Старая добрая война
Шрифт:
— Мне готовить замену Шрамко?
— Не надо. Я же сказал, теперь работать и с ним, и с бойцами шестого блокпоста буду лично я.
— Ясно. Возьмите охранение.
— Как-нибудь обойдусь. У нас же перемирие?! — На слове «перемирие» офицер СБУ усмехнулся.
— Тарас Матвеевич?! Вы бы не сообщали наверх о данном случае, — попросил комбриг. — Знаете ли, не хочется лишних неприятностей.
— Понимаю, не беспокойтесь, никому ничего я сообщать не буду.
— Благодарю, я у вас в долгу.
— Заметьте, это сказали вы, пан полковник.
— Что сказано, то сказано. Я за свои слова отвечаю.
— А как же насчет «котла»?
Полгода назад бригада Ляха попала в окружение. Полковник в то время находился в Киеве. И там обещал лично президенту, что выведет соединение из «котла», более того, проведя перегруппировку, нанесет сепаратистам сокрушительное поражение. В итоге бригада была полностью разгромлена. Большая часть техники и сотни пленных оказались в руках ополченцев. Но президент запомнил Ляха, пожурил его и назначил командовать другим соединением.
— Как говорится, Тарас Матвеевич, кто старое помянет… Тогда я просто не успел прибыть в штаб…
— Благодарите Бога, что не успели, — перебил полковника Кучеренко, — а то вместе со штабом оказались бы в плену у сепаратистов. Ладно, закроем эту тему. До связи, Степан Евдокимович.
— До связи!
Офицеры приближались к центру дороги, где через все полотно была проведена жирная белая полоса.
Первым дошел Середин, встал, широко расставив ноги. Когда подошел Шрамко, Роман спросил:
— Поздороваемся?
Дмитрий протянул руку.
Середин пожал ее и, усмехнувшись, заметил:
— Значит, Шрам, нашел себе спокойную должность в военкомате? А сюда в командировку послали?
— Я, Рома, у себя на родине, а вот тебя каким ветром сюда занесло?
— Ты и я на родине. Вот только, оказывается, родина у нас как бы одна, а страны разные.
— Как дед?
— Нет больше деда, Дима. Ваша гребаная артиллерия ночью ударила по Сертаку, один снаряд попал прямо в комнату, где находился дед. Я его потом по кускам собирал и куски клал в гроб, чтобы похоронить по-человечески.
— Это война, Рома.
— Согласен. Если бы обстреливали наши позиции, а снаряд САУ случайно попал бы в дом, это еще понятно, но ведь позиций ополчения в том районе никогда не было, ваша артиллерия вела огонь по сугубо мирным целям, и корректировщик огня, да и командир огневого взвода или батареи не знать об этом не могли. А вообще, скажу тебе, Дима, суки вы!
— Я не стреляю по мирным объектам.
— Но ты служишь тем, кто отдает приказы убивать женщин, стариков и детей!
— Ну, вы тоже не ангелы. Сколько наших в «котлах» положили, скольких накрыли огнем, когда они пытались вырваться из окружения? А ведь это те же недавние мирные жители, пацаны желторотые. Ты позвал меня затем, чтобы прочитать нотацию?
— Нет, Диман, посмотреть тебе в глаза и понять, как ты, с которым мы воевали вместе, сейчас готов стрелять в меня.
— Намекаешь на то, что я должен тебе за бой на плато у Марты?
— Ни на что я не намекаю. У меня к тебе, как к командиру подразделения, против которого стоим мы, действительно есть предложение.
— Говори, послушаю!
— Предлагаю прекратить использовать снайперов. Потери в результате их работы неоправданны и бессмысленны.
Шрамко достал из кармана пачку сигарет:
— Будешь?
— У меня свои, но ты больше резких движений не делай. Мои могут не так понять, хотя я запретил им открывать огонь, что бы здесь ни происходило.
— Вчера ваш снайпер завалил моего, — прикурив сигарету, заговорил Шрамко. — Сегодня ты предлагаешь прекратить снайперские дуэли. Почему же вчера не проявил инициативу и не запретил выход стрелков на позиции?
— Потому что тогда твои снайперы расстреляли бы мой выносной пост. Нашим стрелкам запрещено стрелять по другим целям, кроме снайперов, вашим же дана свобода выбора цели. Но это все слова, как насчет моего предложения?
— Хорошо. Согласен, — кивнул Дмитрий. — С сегодняшнего дня снайперов на охоту не выводим. Доволен?
— Вот одолжения не надо, Дима.
— Это не одолжение. Я принимаю твое вполне разумное предложение.
— Как сам?
— Мы и так задержались. Здесь не особо удобное место для душевного разговора.
— Можем встретиться и без свидетелей.
— Где?
— Ты, как вернешься, разверни карту и посмотри на русло реки. Параллельно этой дороге на юге за рекой увидишь обозначение деревни Гала. Люди оттуда ушли, большая часть зданий разрушена. Вдоль северного берега обозначен пунктир грунтовой дороги. Это старая дорога от Горцевска до Лакино. Примерно в двухстах тридцати метрах от восточной линии буферной зоны есть брод. Выйти к нему можно по береговой линии, под обрывами. Там, где брод, обрывы сходят вниз к оврагу. Это очень удобное место, чтобы поговорить.
— На карте обозначен брод?
— Да! Гальский брод. По крайней мере, на моей обозначен, но я тебе и так все подробно рассказал.
— Когда предлагаешь встречу?
— Сегодня уже не стоит, а вот завтра в ночь, часа так в два, вполне можно. Придешь?
— Приду.
— На подходе используем сигналы фонариком, как в училище. Не забыл еще?
— Нет! Запомни мой сотовый.
— Кстати, и ты мой запомни.
Офицеры обменялись мобильными номерами. Сотовая связь в прифронтовой зоне являлась самой безопасной.
— Ну, тогда честь имею, господин капитан.
— Честь имею, товарищ капитан, или у вас в обиходе больше господа?
— У нас — товарищи. Давай! Не забывай о договоренности.
— Ты не забудь.
— По шоссе от моста к твоему посту идет «УАЗ».
— Начальство принесло.
— Не вздрючит за нашу встречу?
— Это не твоя забота.
Шрамко повернулся и направился к своему блокпосту, а Середин пошел к своему.
У бетонных блоков Романа на дороге встретил заместитель и встревоженно спросил: