Стадион
Шрифт:
А Ольга Борисовна в это время, не спеша, не пропуская ни одной подробности, рассказывала ему вчерашний разговор. Она нарочно старалась ничего не приукрашивать, даже не показывать собственного отношения к происшедшему, чтобы Карцев мог сам подумать и решить все.
— Какой подлец этот Похитонов! — сказал он, когда Ольга Борисовна умолкла. — Да если бы меня такая девушка полюбила, я бы на седьмом небе был от счастья! А он, гляди–ка, что выдумал! Вот негодяй!
— Мне до сих пор казалось, что он честный парень.
— Может, и честный, но безвольный и слабохарактерный. Гнется, куда его нагнут, не упираясь. Но что ж нам с ним делать?
— Вот над этим я думала–думала, — призналась Волошина, — и ничего не могла придумать.
— Да, — Карцев отставил от себя пустой стакан, — придумать тут и в самом деле ничего нельзя. Сказать ей — нехорошо, а не сказать — еще хуже.
Он замолчал, и в комнате долго стояла тишина. Потом тихо зашелестел телефон — актриса не любила громких звонков. Волошина взяла трубку:
— Слушаю. Кто? Коршунова? Да, слушаю.
Большие глаза ее неожиданно расширились, рука, державшая трубку, дрогнула. Она беспомощно оглянулась на Карцева и сказала:
— Это не телефонный разговор, Ольга. Очень прошу вас, приезжайте сейчас ко мне. Хорошо. Я вас жду.
Карцев с тревогой смотрел на нее. Волошина встала с тахты, быстро прошлась по комнате….
— Она спрашивала, правда ли, что вчера Савва Похитонов говорил, что хочет жениться на ней для того, чтобы наверняка остаться в Москве.
— Кто же мог ей передать?
Волошина взволнованно ходила по комнате.
— Сейчас это не так важно, — сказала она. — Я хочу знать, что вы посоветуете мне ей ответить.
— Правду.
Это слово прозвучало веско, значительно, и против него ничего нельзя было возразить.
Карцев поднялся.
— Куда же вы? — испугалась Волошина. Ей было страшно оставаться сейчас одной.
— Я поеду. При мне у вас вообще никакого разговора не выйдет. Лучше уж поговорите без меня.
Он подошел к двери и остановился:
— А когда будете говорить с ней, думайте и о себе, Ольга Борисовна. Вам тоже есть о чем подумать.
Она не ответила, молча соглашаясь с ним. Да, она знает, о чем говорит Карцев. Они коротко попрощались. Федор Иванович вышел.
Снова наступила тишина.
Волошина вернулась в столовую и подошла к окну. В осенней туманной мгле улица светилась внизу разноцветными огоньками машин. Мокрые снежинки летели за окном, бились в стекло и прозрачными каплями сползали вниз. Глубокая осень, холодно и неуютно на улице.
В передней позвонили настойчиво, громко. Баба Настя торопливо побежала открывать. В дверях появилась Ольга Коршунова, занесенная снегом, в промокшем легоньком пальтишке. Лицо ее разрумянилось, большие серые глаза горели возбуждением. Ольга Борисовна никогда еще не видела ее такой красивой.
— Ольга Борисовна, — задыхаясь от волнения, начала Коршунова, — он говорил это? Скажите мне! Только правду!
Последние часы были, пожалуй, самыми тяжелыми в жизни Ольги Коршуновой. Началось все просто: в комнату общежития вошел знакомый студент и сказал, что по всем телефонам института Коршунову кто–то разыскивает. Ольга нисколько этому не удивилась, быстро сбежала вниз, к секретарше директора, — обычно чаще всего звонили сюда.
И действительно, через несколько минут зазвонил телефон, и секретарша передала ей трубку. Ольга услышала приятный мужской голос. Он показался ей знакомым, но узнать его она не могла.
— Вы меня не знаете, — говорил голос, — а я очень хорошо к вам отношусь и хочу предупредить о большой опасности. Товарищ Коршунова, это действительно вы?
— Да.
— Так вот, Савва Похитонов, которого вы любите, хочет жениться на вас только потому, что вы наверняка останетесь в Москве после окончания института. А мужа с женой разлучать, конечно, не станут.
— Это наглая ложь! — крикнула Ольга.
Голос в трубке стал еще любезнее:
— К сожалению, это не ложь. Он сам говорил это вчера вечером в гостях, и я уверен, что Ольга Борисовна Волошина не откажется подтвердить мои слова.
— Ложь, — уже почти прошептала в трубку девушка.
— Можете отнестись к моему сообщению как угодно. Я счел долгом предупредить вас.
— Кто это говорит?
— Вот это вам знать совершенно необязательно. Ваш доброжелатель.
В трубке что–то щелкнуло: где–то на том конце неизвестный положил трубку. Ольга, ничего не понимая, поглядела на трубку, снова приложила ее к уху, подождала минуту и положила ее на аппарат. Растерянная, ошеломленная, не зная, что теперь делать, как дышать, как жить, она не помнила, как добралась до своей комнаты. К счастью, соседок ее не было дома. Ольга бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Обрывки мыслей пролетели у нее в голове, и ни за одну она не могла ухватиться.
— Это ложь, — вдруг сказала она, садясь на кровати, — гнусная ложь! Узнать бы только, кто это был. Ложь! Конечно, ложь!
— С кем ты тут разговариваешь? — спросил Савва Похитонов, входя в комнату. — Я за тобой, у меня билеты в цирк.
Ольга поднялась с кровати, взяла его за плечи и, пристально глядя ему в глаза, спросила:
— Ты вчера был у Волошиной?
Савва понял: лгать и отпираться нельзя. Разве только попытаться обратить этот разговор в шутку:
— Да, был. Собираюсь записаться в ее пламенные поклонники.
— С этим Барковым?
— Да. — Савва сообразил: разговор серьезный, отшутиться не удастся.
— И это несмотря на честное слово?
— Оленька! Ты опять ведешь себя, как сварливая пятидесятилетняя жена!
— А о том, что ты хочешь на мне жениться, чтобы тебя оставили в Москве, ты говорил?
Глаза Саввы испуганно забегали.
— Ольга! Честное слово, не говорил!
— Такое же честное, как вчера?
И вдруг Ольга вспомнила голос незнакомого «доброжелателя». Да, конечно, это был Севочка Барков, только он, и никто другой. Но это уже не имело никакого значения.