Стальное зеркало
Шрифт:
— Я только выполнял распоряжения, — говорит Таддер.
Подействовало. Если оправдывается, значит, будет говорить.
— Какие, — устало спрашивает Трогмортон. — Чьи? Давайте сначала и подробно. И хотите еще вина?
Интересно, думал Кит, как будет закон непредвиденных появлений герцога Беневентского работать в отсутствие герцога Беневентского? Перенесет ли он герцога сюда из Эг Морта по воздуху, сотворит ли точную копию — будто одного случая Его Светлости миру недостаточно — или просто привлечет кого-то на замену? Пока что единственное пришествие было нематериальным — в процессе
Другое несколько непредвиденное явление торчало в углу и титаническим усилием воли удерживалось от того, чтобы не грызть ногти. Поначалу страдающему влюбленному, навеки разлученному и так далее, еще было интересно, и слушал он крайне внимательно, потом стал слушать в пол-уха. С-свидетель, подумал Кит. Ладно, что не запомнит, то прочитает в протоколе. Непредвиденность же явления состояла в том, что Уайтни держался много лучше, чем от него ожидали. И углы не облевал, и на рожон не лез, и в обморок падать не собирался, хотя временами и откровенно зеленел. Что интересно — не от излишней чувствительности, она, как оказалось, ограничивалась только некоторыми сферами. От злости. И от той же злости взялся помогать, и встрял вполне дельным образом.
В последнее время молодежь взялась удивлять Кита, будто сговорились. В то, что у коннетабля Аурелии сын будет полным смазливым… пудингом, он никогда не верил. Но что это окажется молодой человек, из которого только что молнии не били — то самое ясное небо, с которого гром грохочет… Вот этого видно не было, пока он не двинул коня на толпу. В руке шпага, в каждом движении — желание перебить обнаглевших горожан. Что-то он там такое говорил, жаль, через ставни, которыми прикрыли окна, слышно не было. Орлеанцы прониклись.
— Да, я сообщил герцогу Ангулемскому о содержании проекта договора. В тот же день. Меня предупреждали о том, что подобное соглашение состоится и о том, что я должен немедленно поставить его в известность, — Кит кивает. Разумеется. Ему сказали, он и сделал. Где услышал, оттуда и понес нерадостную весть. Очень исполнительный человек…
А герцог, естественно, сделал выводы — и принялся объяснять Его Величеству, что договор не стоит того пергамента, на котором написан. И, наверное, если бы Его Величество был сколько-нибудь склонен слушать, ему бы предъявили Таддера — живого и целого, для подобающего потрошения. Но Его Величество в то время у кузена воды в пустыне не взял бы. Вот Таддер и уцелел в тот раз, не выбрасывать же ценный источник попусту.
— Что еще из услышанного в посольстве и не предназначенного для чужих ушей вы сообщили герцогу Ангулемскому? — флегматично спрашивает Никки. Свидетель оживляется, мрачно смотрит на Таддера. Есть у молодого человека определенные понятия о сотрудничестве между службами…
— О смерти регентши, об отбытии из Орлеана в Лондинум под видом секретаря Томаса Дженкинса искомого им сэра Кристофера Маллина, — монотонно перечисляет Таддер. — О…
— Что же вы не доложили, что искомый сэр на самом деле не отбыл? — Трогмортон не особо удивлен, разве что непоследовательностью, а молодой человек с честными понятиями
— А зачем? — удивляется Таддер. — Что бы мне это тогда дало? Если б я знал… то, конечно, сказал бы. А так пользы никакой, а кого еще сюда пришлют, неизвестно.
— Если бы вы знали о чем именно?
— Об этом, — поднимает руку Таддер.
Трогмортон слегка улыбается. Герцог Ангулемский вовсе не желал свидеться с искомым сэром, он куда больше хотел, чтобы искомый сэр убрался из Орлеана и Аурелии как можно дальше — к чертям, к антиподам, на южную оконечность Африки… куда угодно. Таддер не угадал дважды.
— О чем вы еще сообщали герцогу Ангулемскому и как долго?
— Год и десять месяцев, — без запинки отвечает допрашиваемый. Посчитал, что ли, на досуге? — О том, что мне приказывали сообщать.
— Самое существенное?
— Смерть Марии Валуа-Ангулем, наши планы относительно Каледонии и Арморики, наши представления о том, какими силами располагает Аурелия, количество высланных к нему курьеров и их судьба.
Независимый свидетель не говорит вслух «это восхитительно!», но слова явственно звучат у него в голове. Очень громко. Произносит же он другое:
— По чьему именно приказу вы передавали сведения о планах и представлениях?! — Спокойнее надо, юноша, спокойнее… но вопрос снова дельный.
— По приказу моего руководства. Я исполнил первое распоряжение, но потребовал подтверждений. Меня вызвали обратно, я говорил с… сэром Энтони. Свидетелей у меня нет, бумаг тоже.
С сэром Энтони Бэконом. Начальником соответствующей службы адмиралтейства. Веселее некуда.
Впору подумать, что их всех приобрел герцог Ангулемский собственной персоной. Нет, к сожалению, эти дураки — не наемные, наши собственные, ретивые и считающие себя очень умными. И с лучшими намерениями. А господин тогда еще маршал Аурелии просто был достаточно умен, чтобы понять и направление, и смысл обмана.
А я-то ломаю голову, отчего в последний год в Нормандии и Арморике потихоньку укрепляют побережье. Без шума, без парадных спусков кораблей на воду, аккуратно так — там роту в крепость добавили, тут галера пришла из Толедо, да так и осталась. Вот почему. И кому, спрашивается, служит сэр Энтони?..
Но Бэкон-то ладно. Он дурак, он спустил лавину и он за это ответит — не перед Ее Величеством, так перед первым попавшимся своим соперником. Уж как-нибудь я это устрою. Но у Бэкона есть некоторые оправдания — он сидит сиднем через пролив в своей канцелярии и знает только то, что ему докладывают. А вот Таддер со своим «объектом» общался регулярно. И кое-какие последствия наблюдал. И он идиот, но не бездарь. Вот что он думал?
— Вы докладывали наверх, как герцог использует предоставляемые вашим начальством данные? — спрашивает Кит.
Недоумение. Глухое, испуганное недоумение, грозящее обернуться паникой. Не понимает. Даже не догадывается, о чем речь, чего хотят, чем чревато отсутствие ответа. Уже попал в колею, будет говорить, пока не расскажет все. Хорошо. Но — восхитительно же, и вправду.
— Вы не получали сведений с побережья?
— Это не входило в мои обязанности.
А самому интересоваться и не нужно. Не велено — не будем. Агент спит, служба идет. Удивительное все-таки, невозможное, невероятное бревно. Дуб мореный.