театр. Там произошло все именно так, как она предвидела. Товарищи работали с-увлечением, в полную силу, и только она одна не играла, а произносила слова своей роли. И ей было больно сознавать это.
Волошина возвращалась домой, очень досадуя на себя. Все сердило ее в этот пасмурный осенний вечер. Шел дождь пополам с мокрым снегом. Холодно. Скоро зима. Актриса плотнее запахнула на себе пальто. Надо сказать бабе Насте, чтобы она достала шубу.
Уже почти стемнело, когда она пришла домой. В уютном тепле своей комнаты она постепенно согрелась и словно внутренне оттаяла. Но это продолжалось недолго. После обеда на нее снова нахлынули все те же мысли, но теперь ей приходилось думать не только о себе, но и об Ольге Коршуновой.
Ольга Борисовна и не заметила, как задремала на своей тахте, и проснулась оттого, что в передней вспыхнул свет и раздался мужской голос.
— Карцев?
Да, это был Федор Иванович, большой, массивный, как медведь, в тяжелом теплом пальто, весь запорошенный мокрым снегом. Пока баба Настя отряхивала его пальто, Ольга Борисовна встала с тахты и зажгла в своей комнате свет.
— Добрый вечер, Ольга Борисовна, — сказал Карцев. — Что у вас случилось? Вера передала мне ваше приглашение в необычайно драматических тонах. Холод на улице собачий! Октябрь, а погода как в декабре.
Й он крепко потер свои большие, сильные руки.
— Сейчас будет чай, Федор Иванович, — ответила Волошина, — согреетесь. А драматического в моем приглашении ничего не было. Просто мне с вами надо очень серьезно поговорить об Ольге Коршуновой.
— А что с ней случилось?
Разговор с первого слова заинтересовал Карцева. Он ждал его, но не думал, что все произойдет именно так.
Баба Настя принесла чай. Карцев обхватил стакан ладонями и грел их, с удовольствием ощущая тепло, потом маленькой ложечкой долго размешивал чай и глядел, как в прозрачной жидкости кружатся две чаинки, словно связанные невидимой ниточкой.