Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
И он делал все возможное, чтобы до вождя доходили столь неприятные для него слухи о Ленинграде, как о будущей столице РСФСР, а о его партийном руководстве как о будущих республиканских (если не союзных) правителях. Как вспоминал Хрущев, сам Жданов однажды с болью в голосе сказал ему: «Знаете, Российская Федерация... такая несчастная, в каком она положении!.. Надо создать Российское бюро ЦК ВКП(б)». Что, конечно же, было учтено Сталиным при организации «ленинградского дела».
Но «дело» будет потом, а пока Маленков выбрал-таки удобный момент для нанесения удара. В чем ему очень помогли «ленинградские товарищи», которые без ведома ЦК включили опального Зощенко во вновь созданную
Над залом повисла зловещая тишина. Сталин недовольно спросил, кто те смельчаки, которые осмелились на подобное, и Маленков с готовностью ответил: «Это Ленинградский комитет разрешил!» Сталин был обозлен и... очень недоволен Ждановым, поскольку именно его подопечные бросали вызов ЦК и ему самому. Потому и включил Маленкова в состав комиссии по подготовке решения ЦК по опальным журналам.
Постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» появилось 14 августа. Никого из литераторов в антипатриотизме не обвинили, а вот за «дух низкопоклонства по отношению ко всему иностранному» покритиковали. Но это было только началом, джинн был выпущен из бутылки, и назад его вгонят только после смерти Сталина. Вслед за опальными Зощенко и Ахматовой наступил черед очень многих художников, поэтов и композиторов, среди которых были такие величины, как Шостакович и Прокофьев.
Начало борьбы с низкопоклонством перед Западом совпало с разгулом шпиономании. И дело было не только в самом Сталине, который быстро старел, а его характер становился все хуже. «Холодная война» была в самом разгаре, да и отношения с США оставляли желать много лучшего. Страны относились друг к другу с крайней подозрительностью, и ее правителям повсюду мерещились заговоры и шпионы.
В ноябре Г. Трумэн создал президентскую комиссию по проверке лояльности государственных служащих. Начала свою работу и комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, обвинявшая в пособничестве СССР дипломатов и военных, писателей и госслужащих. В результате с работы были уволены многие тысячи ни в чем не повинных американцев, а особо подозрительные оказались в тюрьмах за «подрывную деятельность против американской демократии». Размах шпиономании был настолько велик, что население США и на самом деле начинало верить, что их страна наводнена советскими шпионами.
Так что же было говорить о СССР, правитель которого и в не очень здоровой молодости видел вокруг себя множество шпионов и предателей и в котором начиная с 1917 года проводилась «охота на ведьм».
Монархисты, эсеры, белогвардейцы, священники, просто недовольные — все они безжалостно преследовались и уничтожались. На смену им пришли кулаки, буржуазные спецы, троцкисты, бухаринцы и прочие оппозиционеры. Когда же и с ними было покончено, началась борьба не на жизнь, а на смерть с террористами всех мастей и марок, с предателями-военными и прочими агентами абвера и гестапо.
Не успокоился ставший еще более подозрительным Сталин и после войны, когда снова начались чистки всех и вся, и обвинение в сотрудничестве с западными спецслужбами стало трафаретным. Теперь со шпионами боролось Министерство государственной безопасности, именно так стал называться созданный в 1943 году Народный комиссариат государственной безопасности. Чекисты оправдывали оказанное им высокое доверие и брали людей даже за анекдоты.
Конечно, размах послевоенных репрессий был уже не так велик, и с 1946 по 1953 год к расстрелу были приговорены «всего» 7895 человек. И значительную часть из них составили участники бандформирований в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии.
Немало среди приговоренных было и лиц, на самом деле сотрудничавших с немцами, и деятелей белогвардейского
Ничего удивительного в этом не было. Во все времена на поле боя появлялись мародеры, и чаще всего в них превращались те, кто только что стрелял и рыл на этом самом поле окопы. Как и в любой группировке, каждый брал «по штатному расписанию», и если какой-нибудь старшина вез домой патефон и иголки к нему, то маршалы и генералы вывозили картины Тициана, коллекционные гобелены и часы.
Давно постигнувший натуру человека Сталин, если и не поощрял, то уж, во всяком случае, не запрещал мародерства (вряд ли его мог запретить даже он). Да и зачем? Сталин прекрасно знал, что пройдут годы, и эти самые часы и картины из разворованных трофеев могут превратиться в вещественные доказательства преступления (грабеж, вымогательство, использование служебного положения, одним словом все, что угодно), а их владельцы из маршалов и генералов — в подследственных со всеми вытекающими отсюда последствиями.
А к этим самым маршалам Сталин относился без особого почтения. Они не только претендовали на часть воинской славы, которой он не хотел делиться ни с кем, но и знали истинную цену его полководческим талантам. Сыграл свою роль и разгул шпиономании в США и СССР.
И все же истинные причины подозрительного отношения Сталина к военным лежали совсем в другой плоскости. По всей видимости, он так и не смог поверить в лояльность генералов и маршалов, потому и делал в первые восемнадцать месяцев войны все возможное, чтобы не допускать их к принятию ответственных решений. И только после Сталинграда он перестал видеть в каждом командующем фронта предателя.
После войны подозрительность Сталина к маршалам вспыхнула с новой силой. И, объясняя ее, нельзя не провести параллель с другой Отечественной войной, 1812 года, после которой вдохнувшие вольного воздуха декабристы попытались сбросить царя.
Так было и сейчас, когда забитый коллективизациями народ вдруг увидел, что он может не только стоять на коленях, но и подниматься с них. Брошенные Сталиным в тюрьмы и лагеря комбриги и комкоры не только вышли из своих темниц, но и стали героями и кумирами. И кто мог поручиться, что какому-нибудь обиженному им маршалу (а необиженных среди них не было) не придет в голову идея вместе с народами Восточной Европы освободить и свой собственный народ. Только на этот раз не от Гитлера, а от него самого. Ему давно уже не нравились многие военачальники, вкусившие славы и привыкшие к своеволию, и Сталин еще во время войны начал готовиться к новой схватке со своим генералитетом. Потому и приказал Абакумову уже в 1943 году записывать телефонные разговоры всех маршалов и генералов. А послушать там было что...
Вот выдержки из бесед Героя Советского Союза генерал-полковника В. Гордова, который летом 1942 года командовал Сталинградским фронтом, а после войны стал командующим Приволжским военным округом:
«28.12.46. Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор Гордова и Ф. Рыбальченко (начальник его штаба):
Р. — Вот жизнь настала — ложись и умирай... Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят: в поездах, в метро, везде прямо говорят.
Г. — Эх, сейчас все построено на взятках и подхалимстве, а меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.