Сталин. По ту сторону добра и зла

Ушаков Александр Геннадьевич

Сталин, однако, думал иначе. И уже в 1945 году были арестованы 74 генерала и офицера Группы советских войн в Германии. Поначалу всех их обвинили... в обыкновенной уголовщине: растрате фондов и вывозе ценностей, мебели, картин и драгоценностей из Германии и Австрии. А затем следствие по обычным уголовным преступлениям стало перерастать в политическое. Какие были обвинения? Да все те же, трафаретные: антиправительственный (читай: антисталинский) заговор!

Г.К. Жуков до войны имел всего один партийный выговор: за многоженство. За неимением более достойного занятия партийцы всех мастей и рангов целых полгода разбирались, с какой женой ему оставаться. Впрочем, подобное было в порядке

вещей, и, если верить маршалу Голованову, то «всего по одной жене» из всех советских маршалов имели только он и Рокоссовский.

Что же касается Жукова, то на фронтах никто и никогда не видел первого солдата СССР с личным оружием, а вот любовница при нем была всегда. И вот что писала одна из его дочерей: «Отцу дали дачу в Крюково, раньше здесь жил Куйбышев, теперь во флигеле жили две его жены — первая и вторая, они растили сына Володю».

Но... какой мужчина не грешен? Да и нет в Уголовном кодексе наказания за любовницу. А вот о стяжательстве была. И именно под нее попадал ставший, по сути дела, хозяином оккупированной советскими войсками Восточной Германии Жуков. Целыми вагонами гнали для него в Москву «трофейное имущество»... под негласным контролем контрразведки.

О слабости маршала присваивать чужое и очень дорогое имущество доложили Сталину, и тот распорядился негласно осмотреть его квартиру. Посмотрели и составили опись обнаруженных там богатств. Да и какая это была квартира! Пещера Лехтвейса! Ковры, картины, часы, кольца, браслеты...

После перевода Жукова в Одессу будет арестован близкий к нему казачий генерал Крюков, женившийся на певице Руслановой. Отчаянный рубака проявлял свою, надо заметить, удивительную удаль не только на поле боя и вывез на Родину четыре (!) машины, доверху забитые старинными коврами, гобеленами, антикварными сервизами, мебелью и картинами.

«Можно ли считать, — спросит его следователь, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от вас подарки, зная их происхождение?» «Жукову, — ответит Крюков, — я отправил дорогие отрезы, ковры, посуду и много чего другого. А также и многим еще генералам».

Как поговаривали, Жукова вызвал к себе Сталин. «Тут, — сказал он, — Берия написал мне доклад о ваших сомнительных связях с американцами и англичанами. Он думает, что вы стали шпионом. Но я не верю в эту чепуху. Все же вам лучше уехать на время из Москвы. Я предложил назначить вас командующим Одесским военным округом».

Была ли на самом деле такая встреча, о которой упоминали братья Медведевы в своей книге «К суду истории»? Судя по тому, как развивались дальнейшие события, то вряд ли. Да и не любил Сталин предвосхищать события, давая возможность своим жертвам помучиться в неизвестности.

Существует еще одна версия, согласно которой опалу Жукова в значительной мере подготовил Абакумов, у которого была серьезная стычка с маршалом в Берлине, куда он вылетал для разборок с мародерами. Однако Жукову его приезд не понравился. «Мне о цели визита не доложил, — писал он в своих воспоминаниях, — развернул бурную деятельность. Когда стало известно, что Абакумов производит аресты генералов и офицеров, я приказал немедленно вызвать его. Задал два вопроса: почему по прибытии не изволил представиться мне как главнокомандующему и почему без моего ведома как главноначальствующего арестовывает моих подчиненных?»

Странно все это! Приказал всех арестованных освободить... Самому убыть туда, откуда прибыл... В случае невыполнения приказа... в Москву под конвоем...

Да и почему начальник контрразведки обязан докладывать о цели своего визита человеку, который является одним из главных подозреваемых в длинном списке офицеров-мародеров? И что это значит — «отправлю под конвоем»?

Так

что ничего удивительного в том, что Абакумов горел страстным желанием отомстить Жукову не было. И, учитывая резкость маршала и его нежелание никому подчиняться, это было не так уж трудно сделать. Особенно после того, как в его отношениях со Сталиным наметилась первая трещина. Хотя вряд ли можно так уж безоговорочно верить самому Жукову, который и поведал об этой истории. По его словам, в начале марта 1946 года ему позвонил Сталин и выразил удивление тем, что в составленном Булганиным проекте послевоенного переустройства армии Жукова не было в числе ее главных руководителей. Что само по себе кажется странным, поскольку вряд ли бывший у вождя в фаворе Булганин не знал, что он делает и кого не надо вставлять в список. Тем не менее Сталин предложил Жукову занять пост главнокомандующего Сухопутными войсками и поработать над представленным Булганиным проектом.

Маршал согласился, и... начались конфликты. Жуков упорно не желал принимать параграф проекта, по которому главкомы имели выход на первого заместителя наркома, которым являлся Булганин, а не на самого Сталина, по-прежнему стоявшего во главе военного ведомства. И когда уставший от маршала Булганин в который раз принялся объяснять, что нарком Сталин и без того по горло занят делами партии и государства, тот сорвался.

«Это не довод, — с прямотой беседующего с первогодками старшины заявил он. — Сегодня нарком — Сталин, а завтра может быть другой. Не для отдельных лиц пишутся законы, а для конкретной должности!»

Узнав об «отдельных лицах», Сталин... присвоил Булганину звание маршала, чтобы тот теперь общался с Жуковым на равных. Чего не могло быть по определению.

Жуков любил слушать только себя и не мог опуститься до обсуждения военных вопросов с ничего в них не понимавшим Булганиным. Не понял он и того, что именно этот ловкий царедворец был правой рукой Сталина в армии. Потому и послал подготовленный им проект приказа по Сухопутным войскам Сталину, полагая, что его непосредственный начальник обойдется копией. И... просчитался.

Булганин умело сыграл на подозрительности Сталина и той части Жуковского проекта, в которой маршал предлагал привлечь к совместным полевым и командно-штабным учениям Сухопутных войск, частей и соединений резерва Главного командования. «Жуков, — заявил он, — хочет под власть главкома забрать даже все резервы Главного командования, а нас оставить ни с чем!» Особенно сильно прозвучало это самое «нас», которое как бы ставило Сталина и самого Булганина по разные стороны баррикад с Жуковым.

Не преминул Булганин намекнуть и на то, что перед любыми переворотами их организаторы всегда стремились ослабить другую сторону. Сталин вызвал Жукова и предложил объясниться. В свойственной ему грубой форме маршал заявил, что все подозрения Булганина есть самая обыкновенная чепуха!

Вполне может быть, что Жуков на самом деле руководствовался высшими соображениями. Но он забыл другое: за окном стоял 1946 год, Германия дымилась в руинах и уже не надо было никого посылать на спасение Западного или Ленинградского фронта. Сталину возражения Жукова не понравились, и он заговорил с маршалом на таких высоких тонах, что тому пришлось смирить гордыню и переделать приказ. Однако Сталин не подписал его и на этот раз.

И вот тогда-то маршал Василевский, который стал начальником Генерального штаба, «просветил» Жукова. «Сталин, — сказал он, — хочет издать приказ наркома, а не какого-то там главкома...» И только тут Жуков наконец-то прозрел. «Так получилось даже лучше, — писал он в своих воспоминаниях. — Пожалуй, я был не прав, настаивая на издании приказа главкома, а не наркома».