Старомодная история

Сабо Магда

и храни, о Боже, короля родного,

славь в веках корону Иштвана святого.

Осуши ты слезы слепым и увечным,

дай венгерским нивам плодородить вечно,

дождичка дай пашням и садам плодовым,

дай отцов сиротам, мужей верных — вдовам.

Испытаний нам пришлось пройти немало:

в Польше, и в Тироле, и в карпатских скалах,

но везде, где наши храбрецы бывали,

у врагов они победу вырывали.

Меньхерт Киш подбирает куда более приятные и благозвучные выражения, чем «этот бестактный» Эндре Ади; то, что Элеку Сабо нравятся возмутительные, пораженческие сочинения Ади, пожалуй, единственное отрицательное его качество, но Белла, добрая душа, и этому находит оправдание. Ведь Элек Сабо еще в пору студенчества был членом дружеского кружка, сплотившегося вокруг Ади; конечно, все равно нехорошо, что он в восторге от таких стихов, как «Мезёхедешская война» или «Грех больших краж», — это и не стихи даже, а сплошные оскорбления; а когда этот Ади пишет о решете времени, трудно избавиться от неприятного чувства, что он имеет в виду нашу родину. Нет уж: кругом столько горя, столько знакомых, попавших в плен или погибших, — уж лучше читать Меньхерта Киша, а еще лучше Вертеши; [176] Дюла Вертеши по крайней мере не пишет об этой ужасной войне, в которой страдают даже те, кто находится в тылу, нынче даже богатая Белла Барток не может угнаться за стремительно растущими ценами, а что говорить о ее бедной подруге. Теперь, когда Ленке Яблонцаи готовится к новому браку и даже Мелинда вся сияет от счастья, Белла еще сильнее, чем прежде, ощущает свое одиночество и грустно играет на рояле положенные на музыку стихи Вертеши: «Никогда не быть нам вместе, он лишь в снах мне сниться станет, о любви грустить не стоит, пусть она, как сон, растает. Но душа никак не хочет про тебя забыть, мой милый, вкруг тебя она витает, словно лунный луч унылый…»

176

Вертеши, Дюла — венгерский поэт, писатель.

Ленке Яблонцаи во второй раз готовит себе семейный очаг, в который возьмет с собою не только неугасающую память о Йожефе, но и маленького сына, не понимающего, что вокруг происходит; мальчика поят лечебным бальзамом «Чина»: у него явное малокровие, да и нервы слишком слабые. Когда в «Пештских ведомостях» депутат парламента, полицейский инспектор и католический духовник в один голос восторгаются каплями Кёнига, на Ботанической улице всерьез обсуждают вопрос, не начать ли давать Белушке новое чудо-лекарство: всем было бы крайне неприятно, если бы рокировка супружеских пар натолкнулась на новые препятствия из-за болезненной реакции маленького Белы. Конечно, мальчик тих и боязлив по понятным причинам: взрослые заняты самими собой, а в кухне его развлекают столь же страшными историями, как в свое время маленькую Ленке на улице Кишмештер; не приносят радостных новостей и гости: почти каждый день кому-нибудь приходит траурное извещение, детские годы маленького Белы протекают под сенью мировой катастрофы, и, хотя благодаря подаркам Элека Сабо даже мировая катастрофа оборачивается для него лишь новыми игрушками, тем не менее до сознания мальчика доходит многое из того, на что родители его, взволнованные более всего своей судьбой, обращают мало внимания. А вокруг ощущается не только смутная напряженность, не только постоянное присутствие смерти, собирающей обильный урожай, — в жизни существует и радостное волнение, ожидание: каждый день в доме появляется посыльный из магистрата, от Элека Сабо. Посыльный приносит то цветы, то несколько свежеотпечатанных фотографий, то новые ноты, то игрушечный музыкальный инструмент для Белы, то какое-нибудь редкое домотканое изделие, необычную статуэтку, картину. Должно быть, у него много денег, думает Ленке Яблонцаи, раз хватает на такие вещи. Она приучает себя к сознанию, что скоро ей снова придется выполнять супружеские обязанности; неприятные предчувствия несколько смягчает мысль: все-таки этот Элек Сабо очень милый, обаятельный человек. Артистическая натура Ленке Яблонцаи нашла себе достойного партнера: ее будущий муж не только забавен, но и образован, умен, остроумен, чувствуется, что он прекрасно информирован — к нему сходятся не только городские сплетни, но и такие новости, которые широкой публике вообще недоступны; а как он умеет их хранить! Ленке Яблонцаи поражается каждый раз, когда ей приходит в голову: ведь ни просьбами, ни лаской, ни обидой его нельзя побудить рассказать что-либо такое, о чем он не хочет рассказывать.

Бела Майтени был рабом Ленке Яблонцаи, он делал все, что она желала, даже когда разлюбил ее; Элек Сабо смертельно в нее влюблен, но она не может заставить его сделать ничего, что противоречит его убеждениям. Звучит фортепьянная музыка; странная четверка показывается на людях ровно столько, сколько позволяет здравый смысл, — и дороже всякого золота стоит им теперь покровительство Бартоков. Ведь если Берта Томаноци принимает сразу Элека Сабо и Ленке Яблонцаи, Белу Майтени и Гизеллу Яблонцаи, значит, придраться тут не к чему, и даже самые злые языки не смеют строить никаких предположений на их счет.

Тем временем в парламенте идут долгие и раздраженные дебаты о пособиях для государственных служащих, об индемнитете, [177] о призыве в армию пятидесятилетних; страна способна с грехом пополам обеспечить снабжение населения лишь с помощью продовольственных карточек, увеселительные заведения в Будапеште закрываются не на рассвете, а в час ночи, вводится летняя поправка времени. Министр иностранных дел Франции подает в отставку, Бриан формирует новое правительство, Белла приходит в отчаяние, потом успокаивается: Антал Тичи дважды перенес — к счастью, благополучно — какое-то тяжелое желудочное заболевание. Царь отстраняет от дел генерала Рузского, Сазонов произносит большую речь о мире, сходят со сцены премьер-министр Горемыкин, министр внутренних дел Хвостов, атмосфера в рабочих пригородах России столь накалена, что из донесений полиции можно было бы точно предсказать события ближайшего будущего, если бы все внимание царя не было сосредоточено на военных сводках. Ленке Яблонцаи меняет одно свое украшение, полученное еще от Йозефы Хейнрих, на подвеску для часовой цепочки, чтобы и она могла подарить что-нибудь Элеку Сабо; Антанта требует возместить понесенные ею жертвы, английский премьер-министр заявляет, что Англия до тех пор не сложит оружия, пока Бельгия и Сербия не получат обратно все, что потеряли. Неожиданно, после недолгой болезни, умирает тетя Клари, расходы на ее похороны распределяют между ближайшими родственниками купецкой дочери, похороны обходятся в невероятно большую сумму. В Ирландии объявлено осадное положение, Сэр Роджер Чесмент [178] тайно перевозит оружие на родину, его хватают и отправляют на виселицу, тем временем Германия четырежды организует налет цеппелинов на Англию. Немецкие заявления звучат недвусмысленно: со всеми кораблями враждебных государств впредь будут обращаться как с боевыми судами; реакция Белого дома на это заявление весьма сурова: Америка угрожает вступить в войну. Ирен Яблонцаи переживает первое любовное разочарование, Пирошка же отвергает первого претендента на ее руку. Немецкий рейхстаг требует самого безжалостного ведения войны с помощью подводных лодок, войска Антанты высаживаются в Салониках, Эллада обещает сохранять нейтралитет, но разоружает вступившие на ее землю части. Мелинда посещает сестер, предлагая им мир, но без успеха, две старшие парки даже слышать не хотят о возмутительном четверном союзе и не желают знать, чем кончится это дело. Дети купецкой дочери снова ссорятся, как в доброе старое время, а тем временем злополучный замысел Конрада фон Хётцендорфа и Фалькенхайна в Верховной ставке германского командования двинуть войска из Тироля к Вердену нарушает относительное равновесие на восточном фронте. Муж Ольги ездит в села за продуктами, братья Майтени получают свою долю добычи, но ни Мелинда, ни Ленке не прикасаются к посылкам Ольги, зато усиленно кормят Белу-большого и Белу-маленького; обе впали бы в отчаяние, если бы сейчас, из-за ощутимо ухудшившегося снабжения, у Белы Майтени вновь произошло бы обострение болезни. Битва под Верденом продолжается с февраля по сентябрь, санитары, если им вообще удается добраться с носилками до полевого госпиталя, неузнаваемы от крови, по которой они идут, из убитых под Верденом солдат разных наций, можно было бы сложить гору — число жертв превышает миллион, — да и окрестности Добердо и Изонцо напоминают скорее бойню, чем боевые позиции. Мать Беллы организует кружок, в котором вяжут напульсники для солдат, сражающихся на восточном фронте, Белла помогает в работе и развлекает собравшихся женщин то музыкой, то чтением. В мае происходит самая ужасная морская битва первой мировой войны, Ютландское сражение, в тумане невозможно отличить свои корабли от чужих, летят торпеды, обломки, пули; под дождем, в пороховом дыму, среди языков пламени и расколотых надвое кораблей умирают и тонут тысячи и тысячи, немецкий генеральный штаб сообщает о 2414 погибших и 449 раненых, на потопленных английских кораблях служило почти десять тысяч моряков, из них немецкие эсминцы спасают сто семьдесят человек, остальные тонут в море или погибают еще на кораблях. Белушка Майтени и Белушка Тичи одновременно заболевают фолликулярной ангиной, матери встревожены, медикаменты достать трудно, на помощь снова приходит Элек Сабо: один из его зятьев — фармацевт. Середина 1916 года ознаменована крупными наступательными операциями, русские, совершив прорыв, занимают почти всю Буковину, а в июне. во Фландрии начинается продолжающееся до сентября сражение на Сомме; Элек Сабо просит городского инженера объяснить ему, как действует только что взятая на вооружение новинка, танк; тем временем Румыния тоже вступает в войну, румыны вторгаются в Трансильванию, Агнеш, сестра тети Клари, без всяких объяснений, без прощального письма кончает жизнь самоубийством, теперь из старой прислуги купецкой дочери жива одна Анна.

177

Здесь: предоставление правительству права до принятия нового годового бюджета распоряжаться финансами на основе бюджета предыдущего года.

178

Чесмент, Роджер Дэвид (1864–1916) — ирландский политический деятель, боровшийся за независимость своей страны.

К сентябрю Трансильвания снова свободна, трудности с продовольствием охватывают теперь уже не только Венгрию, хозяйственный баланс в мире нарушен морскими боями и взаимной блокадой. В воскресных приложениях газет смотрят на читателя разучившиеся улыбаться мужчины: АРТИСТЫ НА ПЕРЕДОВОЙ. Антал Салаи (потерял руку), Йожеф Беллак (потерял ногу), Йожеф Бартои (в русском плену). Рядом с изображением морского кадета Лайоша Вамоша в смокинге — крест, означающий геройскую смерть; Белла вдобавок к постной пятнице — мяса все равно не достать — придумывает, чтобы умилостивить небесные силы, новый обет: дабы получить мужа живым и невредимым, она согласна два дня в неделю не курить — а она заядлая курильщица. В газетах, среди портретов героев дня в Государственном собрании, сердито хмурится, поставив локти на стол, Каройи, у Раковски расстегнут воротник, словно он приготовился драться и заранее ослабил галстук. Белушка Майтени испытывает шок: на стене школьной уборной он обнаруживает неприличные рисунки и по памяти воспроизводит их дома; Ленке Яблонцаи в отчаянии: это конец света, неужто в ее бледном тихом сыне таится развратная натура его бабушки. Не назвавший себя специалист-метеоролог утверждает, что в 1916 году не следует ждать хорошего урожая, слишком много почвенных вод, да и значительная часть земель из-за нехватки рабочих рук осталась незасеянной. «Счастье еще, — пишет он, — что в 1915 году судьба была милостива к нам: хотя урожай был ниже среднего, но его удалось собрать полностью, и мы с высоко поднятой головой идем навстречу третьей военной зиме, трудные времена закалили нас, и если использовать урожай целенаправленно — выделив часть и союзникам, — то страна на год обеспечена основными видами продовольствия».

В 1916 году судьба не так благосклонна к Венгрии: в апреле выпадает катастрофическое количество осадков, в июне бушует циклон, в июле на поля обрушивается засуха и такой вихрь, что на площади в несколько квадратных километров разрушены все постройки, в Бечуйхейе остается триста погибших и раненых.

Дебреценская полиция в целях обеспечения населения продовольствием обещает принять эффективные меры и действительно вылавливает много спекулянтов, но черный рынок продолжает процветать; ситуация становится все безнадежнее. Ленке Яблонцаи регулярно получает продукты — их приносит посыльный, это тоже подарки. Растет число военнопленных, открытое в Будапеште бюро, защищающее права военнопленных и снабжающее информацией их близких, сообщает в газетах, что для переписки через Красный Крест с военнопленными, находящимися в известных или в неизвестных местах, вводятся открытки различного цвета. Элек Сабо интересуется у своей будущей жены, сколько же у нее, собственно говоря, братьев и сестер; услышав ответ, задумывается и спрашивает, где могут быть сейчас два ее младших брата. Вопрос жесток, Ленке Яблонцаи не думает о своих родственниках в Пеште. Во Фландрии идет воздушная война, под Ипром Антанта применяет газы, в битве на Сомме англичане и французы бросают в бой девяносто дивизий, из которых от пятидесяти вскоре ничего не остается. Об этом времени Агоштон Барток заносит в дневник следующее: «Первого декабря 1915 года зять мой, Антал Тичи, после строительства и сдачи в России и Польше железных дорог на конной тяге, перебрался для дальнейшего прохождения службы в Брод. 4 марта 1916 года в Будапеште у меня родилась внучка Ева Барток. Антал Тичи переведен в Скутари».

После того как умер отец, а вслед за ним и Мария Варади-Сабо, дебреценский осколок клана Сабо, Элек и его сестры, Гизелла, Берта и Ирен, держатся друг за друга. Гизелла выходит за Ласло Шами, у нее рождается сын, Берта и Иренке пока не замужем; в один прекрасный день брат сообщает им, что собирается жениться и хочет познакомить их с будущей золовкой. О том, как прошла встреча, я знаю из двух источников: мне рассказывала об этом матушка, и не однажды; затем, по моей просьбе, поведали о ней моя двоюродная сестра Мария и крестная моя мать, Ирен Сабо. Обе они утверждали, что до встречи сестры почти ничего не знали о матушке, кроме того разве, что это — та самая красавица, жена Белы Майтени, и с радостью думали о том, что через Элека попадут в родство с такой удивительной женщиной. По словам же матушки, первое общение было нелегким, и если бы не отец, пустивший в ход весь свой искрометный юмор, ухаживавший сразу и за сестрами, и за будущей своей женой, и если бы не ее еще на улице Кишмештер приобретенное умение найти нужный тон даже в трудные моменты, то результат мог бы быть совсем плачевным: ведь в эти четверть часа столкнулись лицом к лицу два столь различных мира. Сестры Сабо не походили ни на кого из тех, с кем матушка имела дело в своей жизни: она никогда еще не видела таких тихих, живущих только домом и друг другом женщин. Не то чтобы тетя Берта или будущая моя крестная мать, Ирен, не были достаточно светскими в широком смысле этого слова — Ирен к тому же, с ее трогательно тонкими чертами, была еще и красива, — нет, просто они смотрели друг на друга словно бы через толстое стекло. Матушка принесла с собой тон французских приемов Ольги Майтени и перенятую у Мелинды способность болтать о всех интересных событиях в городе — и, ища в то и дело прерывающемся разговоре новые и новые спасительные темы, прошлась по всему дебреценскому горизонту, — сестры Сабо лишь молчали, так что даже находчивость Ленке Яблонцаи в конце концов была исчерпана. Чтобы спасти положение, Элек Сабо открыл рояль и сыграл песенку из оперетты «Золотой дождь»: «Гвендолин, Гвендолин, проглоти-ка аспирин, не лекарство — красота, всех им лечат доктора. Гвендолин, Гвендолин, проглоти-ка аспирин, продается он в аптеках в порошке или в таблетках, Гвендолин, Гвендолин, проглоти-ка аспирин». Но и тут рассмеялась одна лишь невеста. Когда беседа кое-как возобновилась, выяснилось, что сестры Сабо вообще не знают тех людей, о которых говорила Ленке Яблонцаи, а если и знают, то не интересуются их личной жизнью, охотнее всего они проводят время у себя дома и, хотя любят Дебрецен, очень скучают по Кёрёштарче, по комитату Бекеш, по родственникам. Потом они лишь сидели и смотрели на матушку, словно к ним в окно вдруг залетела райская птица, а они до сих пор держали у себя лишь перепела.

От теток Сабо я никогда не слышала про матушку ничего, кроме похвал и восторженных слов, никто лучше, чем они, не знал, как преданно и смело она стояла рядом со своим легкомысленным мужем во всех его злоключениях, как уверенно держала штурвал того корабля, который, окажись он в руках их обожаемого, но такого изменчивого, импульсивного брата, пошел бы ко дну в какие-нибудь полчаса. Никогда от семьи Сабо я не слышала о матушке ничего, кроме самого лучшего, и все же с самого раннего детства я чувствовала, что их знакомство означало взаимное разочарование. В дружный, пуританский, кальвинистский клан Сабо попала вдруг католичка, воспитанная в монастырской школе и в семье ретивых католиков, разведенная женщина с болезненным сыном; матушку же одно лишь упоминание комитата Бекеш и отца ее будущего мужа, гениального пастыря, не только сохранившего, но и укрепившего разбросанные среди невенгерского населения венгерские реформатские приходы, заставляло вспоминать о том, что она так хотела забыть: Шаррет, семью Гачари, своего прадеда, летописца и проповедника; к тому же она не могла избавиться от недоумения, когда смотрела на этих странных девиц, которые, по их собственному признанию, лишь дома чувствуют себя в своей тарелке и не интересуются другими людьми. Матушка терпеть не могла сидеть дома; если она не получала приглашения, не могла пойти в общество или хотя бы пройтись в определенный час по главной улице, среди гуляющей публики, ей становилось не по себе; за три дня до своей смерти, восьмидесятитрехлетней старушкой, когда без моей помощи она даже по комнате пройти не могла, она сказала, что хотела бы выйти на аллею Эржебет Силади, только пусть ее кто-нибудь поддержит, хоть ненадолго, пока она сосчитает, сколько машин проезжает за пять минут в сторону больницы «Янош» и Будадёнде, и, спорим, она угадает, сколько будет среди них автомобилей красного цвета и сколько «шкод». Встреча прошла корректно; от отца я знаю, что матушка поздравляла его с такими сестрами, сестры — с такой невестой. Сестры Элека ничем не выдали, каким стихийным бедствием является для них тот факт, что Элек решил жениться. До сих пор они жили втроем, теперь останутся вдвоем и, очевидно, без поддержки Элека. Ну, да это неважно, лишь бы брат их был счастлив, и пусть господь поможет ему на его трудном пути.

Когда читаешь письмо Беллы от 29 мая 1916 года, становится ясно, что в течение года раздельной с Белой Майтени жизни матушка испытывала серьезные материальные затруднения. Чтобы прокормиться, она просит взаймы у подруги — Белла, как и обо всем прочем, сообщает мужу и об этом. Зная обстоятельства и ее характер, я уверена, что матушка плечом к плечу с Мелиндой все свои силы и средства обращала на то, чтобы у Белы Майтени было калорийное питание и хорошо протопленная комната: больше всего она боялась, как бы муж снова не заболел и развод не отодвинулся бы на неопределенный срок. Продукты, которые нельзя достать по карточкам, хорошие дрова — все это требует немыслимых средств; дыхание войны ощущается во всех сферах жизни; пресса не смеет приукрашивать действительное положение дел: «Мы закоченели не только телом, но и духом, видя, как сотни людей на лютом морозе часами стоят перед газовыми заводами и лавками, где торгуют топливом. Сколько людей стало жертвами порожденных войною трудностей, которых можно было бы избежать благодаря хорошей организации! Ужасы войны постучались и к нам, и мы — увы! — увидели на улице замерзших, увидели в нетопленой квартире превратившуюся в лед воду, увидели детей, умерших в выстывшей, ледяной комнате. Детская смертность приняла невиданные размеры, и, в то время как отцы и братья, защищавшие родину, гибли на поле боя, здесь, дома, жертвами войны становились их близкие. Страдания, через которые в эту зиму прошло главным образом неимущее население страны, останутся в памяти у всех нас. Погода в этом году, увы, была предельно неблагоприятной для картофеля, кукурузы, а также для грубых кормов». Отсутствие кредита и нехватка продуктов не только привели к росту цен: количественный дефицит вызвал снижение качества, жулики-интенданты, укрыватели продовольствия, аферисты и спекулянты вели собственную, частную войну. По мере того как становится все меньше товаров, стремительно растет преступность среди несовершеннолетних и женщин, недостаток мужчин в тылу ведет к разрушению семей, к падению нравственности. Со дня на день увеличивается число самоубийств, Будапештский суд по делам несовершеннолетних за третий год войны рассмотрел случаев преступлений на две тысячи сто пятьдесят восемь больше, чем за предыдущий год; военные власти держат на учете десять тысяч триста шестьдесят девять дезертиров, из них пойманы три тысячи восемьсот сорок два, на остальных объявлен розыск.