Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему бы нам не предоставить себе
возможности выбора дня и условий, чтобы не дать возможности сорганизоваться
контрреволюции». Оратор защищает абстрактное право партии выбрать момент для удара, тогда
как дело идет о назначении конкретного срока. Большевистский съезд Советов, если б он
оказался неспособен тут же взять власть, только скомпрометировал лозунг «власть Советам»,
превратив его в пустую фразу. Зиновьев настаивает:
ближайшие пять дней мы не устраиваем восстания». Каменев бьет в ту же точку. Сталин не дает
на это прямого ответа, но заканчивает неожиданными словами: «Петроградский Совет уже
встал на путь восстания, отказавшись санкционировать вывод войск». Он просто повторяет
здесь, вне связи с собственной абстрактной речью, ту формулу, которую пропагандировали в
последние дни руководители Военно-Революционного Комитета. Но что значит «встать на путь
восстания»? Идет ли дело о днях или о неделях? Сталин осторожно воздерживается от
уточнения. Обстановка неясна ему самому.
В процессе прений представитель Петроградского Комитета Далецкий, будущий глава
советского телеграфного агентства, погибший затем в одной из чисток, привел против
немедленного перехода в наступление такой довод: «Мы не имеем даже центра. Мы идем
полусознательно к поражению». Далецкий не знает еще, видимо, об образовании советского
«центра» или не придает ему достаточного значения. Во всяком случае, его замечание
послужило толчком к новой импровизации. Удалившись в угол с другими членами ЦК, Ленин
пишет на колене резолюцию: «ЦК организует военно-революционный центр в следующем
составе: Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский. Этот центр входит в состав
революционного Советского комитета». О Военно-Революционном Комитете напомнил,
несомненно, Свердлов. Но никто не знал еще точно имени советского штаба. Троцкий
находился в эти часы на заседании Совета, где Военно-Революционный Комитет окончательно
ставился на рельсы.
Резолюция 10 октября была подтверждена большинством 20 голосов против 2-х, при 3-х
воздержавшихся. Никто не ответил, однако, на вопрос: остается ли в силе решение о том, что
восстание в Петрограде должно совершиться до 20-го октября? Найти ответ было трудно.
Политически решение о перевороте до съезда было единственно правильным. Но на
выполнение его оставалось слишком мало времени. Заседание 16 октября так и не вышло из
этого противоречия. Но тут помогли соглашатели: на следующий день они, по своим
собственным соображениям, постановили отсрочить открытие ненавистного им заранее съезда
до 25 октября. Большевики приняли эту неожиданную отсрочку с открытым протестом
скрытой благодарностью. Пять дополнительных дней полностью вывели
Военно-Революционный Комитет из затруднения.
Протоколы ЦК и номера «Правды» за последние недели перед восстанием достаточно
полно очерчивают политическую фигуру Сталина на фоне переворота. Как перед войной он был
формально с Лениным и в то же время искал поддержки примиренцев против эмигранта,
который «лезет на стену», так и теперь он остается с официальным большинством ЦК, но
одновременно поддерживает правую оппозицию. Он действует, как всегда, осторожно; однако
размах событий и острота конфликтов заставляют его нередко заходить дальше, чем того хотел
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
107
бы.
11 октября Зиновьев и Каменев напечатали в газете письмо Максима Горького,
направленное против восстания. Положение на верхах партии сразу приняло чрезвычайную
остроту. Ленин рвал и метал в своем подполье. Чтоб развязать себе руки для агитации против
восстания, Каменев подал в отставку из ЦК. Вопрос разбирался на заседании 20 октября.
Свердлов огласил письмо Ленина, клеймившее Зиновьева и Каменева штрейкбрехерами и
требовавшее их исключения из партии. Кризис неожиданно осложнился тем, что в утро этого
самого дня в «Правде» появилось заявление редакции в защиту Зиновьева и Каменева:
«Резкость тона статьи т. Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся
единомышленниками». Центральный орган счел нужным осудить не публичное выступление
двух членов ЦК против решения партии о восстании, а «резкость» ленинского протеста и сверх
того солидаризировался с Зиновьевым и Каменевым «в основном». Как будто в тот момент был
более основной вопрос, чем вопрос о восстании! Члены ЦК с изумлением протирали глаза.
В редакцию, кроме Сталина, входил Сокольников, будущий советский дипломат и
будущая жертва «чистки». Сокольников заявил, однако, что не принимал никакого участия в
выработке редакционного порицания Ленину и считает его ошибочным. Оказалось, что Сталин
единолично — против ЦК и против своего коллеги по редакции — поддержал Каменева и
Зиновьева за четыре дня до восстания. Возмущение ЦК сдерживалось только опасением
расширить размеры кризиса.
Продолжая лавировать между сторонниками и противниками восстания, Сталин
высказался против принятия отставки Каменева, доказывая, что «все наше положение
противоречиво». Пятью голосами против Сталина и двух других принимается отставка