Старость аксолотля
Шрифт:
БОЛЬШОЙ: Вы не соизволили даже взглянуть на подготовленный нами график посещения.
ГОСТЬ: Я взглянул, но проигнорировал его. Я хотел, чтобы это стало неожиданностью.
БОЛЬШОЙ: Для нас тоже, как видите.
ДЕВКА: Но принцип вы знаете, верно?
ГОСТЬ: Слишком хорошо. Неужели этот ваш де Дур никогда не слышал о мадридской конвенции? Чертов Менгеле. Он уже сотни таких… «детей»… вырастил.
БОЛЬШОЙ: Словарь был в приложении. Мы называем их искусственными экстрасенсами. На сленге: откормыши. Не очень красиво; я не знаю, откуда это взялось.
ГОСТЬ: Откормыши. Боже мой.
ДЕВКА: Благодаря де Дуру и проекту «Лоно» космос открывается перед нами. А что касается мадридской конвенции – что вы скажете о китайских манипуляциях? У них счет идет миллионами.
ГОСТЬ: Соринка в чужом глазу…
ДЕВКА: Бревно. Целая Секвойя.
БОЛЬШОЙ: (кашляет).
ДЕВКА: Вас, как я вижу, не возбуждает картина покорения Вселенной.
ГОСТЬ: Я стар, мисс Алонсо, меня мало что возбуждает. И уж точно я не настолько извращен, чтобы радоваться чужим страданиям. Потому что все эти громко именуемые проекты зиждутся как раз на человеческих страданиях, скажете, нет? Что вы делаете с этими детьми, что вы делаете… что вы делаете с этими несчастными «искусственными экстрасенсами»…
ДЕВКА: Мы даем им жизнь. Они страдают? Может, и страдают, хотя де Дур работает над тем, чтобы сделать их органически счастливыми; но если они страдают, если они вообще что-то чувствуют, – то из-за кого?
ГОСТЬ: Вы знаете, капитан, когда мать гладит своего ребенка утюгом, прижигает его сигаретами, бьет током, морит голодом и истязает, у нее ребенка забирают, а ее саму сажают в тюрьму. Мне известны такие законы.
ДЕВКА: А вам известно средство под названием ServeViol? Скольким миллионам людей оно спасло жизни?
ГОСТЬ: Вы утверждаете…
ДЕВКА: Оно официально производится на орбите. На самом деле его делают из некого подобия травы, собранной в нескольких тысячах световых лет от нас. Вы удивлены? Я могу привести и другие примеры, но зачем, не в количестве дело, а у вас все это есть в бумагах, вы можете ознакомиться со статистикой в любое время. На каждого ребенка или откормыша, которому, по вашему мнению, причиняют страдания, приходятся миллионы спасенных от неминуемой смерти. А кроме того, это военная операция, господин секретарь. Когда вы стоите вместе со своим отрядом в арьергарде проигравшей армии, а противник наступает, закрывая путь отступления, то для спасения армии вы жертвуете полком, а потом вам дают медаль, а павшим воздвигают памятник и снимают о них фильм. Слава им, кричат. Но кто кричит? Живые.
ГОСТЬ: Это омерзительная логика. Во что вы верите: здесь, в Школе, и там, в «Лоне»? Во что?
БОЛЬШОЙ: В большее благо, господин секретарь, в большее благо. Ваш внук болен синдромом Маугсона, я не ошибаюсь? Мы как раз тестируем препарат, доставленный из другой части галактики. Возможно, он сможет исцелить Джорджа. Вы запретите ему давать это лекарство?
ГОСТЬ: Еб твою мать, Иникс!
ДЕВКА: Я извиняюсь за него.
Молчание.
ГОСТЬ: Только раскручивая весь этот бизнес, создавая первых «искусственных экстрасенсов», вы не знали, не могли знать об этих чудодейственных медикаментах…
БОЛЬШОЙ: Да, вы правы, это побочный эффект, случайные открытия – хотя и важные, согласитесь. Истинная же цель – это, как говорилось, «технологический мегапрыжок». Мы ищем инопланетные цивилизации, с которых мы могли бы безболезненно снять шкурку знаний. Мы, то есть США. Вы знаете историю гонки за атомной бомбой? Так что по сравнению с проектом «Самородок» Манхэттенский проект – это все равно, что изобрести английскую булавку при открытии теории относительности. Научные истины, к которым мы пришли бы через тысячи лет, машины как магические артефакты, сама наука как магия, воистину божественные силы. Для остального мира мы будем как Кортес для ацтеков: невообразимые силы, невообразимое оружие, невообразимая власть… Что бы это был за президент, который не подписался бы на что-то подобное? Давайте скажем серьезно; из нас троих политик – вы.
ГОСТЬ: А Школа…
ДЕВКА: Именно благодаря таким Пуньо мы будем снимать «шкурку».
ГОСТЬ: Почему вы выбрали для представления именно его? Вы его куратор, верно?
ДЕВКА: Не только его, но он самый «мягкий». Завтра он отправится на Транзитную станцию. Вы видели конечный продукт, если можно так выразиться.
ГОСТЬ: В этих стенах определенно возможно всё, так что выражайтесь, пожалуйста. Конечный продукт. Сирота, как вы сказали. Метис из Южной Америки. Почему именно он? Ведь и английскому его надо было учить.
ДЕВКА: Нам не приходится выбирать. Мы пришли к этому методом проб и ошибок. Эти полудикие дети трущоб просто обладают наибольшими шансами на успешную адаптацию, они самые…
ГОСТЬ:.. «мягкие». Что это значит?
ДЕВКА: Тоже сленг. «Мягкий», то есть умеющий ментально адаптироваться, приспособить свой разум к любым новым условиям, принять их также подсознательно – отсюда и дети. И чем меньше им лет, тем лучше. Оптимальный возраст – это десять, двенадцать лет, он представляет собой результат согласования двух противоречивых требований: максимальной впитываемости и пластичности ума и умственных способностей, интеллекта. Ни у кого старше больше нет шансов на такое инстинктивное и полное понимание Чужих. В конечном счете – прибегну к немного некорректной аналогии – мы легче всего изучаем языки в детстве.
ГОСТЬ: Но… неужели вы этого не понимаете? Это дети.
ДЕВКА: Дети. И что с того? Этот период жизни человека – детство – приобрел особое, почти метафизическое значение лишь несколько сотен лет назад. Раньше, на протяжении веков и тысячелетий, дети были просто людьми небольшого роста, временно умственно отсталыми, в силу своего возраста обладающими небольшим опытом, поэтому более уязвимыми; вот и все. Их не охраняли от мира, их не обманывали, не создавали для их нужд отдельную, ложную реальность детства, они жили в той же жестокой и безжалостной реальности взрослых. Вы рассуждаете по критериям девятнадцатого века. Пуньо научил бы вас. Детство – это искусственное состояние, вызванное неестественно роскошными внешними условиями. Пройдитесь по каким-нибудь трущобам.
ГОСТЬ: Вы в это верите?
ДЕВКА: Ну, это одно из стандартных оправданий. Они сами подсунули их нам. Мы принимаем эту теорию, потому что она согласуется с практикой. И теперь мы уже ограничиваем наш набор исключительно людьми с происхождением и биографией, как у Пуньо.
ГОСТЬ: Но в действительности дело просто в том, что такие дети легче подчиняются вашей воле, да?
ДЕВКА: Отнюдь. Именно они, эти Пуньо, способны вопреки всему сохранить свою волю. Волю, позволяющую им все вытерпеть, выжить и победить нас. И вероятно, даже гордость, насколько я могу судить. Другие отказываются сотрудничать, ломаются, им все равно, или они оказываются слишком инфантильными. Кроме того, это вопрос статистики. У нас должен быть достаточно большой выбор, чтобы выбирать действительно одаренных людей. Мы не можем похищать детей у матерей. Ведь закон есть закон, и мы действуем в соответствии с ним, в полном соответствии с действующим законодательством, господин секретарь. Таким образом, такие Пуньо идеально подходят для нас. По правде говоря, мы не совсем понимаем, почему именно они… как бы сказать…