Сталинград. Том третий. Над нами мессеры кружили
Шрифт:
Глава 3
… По донской холмоватой целине, до васильковой каймы горизонта на юг, к Сталинграду, упрямо тянулись войсковые части армейского подчинения 62-ой армии генерал-лейтенанта В.И.Чуйкова. Степь грозно гудела-рычала моторами. Журчливо лязгали гусеничные сочленения танковых колонн, стрекотали отбитые у врага в большом количестве мотоциклы, пыхтели грузовики доверху набитые ящиками с боеприпасами, надсадно чекали десятки тысяч копыт тягловых лошадей, тащивших за собою артиллерийские батареи; грязно белую, розовую, жёлто-бурую пыль кромсало и вспарывало бурливое половодье сапог матушки-пехоты, плотные строевые порядки которой с птичьего полёта из-за, пузырчатой пены стальных полушарий солдатских касок, брякающих котелков, сапёрных лопаток и арматуры оружия, – казались железной рекой,
* * *
Начиная с июля 42-го года, Вермахт действовал строго по схеме утверждённой фюрером (в рамках «План Блау»).
Разделённая группа армий «Юг» на две самостоятельные части «А» и «Б», рьяно выполняли полученный приказ.
Одновременно с боевыми действиями генерал-фельдмаршала Листа (группа армий «А») и генерал-фельдмаршала фон Бока (группа армий «Б», на юге начали наступление три армии ранее незадействованной группы армий «А» – 1-я танковая армия фон Клейста, 17-я армия Руоффа и 3-я румынская армия Думитреску. Нанося удар из района Изюм-Таганрог, 22-е дивизии быстро развивали наступление на восток и юго-восток в направление к Ростову и устью Дона, чтобы соединиться с 4-й танковой армией. К 11 августа закалённые в боях части 1-й танковой армии стремительно продвинулись к Северному Кавказу и врубились стальным клином в район Черкесска. Тем временем на северо-западе корпус LII с боями прошёл через выжженные солнцем Калмыцкие степи, и 12 августа с хода взял Элисту, расположенную в 360 километрах к юго-востоку от Ростова.
Однако вскоре по всему Кавказскому ТВД мощный наступательный порыв немецко-фашистских войск стал угасать. Ситуация для немцев стала едва ли не критической. Причиной было постоянно усиливавшееся ожесточённое сопротивление советских войск, но главное – сокращение поставок вооружения и боеприпасов, а так же большой недокомплект в боевых соединениях, который в каждой дивизии достигал в среднем 4000 человек.
Адольф Гитлер, коий к этому времени потерял живой интерес к Кавказу, поручил командование группой армий «А» фон Клейсту, а сам, со своим генеральным штабом, полностью сосредоточился на операции по захвату Сталинграда.
Между тем, вынужденный перейти к обороне Клейст сознавал, что разбросанные на огромном пространстве войска Оси не в состоянии добраться до стратегических бакинских нефтяных месторождений. Увы, ему оставалось лишь предпринимать чудовищные волевые усилия, чтобы удержать свой слишком растянутый фронт.
В середине августа в ходе нового яростного наступления войска 6-й немецкой армии наголову разгромили в излучине Дона 1-ю гвардейскую и 4-ю танковые армии и атаковали во фланг 62-ю армию на рубеже Клетская-Суровикино. Под жесточайшим давлением противника советские войска отступили к Дону. Теперь ключевым пунктом фронта становился – Сталинград, и каждая из воюющих сторон лихорадочно наращивала свои группировки в преддверии битвы за этот стратегически важный город.
В состав советского Сталинградского фронта входили: 1-я гвардейская, 4-я танковая, 21-я, 24-я, 63-я и 66-я армии – 415000 человек, более 200 танков и 2000 орудий и миномётов; в состав Юго-Восточного фронта – 51-я, 57-я, 62-я и 64-я армии – 160000 человек, 80 танков и 1450 орудий и миномётов.
Со стороны Вермахта на этом участке действовали 6-я армия генерала Фридриха Паулюса – 440000 человек, 450 танков и 5300 орудий и миномётов; а так же 4-я танковая армия генерала Германа Гота – 159000 человек, 2100 орудий и миномётов.
Как Бог свят! Сталинград притягивал к себе немецкие войска, как магнит, и его захват имел для Гитлера огромное психологическое и даже мистическое значение. Фюрер был просто одержим этой мыслью.
Точно так же и для Иосифа Сталина удержание этого города стало наиглавнейшей задачей. Он требовал, что бы город был удержан любой ценой. Тем более, что он прекрасно сознавал – в случае потери Сталинграда – Москва окажется открытой и уязвимой для фашистского удара с юга.
* * *
…Нестерпимый зной нарастал. Чёрт знает, сколько было градусов, но столбик термометра явно зашкаливал, не рассчитанный на такую жару. Полуденный зной был непрерывен, безнадёжно ровен и глубок. Тяжёлый рокот моторов и неровный топот ног людских и лошадиных, захлёбистое ржание последних и монотонный скрежет железных колёс, дробящих мелкий камень в муку, тяжёлое, надорванное дыхание, безостановочно текущих за горизонт солдатских колонн, – сводило с ума и казалось диким вымыслом, тяжёлым бредом обезумевшей от войны земли. Раскалённый воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды пехоты на дуговатом подъёме, орудия и лошади, танки, грузовики и повозки, казалось, отделялись от тверди и беззвучно плазменно колыхались – словно не живые – то шли полки, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе орудий, винтовок и миномётов, на скошенной броне танков и самоходок, на каждой металлической пряжке и пуговице зажгло тысячи крохотных ослепительных солнц, и они отовсюду, с фронта и флангов, снизу и тыла забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскалённых штыков.
…Войска шли по исконным донским казачьим землям: просторным, некогда вольным, что с прадедовских времён славились достатком и лихой воинской удалью, богатыми станицами – куренями, числом вострых шашек и гордых красавиц, хлебом, пастбищами, тучными стадами скота и «бессчетной» птицей. Но теперь…Безносая сука война прокатилась испепеляющим огнём и по донской земле, не оставив камня на камне, развела – разметала пути и судьбы людей, не дав надежды, – сойдутся ли они когда вновь. Цветущие курени, куда в былые времена возвращались казаки хозяевами или жданными – дорогими гостями, теперь не полнились радостью. Глухая тоска прижилась и курилась грязными дымами над обезлюдевшим краем, навсегда потерявшим своих родных и близких. Многих, очень многих защитников ныне не досчитывался воспетый в сказаниях и песнях многострадальный Дон – растеряв их на различных фронтах от Бреста и до Москвы; трупами полегли они и истлели под набатную орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы и курганы братских покоищ, прибило их дождями и ливнями, позамело песками и сыпучим снегом. И сколько ни будут простоволосые казачки по зову сердца выбегать на пустынный шлях и с надрывной надеждой глядеть из-под ладоней, – нет…не дождаться им никогда милых сердцу! Сколько ни будет из опухших – выцветших глаз ручьится слёз, – не замыть горькой полыни – тоски! Сколько ни голосить в дни годовщины – поминок, – нет…не донесёт ветер их криков до Бреста, Белостока и Гродно, до Орши и Минска, Киева, Пскова и Новгорода, до Нарвы и Ленинграда, Волоколомска, Можайска и Москвы, до осевших рвов их безымянных могил!..
Здесь, над угрюмым Доном, над заброшенными пашнями и покосами, над чёрными пнями и головнями пепелищ, казаковал прогорклый расстрелянный ветер и лишь траурное вороньё радостно воспевало хрипатым граем свою богатую тризну.
* * *
Обескровленная 100-я дивизия, вынужденно дислоцированная в нескольких, близь лежащих друг к другу, полуразрушенных станицах, с напряжённым нетерпением ожидала пополнения. После освобождения наших сёл, городов, деревень и станиц солдаты становились невольными очевидцами жутких картин. Так, в одном из домов, под Воронежем, пулемётный расчёт старшего сержанта Нурмухамедова, натолкнулся на изуродованные трупы советских бойцов.
…Гитлеровцы, стоявшие в селе, были выбиты. Производя контрольную. Зачистку они пробирались среди одноэтажных совхозных домов, каждый из которых напоминал расколотый обгорелый каштан, который какой-то зверь брал в зубы, дробил скорлупу челюстями, выгрызая живое ядро, схаркивал расщиплённую, ороговевшую кожуру. Вокруг всё было мертво, неподвижно, как на погосте, припорошено хлопьями чёрного пепла, под тусклым злым солнцем. Один дом, стоявший на отшибе, привлёк их особое внимание. Над ним из трубы, как будто, струился и плавился бесцветный дым.
По короткому взмаху руки сержанта Нурмухамедова, они, выставив стволы автоматов, обогнули щербатый забор, с сорванным с петель забором, и бесшумно проникли внутрь двора – та же картина. Взломанный фугасом дом. Разбросанный по базу хлам. Дырявленный автоматной очередью эмалированный банный таз, детская маломерка – ванна из оцинкованного листового железа; рядом желтело дровяное щепьё, остатки ломаной мебели. Ближе к дому, возле колодца – два вывороченных столба, в перекрестии которых комом валялись опалённые огнём детские верёвочные качели с запеленатой, однорукой куклой…Вокруг осколки и черепки посуды – глиняных горшков и стеклянных банок.