Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
решительности, которой требовал революционный момент».
Раньше других, точнее и ярче определила происшедшую перемену Людмила Сталь: «Все
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
86
товарищи до приезда Ленина бродили в темноте, — говорила она 14 апреля 1917 года, в самый
острый момент партийного кризиса. — Видя самостоятельное творчество народа, мы не могли
его учесть… Наши товарищи смогли только ограничиться подготовкой
собранию парламентским способом и совершенно не учли возможности идти дальше. Приняв
лозунги Ленина, мы сделаем то, что нам подсказывает сама жизнь».
Троцкий продолжает: «Лично для Сталина апрельское перевооружение партии имело
крайне унизительный характер. Из Сибири он приехал с авторитетом старого большевика, со
званием члена ЦК, с поддержкой Каменева и Муранова. Он тоже начал со своего рода
«перевооружения», отвергнув политику местных руководителей как слишком радикальную и
связав себя рядом статей в «Правде», докладом на совещании, резолюцией Красноярского
Совета. В самый разгар этой работы, которая по характеру своему была работой вождя,
появился Ленин. Он вошел на совещание, точно инспектор в классную комнату, и, схватив на
лету несколько фраз, повернулся спиной к учителю и мокрой губкой стер с доски все его
беспомощные каракули. У делегатов чувства изумления и протеста растворялись в чувстве
восхищения.
У Сталина восхищения не было. Были острая обида, сознание бессилия и желтая зависть.
Он был посрамлен перед лицом всей партии неизмеримо более тяжко, чем на тесном
Краковском совещании после его злополучного руководства «Правдой». Бороться было бы
бесцельно: ведь он тоже увидел новые горизонты, о которых не догадывался вчера. Оставалось
стиснуть зубы и замолчать. Воспоминание о перевороте, произведенном Лениным в апреле
1917 г., навсегда вошло в сознание Сталина острой занозой. Он овладел протоколами
мартовского совещания и попытался скрыть их от партии и от истории. Но это еще не решало
дела. В библиотеках оставались комплекты «Правды» за 1917 г. Она была вскоре даже
переиздана сборником: статьи Сталина говорили сами за себя. Многочисленные воспоминания
об апрельском кризисе заполняли в первые годы исторические журналы и юбилейные номера
газет. Все это нужно было изымать постепенно из обращения, заменять, подменять. Самое
слово «перевооружение» партии, употребленное мною мимоходом в 1922 г., стало впоследствии
предметом все более ожесточенных атак со стороны Сталина и его историков.
Правда, в 1924 г. сам Сталин считал еще благоразумным признать, со всей необходимой
мягкостью по отношению
«Партия, — писал он, — приняла политику давления Советов на Временное правительство в
вопросе о мире и не решилась сразу сделать шаг вперед… к новому лозунгу о власти Советов…
Это была глубоко ошибочная позиция, ибо она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на
мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс. Эту ошибочную
позицию я разделял тогда еще с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью
лишь в середине апреля, присоединившись к тезисам Ленина».
Это публичное признание, необходимое для прикрытия собственного тыла в
начинавшейся тогда борьбе против троцкизма, уже через два года стало стеснительным. Сталин
категорически отрицал в 1926 г. оппортунистический характер своей политики в марте 1917 г.:
«Это неверно, товарищи, это сплетня», — и допускал лишь, что у него были «некоторые
колебания… Но у кого из нас не бывали мимолетные колебания?»
Еще через четыре года Ярославский, упомянувший в качестве историка о том, что Сталин
в начале революции занимал «ошибочную позицию», подвергся свирепой травле со всех
сторон. Теперь нельзя уже было заикаться и о «мимолетных колебаниях». Идол престижа —
прожорливое чудовище! Наконец, в изданной им самим «Истории партии» Сталин приписывает
себе позицию Ленина, а свои собственные взгляды делает уделом своих врагов. «Каменев и
некоторые работники Московской организации, например, Рыков, Бубнов, Ногин, — гласит эта
необыкновенная «История», — стояли на полуменьшевистской позиции условной поддержки
Временного правительства и политики оборонцев. Сталин, который только что вернулся из
ссылки, Молотов и другие вместе с большинством партии отстаивали политику недоверия
Временному правительству, выступали против оборончества» и пр. Так, путем
последовательных сдвигов от факта к вымыслу черное было превращено в белое. Этот метод,
который Каменев называл «дозированьем лжи», проходит через всю биографию Сталина, чтоб
найти свое высшее выражение, и вместе с тем свое крушение, в Московских процессах.
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
87
Анализируя концепции обеих фракций социал-демократии в 1909 г., автор этой книги
писал: «Антиреволюционные стороны меньшевизма сказываются во всей силе уже теперь;
антиреволюционные черты большевизма грозят огромной опасностью только в случае