Станешь моей победой
Шрифт:
Никогда бы не подумала, что чувства могут так сильно подорвать мою волю и выдержку, а возведенный годами высокий забор, который, по сути, должен служить защитой, будет медленно разрушиться, обваливаясь по кирпичику.
Мирон медленно прорывался сквозь этот барьер, с важностью истинного полководца умело шагнул на мою территорию, захватывая ее частями. Сначала это были сообщения. Двусмысленные, с легкой издевкой. Затем в ход пошли комплименты и признания. Пошлые, немного грубые, но именно они почему-то вызывают во мне ураган эмоций. А
Это все неправильно. Так быть не должно.
— Тихоня, ты там уснула, что ли? Ань… Прием-прием, красотка!
— Я не сплю, Мирон! — шепчу в трубку, ныряя под одеяло, чтобы нас никто не услышал. — Но тебе лучше уехать.
— Серьезно? Вот так бросишь меня здесь? — наигранно обиженным голосом куксится Мир. — А я, между прочим, тут один. На улице уже темно, а рядом могут ходить маньяки. Злые… А вдруг он на меня нападет? Это будет на твоей совести, новенькая.
Да боже ж ты мой! Бедненький!
— Очередной шантаж, Савельев? — ворчу недовольно. — Это подло!
— Иначе с тобой не выходит… — смеется он в трубку. А у меня от этих радостных нот улыбка на лице появляется. — Так что, идешь?
Разве у меня есть выбор?
И дело же не в том, что Мир может снова прийти в мой дом… Я сама хочу его увидеть. Очень.
— Я выйду к тебе на десять минут, — цокая, закатываю глаза. Невозможный! — Но только чтобы знать, что с тобой все в порядке, — и кладу трубку.
Ну-ну… Чтобы убедиться в его безопасности… Да кого я обманываю?
Собрав волосы в култышку, в полной темноте натягиваю спортивный балахонистый костюм, который велик мне на два размера. Телефон прячу в карман и, смахнув плед со стула, быстро сминаю его, пряча под одеяло, чтобы в случае проверки родители не поймали меня на побеге.
На цыпочках, даже не дыша, выхожу из комнаты и, осторожно прикрыв дверь, прокрадываюсь в коридор, стараясь не скрипеть половицами. От страха ладони становятся влажными, ноги дрожат. Да, я знаю, что у меня будут большие проблемы, если родители заметят мое отсутствие или, не приведи господь, поймают за объятиями. Но я так хочу увидеть Мирона. Хотя бы на пару минут.
Ничего же страшного не случится, ведь так? Я просто посмотрю на него, успокою себя тем, что Савельев в порядке, и вернусь обратно. На этой уйдет пару минут.
На вешалке цепляю теплую жилетку и, прислушиваясь к звукам, выскакиваю на улицу. Поежившись от резкого порыва прохладного ветра, прячу руки в длинных рукавах толстовки и иду к задней части двора, периодически оглядываясь.
Подойдя к калитке, высматриваю Мирона.
— Я здесь! — из-за яблони, которую отец грозился спилить по лету, появляется сначала рука Савельева, а потом и он сам. — Ты все же пришла, — расплываясь в довольной улыбке, Мирон, пошатываясь, несется ко мне и сгребает в объятия. — Ты пришла… Пришла… Пришла…
Конечно пришла! Не могла не прийти…
От столкновения
Савельев ведет носом по моей скуле, щеке, трется об меня своим лицом, что-то невнятное шепчет. Не разобрать. А когда умудряется сорвать с моих волос резинку, позволяя прядям рассыпаться по плечам, зарывается в них и часто дышит.
— Господи, да ты точно пьян, — утверждаю я на выдохе, поражаясь тому, сколько эмоций Мирон с помощью одних лишь объятий выдает. Он меня ими заражает, подпитывает.
— Я от тебя пьянею, Тихоня, — губами ловит мочку моего уха и всасывает ее. — Поехали ко мне, а? Поехали… Дома никого не будет. Только ты и я.
— Что? — такое предложение меня шокирует. Хочу отстраниться от Мирона, но он ближе притискивается, не позволяя даже на миллиметр отдалиться. Я не могу дернуться в сторону, хотя кажется, что скоро от меня совсем ничего не останется, попросту раздавит. — Пусти…
Но Мир будто не видит и не слышит ничего вокруг. Продолжает сводить меня с ума признаниями.
— Аня… Любить тебя ночами напролет хочу. Ласкать. Доводить до безумия. Улетать вместе с тобой. Сходить с планеты. Слышать твои стоны. Кончать одновременно. Все это только с тобой хочу… — а сам задыхается, дрожит. Думаю, сейчас он не контролирует себя, не понимает, что выдает и какую бурю своими признаниями во мне поднимает. Он меня погубит… Ой, погубит… — Черт, какая же ты вкусная, новенькая. Как охуенно пахнешь… Тихоня, ты же меня так вставляешь… Сдохнуть можно! Но, Ань, только … — фокусируя на мне взгляд, смотрит с такой нежностью, что дух захватывает. — Не обижайся на меня за все это. Я же типа из добрых намерений правду тебе толкаю. Ну кто виноват, что у меня на тебя постоянно встает.
— Боже, Савельев, замолчи, — шепчу дрожащим голосом, подхватывая ритм его сердца. Я все еще не могу принять тот факт, что Мирон действительно испытывает ко мне физическое влечение. — Пожалуйста, замолчи…
— Заставь меня.
От шального взгляда все внутренности в узлы скрутило.
— Как?
— Поцелуй меня, Ань…
— Нет! — упираясь руками в твердую грудь, отталкиваю от себя Савельева. Хватит на сегодня. Я не выдерживаю. Мне нужен перерыв. Слишком много эмоций. Слишком сильный напор.
— Точно нет? — плотоядно улыбнувшись, Мирон сам тянется к моим губам.
И как тут сопротивляться, когда он так смотрит?
Хорошо… Хорошо… Всего один поцелуй и домой. Честно. Еще минута.
На этот раз Савельев целует нежно, осторожно. С прерыванием и тяжелыми вздохами. Он медленно всасывает то нижнюю, то верхнюю мою губу, покусывает их, ласкает. Всасывая мой язык со стоном, пробирается ладонями под толстовку.
— Не наглей, Савельев, — ловлю его за запястья, не позволяя дотронуться до кожи. Сейчас она особенно чувствительна к прикосновениям.