Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
И вот что сказал по этому поводу в одной из бесед с К. Симоновым маршал А.М. Василевский: «Вы говорите, что без 1937 года не было бы поражений 1941-го, а я скажу больше. Без 1937 года, возможно, не было бы вообще 1941 года. В то, что Гитлер решился на войну в 1941 году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, которая у нас произошла».
Трудно сказать, прав Василевский или нет, но его версию поддерживает сам Гитлер, который, узнав о чистке в Красной Армии, заявил примерно следующее: «Сталин перебил всех своих ведущих военачальников, так что успех нам обеспечен!»
В то же время негласное сотрудничество двух диктаторов в известной степени сблизило их. И не случайно хорошо знавший подоплеку всех тайных дел В. Шелленберг писал: «Дело Тухачевского явилось первым нелегальным прологом будущего альянса Сталина с Гитлером, который после подписания договора о ненападении 23 августа 1939 года стал событием мирового значения».
И как всегда, возникает очередной вопрос: а зачем нужна была вся эта история с Гейдрихом, Бенешем и другими, если Сталин мог и без них покончить с военными? Особенно после того, как на февральско-мартовском пленуме он заявил, что вражеские агенты внедрились во «все» или «почти во все» наши организации, что они проникли и на «некоторые ответственные посты», тогда как руководящие товарищи и в центре, и на местах не смогли «разглядеть лицо этих вредителей»? Да и компроматы на Тухачевского уже были.
Об этом мы поговорим позже, поскольку имеется еще одно толкование «дела Тухачевского», и касается оно не столько репрессий, сколько той тайной игры Сталина, которую он вел с Гитлером перед войной.
Впрочем, есть и еще одна версия заговора Тухачевского, которую «породил» бывший высокопоставленный работник ОГПУ и НКВД А. Орлов (Лев Фельдбин). Один из высших чинов НКВД, он вместе с Вышинским выступал обвинителем на заседаниях Верховного суда. В 1937 году Орлов служил советником по контрразведке и разведке при республиканском правительстве Испании, где в течение двух лет выполнял прямые указания Сталина.
Во время одной из своих поездок Орлов попал в катастрофу и очутился в госпитале. В середине февраля 1937 года его навестили в больнице его двоюродный брат Зиновий Кацнельсон, заместитель наркома внутренних дел Украины и член ЦК и резидент НКВД во Франции Смирнова. Будучи в звании командарма второго ранга, Кацнельсон имел много друзей среди самых могущественных лиц страны. В качестве руководителя силового ведомства он каждую неделю встречался со Сталиным.
Как только Смирнов оставил братьев наедине, Зиновий грустно произнес: «Какое несчастье, что Смирнов знает о нашей встрече!» И он поведал изумленному Орлову о той страшной тайне, разглашение которой каралось смертным приговором. Во время подготовки первого открытого процесса, сказал он, Сталин намекнул Ягоде, что было бы полезно показать, что некоторые из находившихся под следствием лидеров «троцкистско-зиновьевского центра» были агентами охранки. Подобное обвинение являлось одним из самых постыдных по советским меркам и должно было потрясти и без того неспокойную страну. Ну а если возникнет такая необходимость, то «документальные доказательства» можно будет и подделать.
Ягода подделывать документы не стал и решил найти какого-нибудь бывшего офицера царской полиции и заставить его дать показания. Однако найти такого человека не удалось, и тогда Ягода приказал помощнику начальника отдела Штейну, проверенному во всех отношениях, порыться в архивных документах и хотя бы родственников бывших сотрудников охранки. Тот немедленно приступил к работе и вскоре обнаружил папку, в которой заместитель директора департамента полиции Виссарионов хранил самые секретные документы. Листая их, Штейн вдруг увидел фотографию молодого Сталина. Несказанно обрадованный тем, что именно ему, по всей видимости, удалось обнаружить некие реликвии, повествующие о революционных подвигах.
И каково же было изумление, а скорее всего, и страх этого самого Штейна, когда он понял, что найденные им документы и на самом деле прекрасно характеризовали Сталина, но не как революционера, а как агента-провокатора, который плодотворно работал на охранку.
Озадаченный своей находкой Штейн провел несколько дней в тяжких раздумьях и... отправился в Киев, где показал найденные им документы начальнику НКВД Украины В.А. Балицкому, своему бывшему шефу и близкому другу. Не мудрствуя лукаво, тот вызвал З.Б. Кацнельсона. Дабы не осталось и тени сомнения, они провели экспертизу и пришли к выводу, что испытанный революционер и «Ленин Закавказья» Иосиф Виссарионович Сталин на самом деле был агентом царской охранки вплоть до 1913 года.
Судя по документам, Сталин не только прекрасно знал, кем на самом деле являлся Малиновский, но и соперничал с ним, стремясь стать основным агентом охранки в партии. Для чего даже попытался устранить Малиновского, написав письмо товарищу министра внутренних дел Золотореву, курировавшему департамент полиции, в который входила охранка.
Напомнив Золотореву об их встрече в номере какого-то ресторана, Сталин обрушился на своего конкурента с уничижительной критикой и весьма убедительно доказал, что Малиновский работал на Ленина куда усерднее, нежели на тайную полицию. Однако ничего из этой попытки не вышло, и товарищ министра начертал собственной рукой на полях сталинского письма: «Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это». Что и было сделано.
Балицкий и Кацнельсон познакомили с найденными Шмидтом документами своих друзей: командующего украинскими вооруженными силами генерала Якира и члена Политбюро и секретаря Компартии Советского Союза Косиора.
Якир сообщил о сенсации своему близкому приятелю Тухачевскому, о неприязни которого к Сталину ему было известно еще со времен Гражданской войны. Тот, в свою очередь, поведал о сенсационной находке заместителю на-крома обороны Гамарнику, а затем Корку и другим видным военачальникам. Так, по словам Орлова, появился заговор в целях «спасения страны и ее избавления от вознесенного на трон агента-провокатора».
Как считал сам Орлов, весной 1937 года руководители Красной Армии «находились в состоянии «сбора сил». Тухачевский предлагал «под каким-либо благовидным предлогом» убедить Сталина собрать конференцию по военным проблемам. По условленному сигналу два верных заговорщика полка Красной Армии должны были перекрыть ведущие к Кремлю улицы, а затем Тухачевский должен был арестовать Сталина.
Как уверял Орлов, маршал хотел застрелить Сталина прямо на конференции, однако Косиор со товарищи считали, что его «надо... представить на суд пленуму ЦК, где предъявить ему обвинение в его полицейском прошлом».
Перед тем как покинуть Орлова, брат попросил его в «случае чего» позаботиться о его маленькой дочке. «Но разве все может кончиться провалом? — удивился поверивший в успех куда как рискованного предприятия Орлов. — Тухачевский — уважаемый руководитель армии. Он вне всяких подозрений. Устроит конференцию, поднимет по тревоге два полка — и баста».
«Мы обнялись, — писал в своей «Тайной истории сталинских преступлений» Орлов, — расцеловались в обе щеки, и Зиновий ушел. Я никогда больше его не видел. Спустя несколько дней я возвратился в Испанию. Неделя за неделей, месяц за месяцем следил за газетами и использовал каждую свободную минуту, чтобы включить на коротких волнах радиоприемник. Стоило только кому-нибудь спросить меня: «Вы слышали новости?» — и я подпрыгивал как ужаленный. Я ждал своих новостей.