Стальное зеркало
Шрифт:
Очень сильный человек, очень быстрый. Красивый. Злой. Он потом станет другим, не добрее, но мягче. А пока ему засыпать трудно, каждый день пытается так устать, чтобы упасть, а если не выходит, готов беседовать о чем угодно — хоть до утра, неважно, что вставать с первым светом… и это если ничего не случится. И ничем ему не поможешь, само должно отболеть. Сейчас графу хорошо — вечер, скачка, пахнет дракой. Надолго не успокоит, конечно.
Сараи почти догорели, вокруг пепелища суетятся крестьяне. Разведчики — чуть подальше, кругом, держа на прицеле небольшую кучку солдат. Те стоят на коленях, руки за головами. Один к груди
Выяснить у них за это время ничего, конечно, не удалось. И неудивительно. Де ла Валле внимательно слушает панический лепет, морщится недоуменно.
— Вы знаете, на чем это они?
— Это Гиберния, кажется, Коннахт… я немного понимаю мюнстерский диалект, совсем немного, но это другая провинция.
— Какой диалект? — Де ла Валле дергает щекой. — А, да. Не тот Мюнстер, что во Франконии. И, конечно, на альбийском никто не говорит, — граф переходит на армориканский. — Если никто не говорит, да повесить их… хотя веревки жалко. Не снимать же потом. Что они там натворили? — громко спрашивает он.
— Ферму сожгли, хозяина ранили, хотели лошадей увезти. — У одного из разведчиков жуткий выговор, но все-таки это альбийский. И говорит он тоже громко и внятно.
— Он драться. Топор брать. Сын — вилы. Мы только еды просим, они… — ну разумеется, при упоминании веревки язык начал вспоминаться.
А местным крестьянам такие просители до смерти надоели. Хотя хвататься за топор было неразумно. Вдвоем не отбиться все же, даже от этих куроедов.
— Остальные ваши где?
Не знают. Тут и веревка не поможет. И правда не знают. Заблудились. Оторвались. Представляют себе, где море. Примерно.
— Оружие их хозяевам отдайте. Обыщите, все, что найдете — тоже хозяевам. Сапоги заберите. Пусть идут… к морю, — пренебрежительно машет рукой де ла Валле. — Дойдут, так их счастье.
Счастья потребуется много. Ближе к побережью местные жители еще более… расстроены. И вряд ли будут особенно милосердны к безоружным. Но вешать и снимать — и правда морока, а мы торопимся.
— Господин командующий, к нам движется большой отряд. Тысячи полторы.
— Наконец-то, — усмехается Жан. — Состав? И кто это?
Де ла Валле уже понял, что «альбийская» армия — это не аурелианская, более-менее однородная. Противник может оказаться кем угодно, и неумелыми, несуразными полубандитами, и отлично подготовленным полком. У островов нет постоянной армии. А поскольку войну, как выяснилось, заваривало меньшинство, то им приходилось прятаться. Потом к их спрятанному добавили то, что готовилось к отправке на юг, за экватор, и те городские и окружные части, которые были обязаны службой в этом году, и которые можно было прибрать быстро.
Валуа-Ангулем предупреждал, что на лес Серизи найдутся желающие, а пропускать их в эту чащу, где черт ногу сломит, ни в коем случае нельзя. Вот и нашлись. Объявились. С ночи их ждали, уже полдень миновал. Пожаловали.
— Стрелки, конница. Лучников под полтысячи, аркебузиры, арбалетчики еще до тысячи, остальное кавалерия.
— Лучшее, что тут осталось — и к нам, — де ла Валле рад. — Ну что ж, встречайте дорогих гостей!
Гостям, желающим укрыться в лесу, еще нужно преодолеть небольшую речку Эль, а следом подняться на возвышенность, где их, жадно глядя в долину, ждут уже давно. Запаздывали
Состав странный — значит либо подтаявшая большая часть, либо кто-то толковый собрал вокруг себя все, что мог. В пользу второго — выбор направления. Молот ударил — изо всей силы, всем тактическим и численным превосходством, там, позади, наверняка ад кромешный — и если кто-то в этом аду сообразил, что у моря наверняка уже ждет наковальня, этот кто-то стоит тех денег, что ему платят. А что не ждал второй… ну так Жан бы на его месте и сам не ждал.
Одно донесение, другое, третье… идут хорошо и очень быстро. Так быстро, как только можно заставить идти людей, едва вырвавшихся из первого круга бойни. Одна беда: осматриваться им некогда, можно только выслать вперед несколько групп верховых, и то совсем недалеко. Если бы отряд не вел опытный командир, могло бы выйти по-всякому. Могли бы остановиться перед рекой, развернуться обратно, сдаться, тупо полезть вверх по склону… а эти быстро поняли, что на Серизи-ла-Форе идти нельзя, это самоубийство, что южнее Туза прорваться не выйдет, там все плотно перекрыто, а тут… тут есть шанс. Единственный, но внятный.
Южная оконечность леса Серизи выдается вперед как коса. Огибает эту косу неглубокий ручей, впадающий в речку Эль. Единственное место, где нет подъема. Там, напротив, небольшая долина — но, к счастью, не овраг. А все аурелианские войска стоят выше. Неудобно стоят, неудобно для себя: арбалет не достанет, а вот длинный альбийский лук — вполне. Спускаться же — налететь сразу на огонь всех стрелков, а потом и попасться кавалерии.
И почему слабое место не прикрыли получше — понятно. Потому что слабое оно только для не потерявшей голову большой группы, у которой и стрелки, и конница. И не просто стрелки, а стрелки со вполне определенным оружием. Много. Потому что длинный лук арбалет по скорострельности бьет вдвое. Если не втрое.
Можно пройти. Да, опомнятся быстро, да, стрелять в спину будут. Но можно. Пройти насквозь, нырнуть в лес и поминай как звали.
Через лес просочиться далеко на восток, а там, обходя второй котел у Байе, прорваться к морю за спинами аурелианцев.
— Прикажете подтянуть туда еще войска?
— Да, — кивает Жан заместителю. — От Туза по краю леса и от холма — тоже вдоль леса. Из них в бой не вступать никому. Никому, — еще раз повторяет он в ответ на немое удивление заместителя. — Тем, кто у ручья — держаться, но отступить на четверть лье, когда потеряют две трети. Тем, кто с севера — на склон повыше, тем, кто с юга — в лес. Когда альбийцы наполовину пробьются в долину, выдвигайте вдоль реки конницу, им в тыл.
Ему эта долина сразу не понравилась. Трудно оборонять, дорого. Но дуракам — везет, начинающим тоже. Видно дожди удались не по сентябрю сильные и русло ручья попросту провалилось в трех местах. Сейчас там не болото, не настоящее болото, по крайней мере. Но топко и вязко. И не видно — потому что случилось недавно. Топко, вязко. И сыро. А некоторые предметы очень не любят сырости.
Жан мельком думает о том, что только что приговорил примерно четыреста человек. Восьмую часть своей ящерицы. Наверное, это очень небольшие потери. Потом будут еще. Но трехтысячный отряд очень легко запомнить за те пять дней, что он им командует. У долинки стоят сержанты Бардуа и Гийяр, оба из Лютеции, приятели, дельные солдаты… выполнят приказ.