Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
назад за левизну, выступил с робкими возражениями: «Церетели желает объединить
разношерстные элементы… объединение по этой линии неправильно». Более решительно
протестует Залуцкий, одна из будущих жертв чистки: «Исходить из простого желания
объединения может мещанин, а не социал-демократ… По внешнему
циммервальдско-кинтальскому признаку объединиться невозможно… Необходимо выставить
определенную платформу». Но Сталин, названный мещанином, стоял на своем:
вперед и предупреждать разногласия не следует. Без разногласий нет партийной жизни. Внутри
партии мы будем изживать мелкие разногласия». Трудно верить глазам: разногласия с Церетели,
вдохновителем правящего советского блока, Сталин объявляет мелкими разногласиями, которые
можно «изживать» внутри партии. Прения происходили 1-го апреля. Через три дня Ленин
объявит Церетели смертельную войну. Через два месяца Церетели будет разоружать и
арестовывать большевиков.
Мартовское совещание 1917 г. чрезвычайно важно для оценки состояния умов верхнего
слоя большевистской партии сейчас же после Февральской революции и, в частности, Сталина,
каким он вернулся из Сибири после четырех лет самостоятельных размышлений. Он выступает
перед нами из скупых записей протоколов как плебейский демократ и ограниченный
провинциал, которого условия эпохи заставили принять марксистскую окраску. Его статьи и
речи за эти недели бросают безошибочный свет на его позицию за годы войны: если б он в
Сибири хоть сколько-нибудь приблизился к идеям Ленина, как клянутся написанные двадцать
лет спустя воспоминания, он не мог бы в марте 1917 г. так безнадежно увязнуть в
оппортунизме. Отсутствие Ленина и влияние Каменева позволили Сталину проявить на заре
революции свои наиболее органические черты: недоверие к массам, отсутствие воображения,
короткий прицел, поиски линии наименьшего сопротивления. Эти качества его мы увидим
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
83
позже во всех больших событиях, в которых Сталину доведется играть руководящую роль.
Немудрено, если мартовское совещание, где политик Сталин раскрыл себя до конца, ныне
вычеркнуто из истории партии и протоколы его держатся под семью замками. В 1923 г. были
секретно изготовлены три копии для членов «тройки»: Сталина, Зиновьева, Каменева. Только в
1926 г., когда Зиновьев и Каменев перешли в оппозицию к Сталину, я получил от них этот
замечательный документ, что дало мне затем возможность опубликовать его за границей на
русском и английском языках.
В конце концов протоколы ничем существенным не отличаются от статей в «Правде», а
только
протеста, в которых Сталин сколько-нибудь членораздельно противопоставил бы
большевистскую точку зрения политике мелкобуржуазной демократии. Один из бытописателей
того периода, левый меньшевик Суханов, автор упомянутого выше манифеста «К трудящимся
всего мира», говорит в своих незаменимых «Записках о революции»: «У большевиков в это
время, кроме Каменева, появился в Исполнительном комитете Сталин… За время своей
скромной деятельности… он производил — не на одного меня — впечатление серого пятна,
иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать». За этот
отзыв, который нельзя не признать односторонним, Суханов поплатился впоследствии
жизнью».
Наступает апрель, события начинают развиваться стремительней: «3 апреля, пересекши
неприятельскую Германию, прибыли в Петроград через финляндскую границу Ленин,
Крупская, Зиновьев и другие… Группа большевиков во главе с Каменевым выехала встречать
Ленина в Финляндию. Сталина в их числе не было, и этот маленький факт лучше всего другого
показывает, что между ним и Лениным не было ничего, похожего на личную близость. «Едва
войдя и усевшись на диван, — рассказывает Раскольников, офицер флота, впоследствии
советский дипломат, — Владимир Ильич тотчас же накидывается на Каменева: что у вас
пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали…» За годы
совместной работы за границей Каменев достаточно привык к таким холодным душам, и они не
мешали ему не просто любить Ленина, а обожать его всего целиком, его страстность, его
глубину, его простоту, его прибаутки, которым Каменев смеялся заранее, и его почерк, которому
он невольно подражал. Много лет спустя кто-то вспомнил, что Ленин в пути справился о
Сталине. Этот естественный вопрос (Ленин, несомненно, справлялся о всех членах старого
большевистского штаба) послужил впоследствии завязкой советского фильма.
По поводу первого выступления Ленина перед собранием большевиков внимательный и
добросовестный летописец революции писал: «Мне не забыть этой громоподобной речи,
потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных.
Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного». Дело шло не об ораторских громах, на
которые Ленин был скуп, а обо всем направлении мысли. «Не надо нам парламентарной