Станцуй со мной танго
Шрифт:
***
В кафе веселье шло по-цыгански безудержно. Песни и пляски исполнялись с усердием агитбригад, в кои при Союзе входила добрая половина коллектива. Пенсионеров и приближенных к ним по возрасту работников Леонид жаловал, поскольку это те самые специалисты, которые с умом пережили девяностые. «Антикризисная команда» не раз выручала его. Когда Ленька, еще учась на втором курсе политеха, узнал, что стал наследником большого хозяйства, именно они подставили ему плечо и не дали наделать глупых ошибок.
– Как же я люблю все это! – Марк широко развел руки и вдохнул пьяный воздух. Поискал глазами именинницу, чье красное платье еще с утра разглядел под белым халатом, и широко ей улыбнулся. – Иди сюда красавица! Целовать буду!
Та со смехом подлетела и попала в тесные объятия, отяжеленные букетом роз.
– А где директор? – поинтересовалась словно невзначай.
– Тебе меня не хватит?
– Не выгоден ты мне один, – со вздохом ответила Глаша. – Так бы я в два раза больше поцелуев отхватила.
***
Огни фонарей за окном сливались в одну линию.
Светофор тревожно переключал свет.
Красный резал глаза.
– Куда мы едем? – Леонид, наконец, прервал затянувшееся молчание.
Ольга ответила не сразу.
– Домой.
– К кому?
– К нам.
– Нас уже нет.
Остановилась у его подъезда. Открыла дверь, впустив холодный осенний воздух.
– Нужно поговорить, – зябко подтянула к лицу ворот меховой шубки. Тоже его подарок.
В лифте ехали молча.
Ольга переступила порог, втянула носом воздух, находя в нем запахи свежего ремонта и дорогой мебели.
– Красиво.
Села на диван, как умела только она – словно в нескольких метрах от нее застыл фотограф. Погладила узкой ладонью белую кожу обшивки, небрежно скинула лодочки и подтянула ноги к подбородку, оплетя их ухоженными руками.
Леонид помнил, как любил гладить эти узкие коленки, проводить рукой по точеным икрам, целовать каждый палец, слыша вздох-стон, полный предвкушения.
Ольга, понимая, что все еще волнует бывшего любовника, откинулась на подушку и призывно посмотрела.
– Чего хотела? – Леонид стоял напротив дивана, засунув руки в карманы. Пиджак был сброшен на кресло.
– А ты стал жестче, – поднялась, понимая, что прежние уловки не работают. Не получив ответа, поинтересовалась: – Как твоя спина? – и, не дав открыть рот, быстро заговорила. Видимо заранее готовила оправдание. – Ты прости, что так все получилось. Знаешь, как я запаниковала? Ведь я даже женой твоей не была, а потому, как вдова ничего не получила бы. А твоя мама…
– Чего ты хочешь?
– Опять быть вместе. Мы же хорошо жили, помнишь?
– Нет, – Леонид со скукой в глазах посмотрел в темное окно, где отражалась напряженная фигура его бывшей любовницы. Почти жены. – Уходи.
– Ну почему? Я же вижу, что ты еще любишь меня. И я…
– Я едва сдерживаюсь, чтобы не выкинуть тебя с двадцатого этажа.
– Но…
– Считаю до трех. Раз.
На три хлопнула входная дверь.
– Сука.
***
– Сука, сука, сука!
Почти час он метался по квартире, как по клетке. Наливая коньяк, уронил бутылку, разбил пузатый фужер. В баре на глаза попалась водка. Снял пробку и глотнул прямо из горлышка. Обжегшись, закашлялся.
– Сука.
В очередной раз стукнувшись о стену, понял, что ему не хватает места. Двести квадратов квартиры были тесны, как школьный пиджак в конце учебного года.
Чтобы потушить бушующий в нем огонь, он нуждался в свободе, холодном воздухе и… женщине.
Милонга? Нет. Туда не пойдет. Там пьяному делать нечего.
Выскакивая из подъезда, на ходу запахивая пальто, прокричал, махая рукой проезжающей машине:
– Такси!
В кафе гремела музыка, слышался смех и вой Марка, который перехватив микрофон у начальника цеха, пытался петь «Как упоительны в России вечера».
Леонид, швырнув пальто в руки изумленной гардеробщице, никогда не видевшей директора завода в таком состоянии, обернулся через плечо, провожая глазами женщину в красном.
«Женщина в красном, помоги несчастным…»
– Куда? Там женский туалет! – встрепенулась гардеробщица, и даже открыла перекладину, чтобы кинуться следом, но вовремя рассудила, что начальству видней, и вновь вернулась к своему вязанию.
«Женщина в синем, пойдем, покеросиним…»
Она красила губы. Невероятно красивые, чувственные. Будь Леонид потрезвей, различил бы и ясные глаза, умело подкрашенные тушью, и красиво уложенные волосы, но он видел лишь красные губы. Ну и платье, которое обтягивало круглую попу.
Незнакомка не успела оглянуться, как была прижата к стене. Тюбик с красной помадой с шумом покатился по кафельному полу.
«Боже, все повторяется!» – только и успела подумать Глаша, когда ее губы смял поцелуй.
Она хоть и нахлебалась до макушки шампанским, что заботливо подливал Марк, имея виды на продолжение банкета, директора узнала сразу и по пьяной глупости решила, что он пришел поздравить ее с днем рождения и подарить тот самый поцелуй, каким одаривал всех именинниц, вручая им конверты с деньгами. Даже вахтерша баба Катя, хихикая в кулачок, поделилась, что поцелуй Леонида Сергеевича, ох, как хорош. Пенсионерка по такому случаю даже заказала к юбилею новую вставную челюсть. «Врала, наверное», – пронеслось в голове, когда язык директора ворвался в рот.
«Наверное, я нарушаю регламент», – засомневалась Глаша, самозабвенно отвечая на поцелуй, и попыталась остановить натиск поздравителя, оттолкнув его. Он не позволил. Перехватил сначала одну руку, потом, когда Глафира вспомнила, что их две, вторую.
«Боже, какая привычная поза! – еще раз успела подумать Глазунова, когда обе ее руки впечатались над ее головой в стену, а тяжелое мужское тело заставило развести ноги. – Только третьеклашек не хватает».
Почувствовав холод кафеля на ягодицах, поняла, что узкое платье задралось до пупка и до «тех красивых ямочек на копчике», и теперь она, Глафира Степановна, должно быть, светит колготками, под которыми ничего нет. Тонкий трикотаж платья не позволил надеть трусы.