Сталингранские сны
Шрифт:
Через головы собравшихся было видно, что бойцы батальона, не участвующие в импровизированном митинге, окончательно разбрелись, смешавшись с толпой беженцев. Кто-то уже дремал, положив на лицо каску, кто-то шарил в вещмешках и ранцах, разыскивая сухари или консервы, кто-то закуривали. Среди красноармейцев, обходя их, смешиваясь с ними, запросто двигались гражданские: женщины с детьми, старики, подростки с тюками, велосипедами, тележками, чемоданами, детскими колясками, используемыми для перевозки вещей.
Комиссар скрипнул зубами, снова заиграл пистолетом, собираясь с духом, чтобы обрушить на военнослужащих то ли команды для наведения порядка, то ли отборную брань.
И тут помначштаба схватил комиссара за рукав и потащил вниз с коляски. Он повернулся лицом на юг, сощурился, набрал в легкие липкий, горячий воздух, но чей-то срывающийся, истошный крик опередил его:
– Во-о-озду-ух!
Комиссар
– Во-о-озду-ух!
– повторился многоголосый крик сквозь нарастающий гул моторов.
Силуэты самолётов, поблескивая на солнце стёклами кабин как зеркалами, стремительно увеличились в размерах. Во все стороны от них клубились облака поднятой потоком воздуха пыли. Самолёты шли рассыпанным строем с юго-запада, со стороны Котельниково на высоте всего пяти-десяти метров над землёй, словно собирались вот-вот садиться. Натужный гул перегретых моторов превратился в рёв.
Бесформенная уже и так толпа беженцев, их платки, кепки, панамы, шляпы и шляпки, кули, рюкзаки, разноцветные чемоданы и котомки моментально стали раскатываться в разные стороны, как горох, рассыпанный по полу.
Однако многие беженцы просто с любопытством подняли головы, щурясь на солнце, прикладывая ко лбам ладони как козырьки. Постоянный гул в небе и пролёт над самыми головами разных самолётов, связных, гражданских и военных во время их пути по сальским степям к Аксаю стал достаточно привычным. Только люди, попавшие под бомбёжку ещё во время бегства из Белоруссии, Прибалтики и Украины понимали, что может произойти уже всего через несколько мгновений. Эти побежали в сторону от дороги, так же, как и солдаты, но не бросая однако чемоданы и тележки с вещами.
Бросить вещи, чаще всего означало лишиться их, потому что вькруг много было людей, не упускающих случая взять чужое. Никто не стал бы вмешиваться, если даже удастся увидеть чемодан в руках, молодого, сильного и наглого незнакомца. Милиция, народные дружинники, порядок, законность, порядочность и жалость остались в городах и на железнодорожных станциях глубоко в тылу, а ещё они остались в довоенном прошлом. Тогда инженер получал 1200 рублей в месяц зарплаты, огромные деньги, а хороший мужской костюм стоил всего 200 рублей. Тогда полковник РККА получал 2500 рублей, а полковние НКВД ещё больше, а великолепный мотоцикл ИЖ-7 стоил почти столько же. Тогда хлеб был уже не по карточкам или по бешенной цене на рынке, а продавался свободно, сколько хочешь и дешево. Времена НЭПа казались рабочим голодными, а царские времне нищими. Колхозник получал паспорт и ходил где хотел, как только изъявлял желание работать на заводе или учиться в техникуме или институте. В сочетании с возможностью занимать руководящие должности, с уверенностью в завтрашнем дне, бесплатным высшим образованием для детей, это всё делало Союз ССР желанным местом для жизни многих людей. Начатая в 1928 году индустриализация, выводящая страну в лидеры мирового промышленного производства, отбирающая у капиталистических стран множество товарных ниш по реализации продукции в недоразвитые районы мира, не собиралась останавливаться. Наоборот, очистив сферу производства от саботажников и вредителей, избавившись от лидеров, призывавших идти архаическим путём естественного развития сельскохозяйственной страны по типу Румынии или Аргентины, индустриализация переключилась на производство потока товаров легкой промышленности и товаров народного потребления. Вызывая ненависть капиталистов всего мира, крепнущая социалистическая экономика вселяла уверенность в своих силах любому человеку труда и гарантировала ему освобождения от угнетения помещиками, фабрикантами и их государственными буржуазно-демократическими наёмника: полицией, судом и законотворцами. Всё это привело к тому, что незадолго до начала войны, до присоединения к Союзу Молдавии, Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии, из прилегающих к советской территории стран началось массовое легальное и нелегальное движение людей, из Болгарии, Румынии, Польши, Прибалтики, Турции. Переходили границу СССР славяне, русины, белорусы, евреи, армяне, цыгане и другие. Количество товаров всё прибавлялось, а зарплаты всё росли.
Однако, после начала войны любая вещь стала большой ценностью. Имущество и запасы кадровой Красной армии, сама кадровая армия погибли в первые месяцы в приграничных сражениях с превосходящими силами лютого врага. Три миллиона мужчин, работников заводов, фабрик, колхозов и кооперативов попали в плен. Вдесятеро большее количество работников оказалось на оккупированной территории. Остановились тысячи заводов, фабрики мастерских, останлвился импорт оборудования, сырья и товаров из-за границы, отрезанной фронтом. Часть поставщиков оказались во вражеских странах. Усилия оставшейся советской
Любая вещь теперь могла быть превращена в хлеб, сахар, водку минуя деньги. Деньги были уже не так ценны, потому что сами по себе не имели значения, а имели значения только предметы, нужные в быту, еда, лекарства. Поэтому чемоданы, корзины и кули горожан с их заграничными шелковыми лифчиками, чулками, платьями, рубашки, перчатками и носками были предметом зависти и вожделения колхозниклв, кооператоров, кустарей и железнодорожных рабочих. Чемоданы, сумки из кожи, а не из картона, тоже были дороги во время эвакуации. Хороший чемодан был и вместилищем ценностей, и стулом и столом, щитом, тараном, и даже детской кроватью и колыбелью. С беженцами шли разные подозрительные личности. Молодые мужчины кавказской внешности и славяне, явно призывного возраста в гражданской одежде, часто не их размера, с остриженными по-армейски волосами и чересчур загорелись лицами и руками шли рядом с беженцами. Здоровые и сильные, иьлодые и голодные, они представляли непосредственную опасность для вещей, денег и ценностей беженцев. Продукты питания и даже молодые, симпатичные женщины и девушки тоже не были в безопасности от посягательсвт в обстановке хаоса, особенно в степи, где отсутсвовали сотрудники милиции, НКВД, комендантские патрули и армейские заградотряды. Гуманитарные катастрофы всех времён и народов имеют схожие черты. Некоторые из подозрительных молодых людей шли даже в воинском обмундировании, но без знаков различия. Военной одежды хватало и на других, явно гражданских людях: галифе солдатские и офицерские, гимнастёрки, фуражки, архаичные френчи, сапоги, ботинки, ремни, вещмешки во множестве виднелись тут и там на мужчинах, стариках, подростках и даже женщинах. Колхозники и рабочие ничуть не заботились о своей внешности в отличии он интеллигенции и совслужащих, евреев и казаков.
Кроме Наташи Адамович, немало женщин шло и ехало в хорошо скроенных, словно по журнальным фотографиям, платьях, жакетах, кофтах, пиджаках. Разного фасона шляпки, туфли и сумки подчас могли изумить любых ценителей изящного, добротного и красивого. Иногда на солнце вспыхивали искрами золотые серёжки и колечки, или поблёскивали волшебными зеркалами бриллианты и другие драгоценные камни. Хотя все эти модные и дорогие вещи встречались взгляду редко, в основном беженцы были простыми и лишёнными всего людьми, однако именно эти исключения придавали толпе вид всеобщего исхода.
– Во-о-озду-ух!
– носились крики по колонне, повторяясь на все лады.
– Всем укрыться!
– запоздало скомандовал комиссар, наблюдая, как разбегаются в разные стороны люди, цепляясь за кочки, падая, проваливаясь ногами в норки грызунов, утопая каблуками в лишайнике, обдирая о репейник кожу.
Грузовики остановились, чтобы не раздавить бегущих. Запряжённые в повозки и телеги лошади ржали, дёргались в стороны и пятились. Некоторые повозк стали отьезжать в степь.
Комиссар и помначштаба взяли своих лошадей под уздцы и быстро повели в сторону лесопосадок. Тоже самое сделали другие командиры, бывше верхом. Возницы спрыгнули с повозок, артиллерийских упряжек, водители вылезли из кабин. Полезли прятаться, кто под кузова машин, кто под лошадей.
– Во-о-озду-ух!
Не пройдя и половины расстояния до лесопосадок, комиссар и помначштаба бросили лошадей, повалились ничков в пыльный ковыль. Большая часть красноармейцев последовали их примеру: легли на животы, вжались телами в горячую траву и сухую землю
– Вот сейчас... Вот сейчас жахнет...
– разными голосами стучали у них в висках одни и те же слова, - неужели началось
Те красноармейцы, на ком были навьюченный части пулемётов и миномётов, блины щитки, стволы и каретки, падать не стали, а только присели на корточки, не сходя с дороги. Они были настолько вымотаны маршем, что сомневались: смогут ли они снова взвалить ношу на плечи, если сбросят её сейчас. Немногие из обстрелянных бойцов и командиров, побывавших когда-то в боях, вроде старшины Березуева, остались стоят на дороге, понимая, что время до возможного удара ещё есть, а укрыться толком всё равно негде. Некоторое количество гражданских тоже никуда не побежали и не стали падать в пыль. Они продолжали идти, то ли опасаясь за пропажу в суматохе своих вещей и детей, то ли их фатализм, вызванный усталостью и страхом будущей неучтенной и ничтожной жизни на чужбине снизил для них ценность жизни вообще.