Старая сказка
Шрифт:
— Ты был прав. Любое разумное существо должно добиваться счастья всеми силами, и мне не в чем тебя упрекнуть. Скажу прямо — если бы ты тогда взял эти десять миллионов, я забыла бы о тебе через полчаса. Да, ты взял меня за горло этим договором, да, ты связал меня своим благородным поступком, да, я ужасно злилась — но ты был прав. Я никак не могу сказать, что эльфы любят людей, но некоторых они уважают. И среди этих немногих имеется один отставной старший сержант. Вот так, Ваня.
Магистр вдруг встал, подняв бокал, и провозгласил:
— Живите вечно, моя королева.
Все эльфы поднялись разом.
— Живите вечно!
— Ммм-аа-аа-а…
Плач ребёнка и мяуканье кошки. Жажда жизни и ужас смерти. И жуткая тоска.
Иван сидел в спальне Тамионы, на её кровати, и девушка держала его голову, плотно обхватив пальцами и прижимая к своей груди. Тело Ивана сотрясала мелкая дрожь, зубы скрипели, но он держался. Сегодня Тамиона сразу увела его к себе, спокойно и решительно велела ложиться спать на её постель, а сама ушла в соседнюю комнату, где обитали Диэль и Таэль. Диэль стоял в ночном карауле, и место было свободно.
Когда начался очередной «сеанс» — слава Богу, последний — девушка просто пришла к Ивану, молча взяла его голову в свои длинные пальцы и прижала к груди. Сразу стало легче.
— Мм-ааааа…
Что-то неуловимо изменилось в Зове. Что? Может быть, ужаса стало чуть меньше, а жажды жизни чуть больше? Или чуть ослабела жуткая тоска? Иван не мог понять, да и не старался. В конце концов, он простой эфемер, а не эльфийский магистр.
— Ммм-аа-а… Вв-аа-а…
Да, Зов явно изменился, теперь это было ясно даже тёмному эфемеру. Впрочем, Ивану было так тяжко, что он не особо вникал — не заорать бы в обьятиях девушки, и ладно.
— Вв-аа-а… Нн-яя-а…
Иван вздрогнул. Теперь это мало напоминало мяуканье кошки — скорее голос ребёнка. Нет, даже не ребёнка — девушки, смертельно и несправедливо обиженной, мечущейся в горячечном бреду, ища своего любимого, который придёт и защитит…
— Вв-аа-а…Ня-а…
Иван всё-таки забился, пытаясь вырваться, но руки-ноги враз ослабели (Иван уже знал, как действует эльфийская магия), а длинные тонкие пальцы ещё крепче сжали его голову.
— Ну потерпи, Ваня… Ну всё уже, всё…
Окна постепенно светлели — близился рассвет.
В коридоре раздались медленные, тяжёлые шаги, и в дверном проёме возникла фигура Киннора. Куда девалась стремительно-бесшумная походка эльфа? Под глазами магистра темнели круги, тонкое лицо было иссиня-прозрачным.
— Всё, Иван. Пойдём.
В подвале на этот раз было светло — к потолку прилепились молочно-белые шары эльфов. Дошли-таки руки напоследок…
В запретной комнате было свежо, пахло озоном и чем-то ещё — Иван не разобрал. Прямо на земле стоял тот самый гроб, испещрённый загадочными письменами, причём верхняя крышка его была откинута у изголовья, вверх и назад, как крышка какого-нибудь футляра.
— Подойди, Иван — королева Элора сегодня тоже выглядела не ахти. Она сидела в этом их роскошном надувном кресле, и круги под глазами были яснее ясного — Да не ко мне. К саркофагу.
Иван приближался к саркофагу, не сводя глаз. Внутри… В нём лежала его Маша. Да, да, она, в этом не было ни малейшего сомнения. Она лежала совершенно голая, и кожа матово, влажно блестела. Глаза её были закрыты, и густые длинные ресницы, казалось, доставали до щёк.
И она дышала.
Буйная, дикая радость смыла все остальные чувства Ивана, как вода в половодье.
— Маша! Машута моя… Маленькая моя… Ваше Величество, она не слышит!
— А ты поцелуй её — отозвалась Элора — В губы, как положено, да покрепче.
Иван наклонился к бесконечно любимому лицу, ощутив дыхание, лёгкое и чистое. Помедлил секунду и решительно припал к губам.
Губы Маши шевельнулись, и вдруг жадно перехватили его поцелуй, впились в губы Ивана. Глаза открылись, сверкнув зеленью, девичьи руки обвились вокруг Ивановой шеи.
— Ваня… Родной… Вернулся…
— Всё, забирай свою навку. Одежда для неё вот — королева попыталась встать, сморщилась и охнула — Чтобы я ещё раз… Магистр, пожалуйста, помогите встать пожилой измученной женщине!
Они сидели на короткой лавочке, вросшей в землю, в куцем огородике за домом, наблюдая, как Таэль и Диэль складывают «шланги» — неуловимо-короткое движение руки, и шланг сам сворачивается в правильную цилиндрическую скатку. Когда все «шланги» оказались скатаны, эльфы начали складывать их в люк своей капсулы — один подаёт, другой укладывает внутри шара. Иван вздрогнул — мимо него с металлическим лязгом протопала «вешалка», перед люком сложилась в нечто неожиданно компактное, и эльфы тут же загрузили это в люк.
Маша не смотрела на эльфов, и даже «вешалка» не привлекла её внимания — она смотрела на Ивана, только на Ивана и никуда больше. И он то и дело оборачивался к ней, ловя взгляд зелёных глаз, чем-то очень похожих на глаза королевы Элоры.
— Ты вернулся… Ты всё-таки вернулся…Ох, Ваня, знал бы ты, как мне без тебя тут было плохо… Знаешь, ведь маму немцы повесили, и меня хотели… Ваня, я так тебя люблю!
Внутри Ивана всё сжалось. Она ничего не помнит, с того момента, как её… Она ничего не понимает. Как она будет жить в этом мире?
Он снова встретил взгляд зелёных глаз — спокойный, уверенный, счастливый взгляд любящей женщины. Всё ерунда. Всё ничто против вот этого любящего, сияющего счастливого взгляда. Не знает — узнает. Не помнит — вспомнит. А и не вспомнит, не страшно — лишь бы не погас вот этот счастливый, любящий взгляд.
— Ваня, а кто эти люди? — соизволила наконец заметить Маша двух эльфов, собирающих своё имущество — Это твои друзья?
— Да, Машута, это наши друзья — твёрдо ответил Иван.
— Хм… Мальчишки совсем… Их в Германию угоняли? — вдруг выдала Маша.