Стальное зеркало
Шрифт:
Тоже — не может.
До вчерашнего дня, до всей этой возмутительной истории, посол не рискнул бы угрожать тем, что задержит бумагу. А сейчас он в своем праве.
Людовик знает, что, скорее всего, ему никто и не думал угрожать. Он знает — некоей удаляющейся частью себя, что почти наверняка просто пугает себя сам. Что это просто усталость, напряжение, чертов этикет, чертова пророчица и уж точно чертова холера и проклятый неизвестно чей идиот в Марселе, который не придумал ничего лучшего, чем попытаться спровоцировать де Рубо на атаку — будто самый спокойный и опытный полководец по эту
Его Величество Людовик VIII возвращается в свой кабинет. Садится в кресло. Звонит в колокольчик — зовет капитана гвардии.
— Господина коннетабля де ла Валле, его сына Жана и девицу Карлотту Лезиньян-Корбье, фрейлину вдовствующей королевы Марии — взять под арест. Немедленно.
…а в Городе сейчас кончается весна, с холма — отличный вид на Форум, но дело и не в виде, не в холме, скорее, в воздухе. Его не назовешь ни свежим, ни приятным, лишь единственно возможным, другого нет. Другому не бывать. И даже солнце через эту дымку, сквозь вечный шум греет иначе. Рома. Вечер. Дом. Колокола, колонны, камень… солнце — раскаленная вишня, падающая за горизонт.
— Мой герцог!.. — Сесть рывком, теряя ощущение ветра, скользящего по лицу, нагретого камня под ногами…
Нет, не дом. Орлеан. Не вечер. Полдень. Не Палатинский холм, а спальня. И смущенный Мигель.
— Марсель взяли? — нет, тогда был бы не смущенный. Ошибка. Сойдет за шутку спросонья. Для Мигеля — сойдет.
— Нет. Тут другая неприятность. Его Величество взбесился.
Взбесился… металл во рту — это не со сна, это от раздражения. Взбесился Его Величество раньше. Когда приказал своему человеку выкупить долги де Митери. Когда пытался заставить Чезаре пожаловаться на герцога Ангулемского. Такая простая интрига, они с Гаем глазам своим не поверили. Де Митери крупно проигрался в карты — они сперва решили, что за его ниточки дергал Хейлз, но Хейлз этот долг почти сразу продал… а купил его неизвестно кто, один из помощников городского прево, ну а уж от него пошла ниточка прямо до королевской тайной службы… Дальше понятно. Де Митери должен был пристать к Орсини с дурацким этим шантажом, Орсини побежал бы ко мне, я возмутился бы и потребовал расследования… и герцог Ангулемский потерял бы на этом свободу. А, может быть, и голову. Оборвалось дело, впрочем, на стадии Орсини, и на том заглохло. И это — большое счастье Его Величества. Если бы он был более настойчив в попытках сделать из нас орудие убийства, я мог бы и не удержаться.
— В чем именно это выражается?
— Он спозаранку приказал взять под арест коннетабля, его сына и вашу бывшую невесту. Ее обещает отправить в монастырь, коннетабля с сыном… то в ссылку, то в тюрьму.
«Осторожно, — напомнил Гай. — Ты дышать забыл.»
— Какие обвинения им предъявлены? В частности — старшему де ла Валле?
— Да никаких, — пожимает плечами Мигель. — Какие тут обвинения?
— Неожиданно. Но не очень удивительно.
После де Митери и вчерашнего — совсем не удивительно. Разве что странно, что ждали до утра.
Я им пообещал.
«Нужно было обвенчать их там же, на месте, — говорит Гай. — На что-то же у нас есть свой собственный кардинал.»
Я знаю. Нужно было. Но я не хотел скандала. Я не хотел ставить короля в сложное положение. Я хотел тихо. Всем разойтись, забыть и заняться, наконец, делом.
Я был неправ. Я запомню.
— Воды, пожалуйста. И одеваться. И пошлите кого-нибудь к Его Величеству передать, что я нижайше прошу его об аудиенции в любое удобное ему время.
— Мой герцог! — Мигель, уже потянувшись к кувшину, замирает на мгновение, потом продолжает движение.
Низко склоненная голова, взгляд исподлобья, правая рука сама собой ложится на пояс. Живая стена. Попытается остановить, разумеется.
«Это не препятствие, ты еще помнишь? Это не препятствие. Через него проходить нельзя. Только мимо. Осторожно.»
— От кого ты узнал?
— От другой фрейлины королевы Марии. — От Анны де Руссильон, понятно. — Ваша Светлость!
— Он нарушил мое слово.
— Вы не давали им… — Мигель останавливается. — Вы не имели права давать им слово. Они — подданные короля Аурелии, вы не можете распоряжаться ими.
Да, конечно, я помню. Это не препятствие. Это свои. Спасибо, Гай, я помню.
— Он, — медленно и терпеливо повторяет Чезаре, — нарушил мое слово.
Не важно, что было до того. Эту ошибку мы разберем потом, если будет кому. Солнцу здесь все-таки недостает веса. Воздух замечаешь, только когда начинается ветер. Да и на качестве вина это сказывается.
— Это уже произошло, Мигель. Теперь с этим придется что-то делать.
— Вы не имеете права вмешиваться… — руки вверх: рубашка. — Вы не можете себе позволить… — руки назад: колет. — Мой герцог…
— Камзол, пожалуйста. И все остальное, что я просил.
— Ваша Светлость…
Нужно ответить. Нужно ответить так, чтобы он понял и перестал отвлекать.
— Я все слышал. Мигель, что будет, если я сейчас поступлю по твоему совету?
— Это внутреннее дело Аурелии! Это не наше дело.
Врешь, Мигель. Врешь мне в глаза. Тебе самому очень хочется. Не поговорить со здешним королем, конечно — не поможет. Тебя не пустят. Прогуляться до того места, где их всех держат. С гвардией, которую ты сам учил. Моей гвардией, если ты еще помнишь.
А ведь ты мог бы меня не будить. Ты мог бы сказать, что не счел происшествие важным. Я бы очень рассердился, ты знаешь. Но было бы поздно. И опасность угрожала бы только тебе. Так?
Ты сам хочешь, чтобы я вмешался.
Только не понимаешь.
— Это обещание, данное здесь. Это внутреннее дело Ромы. И потом, — о да, спасибо, Гай, совершенно верно, вот что значит опыт профессионального юриста… — Его Величество только обещал разорвать соглашение, но он этого еще не сделал. Формально речь идет о моей невесте. Арестованной без моего ведома. У меня нет выбора, Мигель.
— Ваша невеста, за кого хотите — за того выдаете, — ворчливо усмехается капитан. — Так, да?
Ну, здесь больше спорить не о чем. За дверью — тем более не с кем, не о чем. К счастью. На всех терпения и подсказок может не хватить.